елкие желания и только».
Младен презрительно улыбается.
«Захотеть по-настоящему, это значит иметь достаточно воли изменить себя, отбросить все ненужное, владеть собой, и все свои силы, ум и сердце направить на достижение цели. Твоя душа, тело, должны хотеть, должны гореть, жаждать того, что ты поставил перед ними. Быть готовым пожертвовать всем! И, наконец, умное, целесообразное проведение похода, следовать известному принципу, «все силы собрать в кулак»… Походишь на полководца, которому предстоит выиграть большое сражение, с той лишь разницей, что от самого тебя зависит много больше, чем от полководца. И, наконец, терпение. Выдержать все, не успокаиваться на достигнутом, не радоваться маленьким успехам, а упорно ковать большую победу…»
Это тебе не детские мечты!
«В никакую деревню я не вернусь! — продолжает он, и глаза его загораются торжествующим блеском. — Только здесь!»
Все это произошло вчера.
Его привела Марта, Младен знал, что за приглашением скрывалась Виолетта.
Он попал в просторный холл, празднично освещенный большой люстрой, обставленный легкой модной мебелью, с двумя картинами на стенах, выдержанными в пастельных тонах и громадной пальмой у окна. Во всем была некая холодная официальность, которая смутила его. Он был одет в хлопчатобумажные брюки и простую белую рубашку. Помогла бесцеремонность Марты. Она чувствовала себя, как дома.
Пока Младен осваивался, с трудом втягивая чужой воздух, пока с непонятным беспокойством разглядывал обстановку, ему вспомнились слова капитана, сказанные им утром, перед строем увольняемых в запас солдат.
«Будьте мужчинами!»
Полный решимости, он ждет. Рядом играет магнитофон. Одинокий голос грустит над чьей-то судьбой. Нет, ему не надо слушать такую музыку. Она разнеживает, порождает ненужные чувства, никак не вяжется с его стремлениями.
«Что тебе здесь надо? Зачем пришел сюда? Почему входишь в этот чужой тебе мир? Чтобы смутить его, потревожить, использовать в своих целях?» — спрашивали звуки.
— Ты что-то невесел! — заметила Марта.
Он не ответил.
Тогда она заговорила об Иване. Младен знал, что она навещает его в больнице. Любовь это или просто увлечение? Ему казалось невероятным, чтобы такой серьезный человек, как Иван, увлекся Мартой. И все же у обоих есть что-то общее…
Дверь открылась. Быстрыми, уверенными шагами к нему приблизилась Виолетта. Младен встал, пожал протянутые маленькие ручки, немного задержал, ощущая их трепет.
Виолетта была очень оживлена. От ее печальной скованности тогда у Марты не осталось и следа. Она ждала его с нетерпением.
Почему он не пришел? Ведь обещал, а не пришел. Она не примет извинений! Он должен загладить чем-то свой поступок! Наверное, ему не нравится музыка?
— Дай ему послушать марш! — язвительно сказала Марта.
Даже в черных очках Виолетта была очаровательна, даже со своим неизменным выражением лица, словно непрерывно прислушивалась к чему-то. Вряд ли есть у кого, такие выразительные губы! Они говорят все, чего не могут сказать глаза.
Голубое платье, золотые босоножки, золотой пояс… Интересно, как она представляет себе золото?
Девушка села рядом с ним. Ее высокая грудь быстро поднималась и опускалась.
Марта отложила журналы в сторону и тоже подсела к ним. Никогда до сих пор она не видела свою подругу в таком настроении.
«Влюблена на все сто! — подумала Марта. — И в кого? В этого бездушного комбинатора. Кто знает, каким его рисует ее воображение?»
Младен уловил эти вопросы и сам себе ответил:
«Я не виноват».
Виолетта расспрашивала гостя, как он провел последние дни. Страшная ли была перестрелка? Как чувствует себя его друг? Она хотела бы навестить его в больнице! Рад ли он окончанию срока службы и, что ему снилось ночью?
Младен не знал с чего начать и о чем говорить. Серьезный, важный разговор должен был состояться только после прихода ее отца — директора, а до того момента ему не следовало разбрасываться мыслями и расходовать силы.
Положение спасла тетя. Она сразу же бросилась к нему, сердечно обняла, поцеловала (как ни досадно это было Младену) и начала болтать о привычке брата опаздывать. С неистощимым женским любопытством она расспросила Младена о перестрелке. Это было серьезное испытание.
«Хотят проверить мою искренность», — подумал он.
Младен рассказал обо всем так, что слушатели восхитились им. Даже Марта начала смотреть на него по-иному. Виолетта время от времени перебивала его, интересовалась подробностями, делая это тонко и с таким тактом, что он даже удивился. Младен остерегался, как бы не сказать лишнего. Самые хорошие вещи говорил об Иване, потом о Саше, начальнике караула Стоиле, а о себе почти ничего.
Виолетта даже запротестовала. Младен понял, что у нее уже есть определенное, свое представление о нем, очень хорошее, очень лестное, очень обязывающее. Ему стало ясно, что его поведение должно быть и впредь таким, чтобы это представление о нем прочно утвердилось в ее сознании. Он понял также, что девушка не знает жизни так, как знает ее он, но в то же время констатировал и нечто общее между ними — оба они отбрасывают все побочное, стараются проникнуть в суть явлений. Он заметил, что ее волнует только сущность, но не и связанные с нею обстоятельства.
Он постарался скрыть от нее свое намерение обосноваться в городе. Он предпочитал, чтобы Виолетта уговаривала его остаться здесь, предлагая ему дружеское содействие и помощь. Младен с удовольствием предоставлял ей роль своей покровительницы. Так и получилось. Виолетта долго и с увлечением говорила ему о преимуществах города перед родным краем Младена, снова демонстрируя свою удивительную осведомленность. С детской наивностью она рисовала ему картины здешней жизни, которые, по ее мнению, должны были его привлечь. Время от времени от позволял себе осторожно возражать. Марта улыбалась. Хитрая игра Младена и наивность подруги развеселили ее.
Вдруг ему стало как-то неудобно, неловко. Он обвел взглядом гостиную, девушек, болтливую тетю… и, кто знает почему, ему вдруг вспомнился случай с горбатой Пенкой, его односельчанкой.
Он учился с ней в одном классе. Дело было зимой. Однажды они возвращались из гимназии. Девушке трудно было без посторонней помощи спуститься по обледеневшей тропинке, и она попросила Младена помочь ей. Он притворился, будто не слышит ее. Нарочно постарался отстать. Младен считал для себя зазорным идти с ней рядом, опасаясь, что люди, увидя их вместе, подумают, что между ними что-то есть. Беспомощная девушка заплакала. Начала спускаться сама, отчаянно махая руками, чтобы удержаться на ногах. Младен с беспокойством наблюдал за ней и видел, как она покатилась вниз, упала в сугроб. В этот момент он заметил неподалеку директора гимназии и сразу же подбежал к плачущей девушке, помог ей подняться. Она всхлипывала от пережитого страха, но увидев директора, все поняла. Сжав губы, она резким движением отстранилась от Младена и посмотрела ему в глаза таким взглядом, что у него мурашки забегали по телу. Во взгляде ее можно было прочесть отвращение, ненависть и презрение, которое словно обожгло его, оставив неизгладимый след…
До полуночи он беспокойно вертелся тогда в постели и спрашивал себя:
— Не подлец ли я?
И что самое ужасное, на следующий день директор вошел в класс и перед всеми похвалил его за товарищеский поступок… До самого конца учебного года он не смел после этого взглянуть Пенке в глаза.
И это было самое неприятное чувство, какое он когда-либо испытывал…
Ему захотелось извиниться и уйти.
Однако пришлось остаться.
Вошел директор. Младен часто видел его на заводе, но теперь ему показалось, будто это совсем незнакомый человек. Это был уже не строгий, властный директор, с суровым лицом воина…
Отец.
Темные глаза смотрели кротко, страдальчески улыбаясь. Голос был тихий, полуласковый, полуиронический, словно он подсмеивался над собой. Только взметнувшиеся крыльями брови внушали другие чувства.
Он вопросительно взглянул на Младена. Парень смутился и это было в его пользу.
Директор обнял дочь, поцеловал в голову и шутливо спросил Марту:
— Что слышно нового насчет фотонных кораблей?
Девушка присвистнула.
— Я прочла очень интересную статью… — с удовольствием подхватила она тему.
Виолетта вся повернулась к Младену.
«Нравится тебе мой дом, мой отец, обстановка?» — спрашивала она.
Младен должен был что-то сказать. Чтобы не сочли его невеждой. Но что? Он не имел ни малейшего представления о фотонных кораблях, и что бы он не сказал — эта Марта сразу поймет, что его интерес фальшив.
Рассказал, как неудобно почувствовал себя в штатском. Переоделся и не мог себя узнать. Разговор сразу же стал общим, забавным.
Директор в свою очередь рассказал о своих веселых приключениях, то и дело посматривая на Младена, и притом, как тому показалось, благожелательно.
Во время ужина он часто обращался к Младену, расспрашивал его о военной службе. Гость отвечал кратко, ясно. Какой дисциплинированный и честный парень! Хозяин хорошо отозвался о его командире роты.
«Побольше бы таких людей!» — воскликнул он, и лицо его приобрело особенное выражение — высшая похвала капитану.
«Очень любит дочь! — сказал себе Младен. — Это нужно иметь в виду!»
— О чем вы думаете? — улыбаясь спросила Виолетта.
— Никак не могу освоиться, — ответил он. — Вчера было одно, сегодня другое.
— Вы не стесняйтесь! — сказала Виолетта. — Почаще заходите к нам!
И, обращаясь к отцу:
— Папа, получится из Младена рабочий?
— Все зависит от него самого! — ласково ответил директор, словно не подозревая, как важен его ответ для гостя. — Хоть завтра может поступить!
Младен взволновался. Он с нетерпением ожидал этого и был рад, что все обошлось так просто и естественно.
— Благодарю вас! — промолвил он с непривычным для себя стеснением.
— Это за что же? — воскликнул директор. — Если не я, то вас другой возьмет! В нашем городе нехватка рабочих рук!