Иван молчаливо его выслушал и ему показалось, что года два тому назад и он бы так поступил.
Еще будучи студентом, Ружицкий слыл фантазером. Болезненно нервный, с острым умом и кипучей энергией, не позволявшей согнуться его туберкулезному телу, студент Ружицкий, внук болгарки и поляка, предпринимал самые невероятные исследования, ополчался на незыблемые теории и правила, уличал профессоров в догматизме, выдвигал и сам опровергал новые гипотезы, порою до смешного наивные, порою удивительно серьезные и глубокие. Словно весь он был соткан из нервов, из непокорности и страсти.
Здоровье Ружицкого тогда еще не было таким расшатанным, однако он никогда не обращал внимания на болезнь, и последствия не заставили себя ждать.
— Тебе нужно лечиться! — сказал ему Иван после острого разговора.
— Это мое дело! — сказал Ружицкий.
— И наше! — спокойно добавил Иван.
Ружицкий вскипел:
— Кто ты такой! Чего тебе надо! Зачем ты пришел ко мне? Уж не думаешь ли ты занять место Хаджикостова? Может быть плетешь какую-то сеть и меня пытаешься завлечь в нее! Шантажируешь?!
Иван присел на его неоправленную кровать.
— Угости сигареткой!
Ружицкий с чувством брезгливости подал ему пачку.
— Сейчас тебе объясню, — Иван смотрел прямо ему в глаза. — Давай сначала проследим твою историю. Первым делом, ты являешься в институт, первым проходишь по конкурсу и приступаешь к работе. Добиваешься бесспорных успехов, делаешь интересные публикации и ничто другое тебя не интересует. И вот, в один прекрасный день ты с удивлением констатируешь, как к твоей исследовательской работе пытается примазаться бездарный тип. Это второе. В третьих, вместо того, чтобы обратиться куда нужно, рассказать о гнусном предложении Хаджикостова и Неделева, разоблачить негодяев, ты хлопаешь дверью и покидаешь институт, разумеется, опять таки во имя своей работы! Конечно, я согласен с тобой. Иногда приходится хлопнуть дверью, чтобы сохранить собственное достоинство, но в данном случае ты поступил по-детски.
— Что ж мне по твоему, устраивать митинг?
— Не перебивай меня! Ты уходишь, а негодяи остаются! Ты продолжаешь свои исследования, и они тоже продолжают свое дело, избирая объектом своей атаки кого-нибудь другого, скажем меня, а потом принимаются за следующего и т. д. Выходит, что тебе совершенно безразлично все, что стоит вне твоей личной деятельности! Значит, в институте могут продолжаться прежние безобразия, а ты даже пальцем бы не пошевельнул, если бы тебя случайно не задели! После всего этого, мне ясно только одно — ты должен вернуться в институт! Это твой гражданский долг!
Ружицкий молчал.
— Очень хорошо понимаю тебя, — продолжал более спокойно Иван. — И я тоже, еще месяца три тому назад, думал, что кроме жены моей ничего другого на свете не существует. Ничего не мог представить себе без нее. Она и только она! С ума сходил по ней! А сейчас мне даже неудобно вспоминать об этом…
Ружицкий зашагал по комнате.
— А если нам не поверят? — спросил он. — Если подумают, что мы лжем? Если их покроют приятели.
— Никто не посмеет их покрывать! — сказал Иван. — Кто попробует, тому придется убраться вместе с ними!
— Я чувствую себя больным, — хрипит химик. — Не хочется терять драгоценное время, кто знает сколько я еще проживу. Поэтому я избегал всего, что отвлекало меня от работы! Не подумай только, что я испугался кого-либо или решил молчать. У меня просто не было времени!
— У тебя будет достаточно времени работать и жить! — сказал Иван.
— Едва ли! — Ружицкий вымученно улыбнулся.
— Почему ты не женишься? — неожиданно спросил Иван. — Думаю, что жена только помогла бы тебе!
Химик захохотал.
— Жена! — восклицает он. — Жена мне поможет! — Он весь трясся от истерического смеха.
— Жена! Жена!
— Да, — подтвердил Иван. — Женщина, которая наведет порядок в этой алхимической гробнице, поможет тебе в работе, будет заботиться о тебе, а самое главное, ты не будешь чувствовать себя одиноким.
— Ты говоришь глупости! — оборвал его Ружицкий. — Даже если все это так, то где это ты найдешь такую порядочную жену! Все они одного поля ягоды! Или у них есть профессия, и тогда они интересуются только делами своей карьеры, или же это просто ленивые франтихи.
— В другой раз поговорим об этом. Итак, тебе нужно прийти на собрание и вернуться в институт!
Он появляется в зале, одетый в старый поношенный костюм. Бледный. Присутствующие крайне удивлены. Неужели Ружицкий вернулся? Это невероятно! Валится на первый попавшийся стул и смотрит в потолок.
Пришли Колманов и Бенчев. Оба они неспокойны, о чем-то перешептываются, наклоняя голову друг к другу.
Иван смотрит на часы. Еще пять минут. Придут ли другие? Или просто обещали так, чтобы отделаться? Как быть в таком случае?
«Протоколы, — решает он. — Они сделают свое дело».
В дверях показался второй секретарь районного комитета партии Богданов. И сразу же за ним — сам начальник отдела министерства, Ралев.
Богданов, улыбаясь, окидывает взглядом людей в зале, кивает знакомым и, не здороваясь, садится впереди, рядом с профессором Пеевым.
Третьего дня он сказал Ивану:
— Спокойствие, юноша, не горячись! Смотри как бы тебе не изувечили и вторую руку! — и засмеялся. — Я приду на собрание!
Иван ушел от него с надеждой.
С Ралевым было хуже. Он отказался присутствовать на собрании. Иван настаивал, не считая нужным пускаться в излишние объяснения. Ралев колебался.
— Вы должны прийти! — закончил Иван. — Иначе все подумают, что и вы замешаны в этой истории!
Ралев почувствовал себя задетым и сказал, что придет. Иван тогда опасался, что Ралев позвонит Хаджикостову и тот отложит собрание с тем, чтобы оказать нажим на некоторых людей. Но этого не произошло. Ралев оказался на высоте положения.
Хаджикостов в новом великолепном костюме, в очках в роговой оправе, сдержанно поздравляет двух гостей. Он или ничего не подозревает, или просто уверен в себе. Подле них юлою вертится доктор Неделев. Он восторженно говорит что-то Ралеву. Кто знает, какую чушь порет он начальнику отдела — наверное о новых идейных направлениях в нашей науке, новых методах… «Вот мол, какой я умный, как много знаю, и как это вы до сих пор не заметили меня, не оценили по достоинству!»
Пеев пыхтит на своем мосте. Очевидно, он нервничает. Не выдерживает и говорит что-то Неделеву. Тот умолкает и удаляется.
А вот появляется и покровитель Хаджикостова — товарищ Лачов. Весьма внушительная личность, перед которой бледнеет даже сам, весьма представительный Хаджикостов. В сравнении с ним Богданов похож на мелкого служащего, а Ралев — на деревенского мужика. Лачов — член нескольких ученых советов — пользуется авторитетом, как серьезный и деловой человек.
Он здоровается со стоящими подле него, другим кивает и подсаживается к Богданову и Ралеву, как старый приятель.
Лачов рассказывает что-то смешное. Богданов от всего сердца смеется, а Ралев улыбается, но только из приличия — он явно встревожен.
Приходит еще несколько «внешних» членов ученого совета, двое профессоров, доцент, старшие ассистенты.
Якобы непреднамеренно, кокетничая своей высокой грудью, рядом с ними садится молодая супруга директора. Иван замечает иронический взгляд Богданова, отправленный в ее сторону — «Да, молодые жены старых профессоров!»
К Ивану подходит взволнованный Василев — секретарь партийной организации.
— Дойчинов, — говорит он ему тихим умоляющим голосом, — будь осторожным! Присутствуют важные гости, перед ними нам нужно держаться, как подобает!
— Вот именно, и я тоже так думаю. Нам нужно держаться, как подобает! — улыбается Иван и думает, не годятся в секретари слабые и благовоспитанные люди и, что Хаджикостов и иже с ним, не случайно выдвинули на эту должность застенчивого, мягкотелого Василева. На такой работе должен был бы быть совсем другой человек, например такой, как капитан!
«Если бы секретарь партийной организации был капитан, то ничего подобного не случилось бы. Он даже представить себе не может такого положения при капитане!»
Зал полон. Закрыли двери. Председательствует старейший научный работник. Он открывает собрание и объявляет повестку дня.
«Отчетный доклад и обсуждение состояния научной работы института за отчетный период!»
На трибуне Хаджикостов. Выпятив грудь, он оглядывает зал, отпивает воды из стакана, открывает папку и пренебрежительно морщится. «Это ниже моего достоинства, ну так уж и быть — ради вас!»
Начинает спокойно читать своим ясным звонким голосом.
Иван невольно подумал, сколько неуверенности и страха скрывается за этим внешне уверенным голосом.
Вступительная часть доклада стереотипна. Внутреннее и международное положение, последние достижения советской и мировой науки, успехи в космосе, тенденции в развитии отечественной науки. Специфика возглавляемого им института и его значение для народного хозяйства. Особо подчеркивается, что ввиду своей специфики институт играет роль моста, связывающего теорию с практикой, и одностороннее рассмотрение деятельности института «как такового» было бы неправильным. В разделе «Наши задачи» Хаджикостов зачитывает почти целое постановление, принятое еще со времени основания института.
До сих пор в докладе чувствуется логика, спокойствие, уверенность. Настоящий «академический» доклад.
Но вот начинается разбор деятельности секций и научных тем. Еще во вступительной части доклада, Хаджикостов объявил о своем намерении сделать острую, бескомпромиссную критику деятельности секций и дать им «беспристрастную» оценку.
Напрасно Иван ждет услышать нечто похожее на критику или оценку. Зал сотрясается от фейерверка похвал и дифирамбов. Состояние секции доцента Николова «многообещающее». Перед секцией доцента Митрофанова открываются «широкие перспективы»… Остальные секции заняты разработкой «интересных проблем» или «проблем, тесно связанных с практикой»…
Подобные этикетки приклеиваются и к отдельным темам — произвольные, фальшивые. Анализ подменен фразеологией, лишь бы только показать: как сложна, невероятно сложна специфика научной работы; сколько времени приходится ждать, чтобы порой добиться совсем незначительных результатов; как ошибаются те товарищи, которые полагают, что легко сделать научное открытие или обыкновенное исследование, что только будущее даст ответ на вопрос, каковы результаты проводимой институтом углубленной научной деятельности.