— Пальцы, как пальцы! — сопит он. — Как у жестянщика! — и сразу же повышает голос. — Вы, молодые, ничего не понимаете! Годы проходят, мне уже пятьдесят пять. Когда уйду, у кого научитесь ремеслу? У кого? Все портачи. Такими они и останутся! Может, и вы мечтаете о фраках и парадах? Нет, дорогой, кончено с этим! Пошумели, помитинговали, хватит! Теперь работать надо. И не кое-как, а крепко! — Мануш ожесточается, голос его хрипит, он весь волнуется. — Некоторые думают, что при коммунизме потекут молочные реки, что люди будут разъезжать на машинах и кейфовать. Ошибаетесь, милые! При коммунизме придется работать. На совесть. Каждый должен будет что-нибудь создавать, ценное для всех. Так будет справедливо, так я понимаю коммунизм!
Мастер умолкает, тяжело дыша. Младен выслушал его с почтительной улыбкой на лице. Он похож на покупателя, который давно уже выбрал себе товар и теперь только из вежливости выслушивает советы продавца.
После второй рюмки мастер переходит на другую тему. Рыба. Ведь он завзятый рыболов и охотник.
— Но не из тех горемык! — предупреждает Мануш.
Завтра вечером он пойдет на рыбалку. А в воскресенье — на охоту. Если Младен хочет, то он может взять его с собой.
Младен говорит, что уже давно мечтает о вылазке в горы и, если они будут только вдвоем, то он ничего не имеет против.
Мастер удивленно смотрит на него.
— Вдвоем, так вдвоем! — весело восклицает он.
Младен задумывается над тем, что скажет Виолетта. Ведь в воскресенье он приглашен к ним. Что ж, поохотиться с мастером дело поважнее — таковы обстоятельства. Бывшему ефрейтору ясно, что при мастере вакантно место друга, приятеля.
Мануш допивает ракию и ставит стопку на столик кверху дном. Затем откидывается на спинку стула и смотрит на озеро.
Снова молчание.
Наблюдательность подсказывает Младену — пора уходить.
— Спокойной ночи, мастер!
Мануш кивает в ответ.
Уходя, Младен слышит, как мастер разговаривает сам с собой:
— Царь Калоян разбил крестоносцев и взял в плен их предводителя Балдуина, а царь Мануш сделал из железа озеро…
Выйдя на аллею, Младен ускоряет шаг. Он возбужден, чувствует прилив новых сил. Даже боль раны присоединяется к ощущению полного удовлетворения тем, что нечто важное доведено до благополучного конца.
— А теперь, — говорит он себе, — необходимо: во первых, так сблизиться с мастером, чтобы он дышать без меня не мог! Во-вторых, чтобы никто не догадывался о нашей дружбе — ведь будут завидовать, а от этого пользы мало. В третьих, не допускать слишком большой близости, не интимничать, а держаться на расстоянии. Так наша дружба будет длиться долго! И в-четвертых — пальцы!
Он смотрит на свои пальцы!
— Все переломаю, но будут они у меня, как у Мануша!
Младен живет в небольшой комнатушке на чердаке. Вместо кухни у него чуланчик. Зато в его распоряжении огромная терраса, которая занимает добрую половину крыши. Эта терраса — главное богатство его квартиры. С нее виден весь город. Как она напоминает бывшему ефрейтору старую скамью на вершине альпинария в городском парке! Днем с огнем не найдешь лучшей квартиры. Отдельный вход, далеко от центра, сам себе хозяин.
Когда поднимается по лестнице, Младен ступает совсем бесшумно. Никто его не слышит. Недаром хозяйка, пожилая женщина, у которой сын холостяк, говорит, что Младен самый тихий человек на свете.
Обстановка в комнате вдохновляющее проста. Раскладушка, этажерка с книгами, грубый кухонный стол, ящик с посудой. Белые стены, маленькие окна, водопроводный кран.
Младен решил провести зиму без печки.
Единственное, что украшает эту спартанскую обстановку — ночная лампочка, на абажуре которой нарисован красный верблюд.
«Эта квартира напоминает мне, что я есть и кем должен стать!» — сказал себе как-то Младен.
Смотрит на огни города, на горы.
— Крепость Мануш — взята! — говорит он вслух, словно рапортует кому-то.
16
Меня не интересует завтрашний день. Проживу как-нибудь, не считая дней! Мне до вас дела нет, и вы не трогайте меня!
Этот деревянный домик похож на оставленный здесь атрибут старинной сказки. Может быть, некогда в домике звучал приятный жиденький смех добрых бородатых гномов, обладавших исключительными чудодейственными способностями. На маленьком очаге они приготовляли свои таинственные снадобья, с помощью которых возвращали прежний облик людям, превращенным злыми духами в свиней и ослов.
Но сказка кончилась и добрые гномы исчезли. Вместо них, в домике появились не избавившиеся от злых чар люди. Они не носят бород, а смех их отнюдь не жиденький и не совсем приятный. Все же им нельзя отказать в известных способностях. Вместо волшебных снадобий, они на том же очаге приготовляют кипяченую ракию. Благовоние спиртных паров и запах крепкого табака воцарились в домике сразу же, как только первые обитатели более новых времен нацарапали на потолке свои имена.
«Вава, Репо, Тотако и Сояро — грозная сила!»
У каждого, прочитавшего эти письмена, наверное, мороз пробегал по коже при мысли, что он осмелился войти сюда без разрешения. Пожалуй, пиратское судно не внушает такого страха, как этот романтичный домик в березовой роще, построенный местным городским советом. Недаром неграмотные в педагогическом отношении родители пугают своих детей: «Если не будешь слушаться, я тебя отправлю спать в домике!» При таком предупреждении и самый непослушный ребенок становится совсем кротким.
Однако Вава, Репо, Тотако и Сояро отошли уже в область преданий. Оставив свои имена на тысячах деревьев и столбов, они покинули домик и двинулись по дороге избавления от злых чар.
Ныне на стенах видны, выведенные дегтем, новые имена — Сашо, Сандо, Бандера и Кокки.
В этот послеобеденный час под каждым из означенных имен сидит его носитель. Они заняты своим ежедневным серьезным делом — играют в карты.
Любители правильных геометрических форм, пожалуй, не смогли бы сдержать своего восхищения при виде головы Кокки. Она приближается к совершенству футбольного мяча, с которого на вас смотрит пара улыбающихся круглых глаз, точно таких, какие рисуют первоклассники, изображая солнечный лик. А губы Кокки природа явно позаимствовала из какого-нибудь болгарского мультипликационного фильма. Ко всему этому совсем естественно приклеены маленькие ушки, от которых не отказалась бы любая капризная красавица. Спадающая на лоб прядка русых волос дополняет выражение детской наивности лица последнего представителя четверки.
А голос! Его ясная металлическая интонация так респектабельна, что недавно кто-то совсем серьезно (вероятно учитывая соображения гармонии) внес предложение настроить клаксоны городских автомобилей под голос Кокки.
Тра-та-та! Тра-та-та! Та-та!.. — напевает Кокки, раздавая карты с завидной сноровкой.
Для всех людей на земле (как и с точки зрения языкознания) игра в белот, прежде всего, действие. Для нашей же четверки — она скорее состояние, какой-то транс, который может продолжаться целые сутки без перерыва, а то и больше. Тут заметим, что проявление индивидуального характера каждого представителя четверки в этом состоянии совсем не таково, как в жизни.
Спокойный и самоуверенный, лучезарный Сашо превращается в сварливого полусклеротичного пенсионера — с дрожащими пальцами и сиплым голосом, с искаженной от приятных чувств физиономией.
Флегматичный Пепи сразу же преображается — становится расторопным, словно молодуха. Он зорко следит за картами, подсчитывает, хитрит, старается не выпускать инициативу из своих рук.
Маленький, шустрый, всегда находчивый Кокки колеблется, медлит, пытаясь разобраться в сложных комбинационных противоречиях, возникающих перед ним.
Однако наиболее поразительная перемена происходит с Верзилой.
Как личность, Сандо Верзила — никчемный молодой человек, как грузчик на заводе — отменный лентяй, как сын своих родителей — заблудшая овца, но как игрок в белот, Сандо Верзила — непревзойденный мастер, достигший совершенства гения. Он и психолог, и философ, и стратег, и тактик, и герой. В любой момент игры Сандо Верзила может безошибочно сказать, у кого какие карты на руках и кто с какой карты пойдет. Осторожно выполненный поперечный разрез полушарий его головного мозга наверное обнаружил бы совершенный механизм — прототип будущей кибернетической машины для игры в белот.
Сейчас он делает свой излюбленный жест — раскрывает карты.
— Вам очко, нам пять! — говорит он, записывая результат первой игры.
Противники не возражают.
Ставка обычная — побежденные должны взять корзину и отправиться на ближайший виноградник и «взять» немного винограду. Банк имеет скорее символическое значение.
— Где корзина? — Кокки бросает на партнера взгляд, полный безнадежности.
— Не торопись, — говорит Бандера. — Сейчас мы им покажем.
Страсти разгораются.
— Козырь! Козырь! Козырь! — ревет Бандера, задыхаясь.
В наступившей паузе, холодным душем, вылившимся на головы противников, действует спокойный голос Сандо:
— Остальные взятки наши!
Снова сдаются карты.
— Козырь! Козырь!..
Козырь! В течение последних десяти дней это наиболее часто употребляемое здесь слово. Если бы слова подлежали износу, то сегодня оно звучало бы примерно так: «хосырь, хосырь»…
Казалось, проигравшим вот-вот удастся отыграться.
Лица Бандеры и Кокки озаряются торжествующей улыбкой, но не надолго. Только до того момента, когда Сандо Верзила произносит тоном судебного исполнителя:
— Берите корзину! — У него на руках четыре валета.
Бандера плюет с досады.
Сашо смеется.
Кокки ложится на лавку.
Сражение, продолжавшееся пять часов, окончено. Друзья возвращаются к житейским проблемам. Во время отдыха обмениваются новостями.
— Загнал? — спрашивает Бандера.
— Нет, собираюсь бабушке подарить! — иронично отвечает Кокки.