Но почему он не ляжет? Ведь все в порядке. Ничего не потеряно. Он по-прежнему начальник участка, а когда переедет в С, то станет начальником производства, что равносильно должности заместителя главного инженера, а это равносильно многим другим приятным вещам…
Кто-то опустил потолок его комнатки совсем низко, до самого рта, до уровня груди. Потолок давит на него.
Кто-то соскреб со стен штукатурку. Человек среди извести.
Кто-то закрыл от него мир плотным черным покрывалом ночи, чтобы оставить его одного.
Кто-то оставил зажженной лампочку с противным «красным верблюдом», чтобы он увидел все…
А еще вчера все было совсем по-другому. Вчера… Сашо рассказывал о своей свадьбе с Данче, интересовался, кто и что ему подарит. Иван обещал сервиз — полный комплект на двенадцать человек. Младен собирался подарить ему кухонный буфет. Сашо сказал, что они должны сделать какой-нибудь подарок и дочери Данче, так как он хочет ее удочерить. И еще, что им придется написать письмо инспектору Барову, и дать ему совет вести себя прилично. Это письмо подпишут «начальник участка» и «начальник лаборатории». Ведь инспектор Баров очень любит титулы и громкие звания. Но ни в коем случае не следует писать, что сын его маляр и карабкается по лестнице с ловкостью обезьяны, а что он «специалист седьмого разряда».
Сашо был готов болтать до полуночи, если бы не явился капитан. Сославшись на бессонницу, капитан сказал, что пришел проведать ребят.
— Если немного потеснитесь, и я бы прилег с вами! — сказал он им.
Младен был рад, что капитан считает их такими близкими и любит их.
Потом заговорили о звездах. Иван рассказал о звездной материи, которая имеет невероятный вес. Наперсток такой материи весил бы на земле много тонн. И они удивлялись. Потом о двойных и тройных разноцветных звездах. Иван сказал, что если бы вокруг этих звезд существовали планеты, то жизнь на них была бы просто невообразимой, фантастической…
И тогда южный ветер свистел в трубах, и тогда чувствовалась весна.
— Наша третья весна! — воскликнул капитан.
А Младену хотелось сказать: «Пусть весна всегда будет с ними!»
Вчера он еще не знал о прибытии человека из С., которого специально послали за Младеном.
Позавчера вечером он был с Виолеттой. Взял ее из дому и они направились вверх, к горам. Снег таял, и кругом была грязь. Однако у нее было прекрасное настроение, она прыгала от радости. Записала на магнитофонную ленту какую-то лирическую поэму и выучила ее наизусть. Декламировала и целовала его. А Младен думал, какой она замечательный человек, что, несмотря на слепоту, держится стойко. Его влекла к ней ее нежность, упоительно сладостная, привлекла чувственность движений, ее наивность…
И она знала, что приятна ему, и радовалась этому, На обратном пути он перенес ее через ручей. Она резвилась в его руках, и они чуть не упали в воду. Потом… Было хорошо…
Пожалуй, лучше всего он сделает, если сейчас пойдет чинить насос. Скажет начальнику охраны и пойдет один, незачем ему тревожить людей. Завтра все будет в порядке. Даже сможет запоздать, чтобы встретиться с человеком из С.
Он вскакивает с кровати сразу, по-солдатски. Сбрызнув лицо холодной водой, быстро вытирается и спускается вниз по лестнице.
Время — десять часов две минуты. На заводе нет третьей смены. Вторая уже кончает. Он может немного задержаться, пока все разойдутся. А то, чего доброго, встретит его кто-нибудь по дороге.
На улице гуляет ветер. Его напор неистов — он влечет за собой, толкает… к дому, в котором живет Данче.
Младен преодолевает сопротивление ветра. Обходит городок и направляется к заводу. С километр будет. Больше не нужно думать, беспокоиться. Решение остается решением.
«Дисциплина без морали! Страшно!»
А если он откажется и не уедет. Если сейчас пойдет и извинится. Если расскажет всю историю капитану и признает свою ошибку. Если отправится к Виолетте. Но тогда он не будет начальником производства, тогда это может произойти через год, два, три. А может и вообще не произойти.
А что, если он больше не выдвинется. Останется обыкновенным начальником участка или в лучшем случае начальником цеха? И женится на Виолетте или на какой-нибудь другой. И будет себе работать втихомолку, без шума, как Мануш, как Алексей. Всю жизнь. И Иван и Сашо будут его любить, к нему будут расположены и капитан, и директор, и…
Но что тогда будет с большими делами, которые он желает осуществить?
А кто ему мешает осуществить их сейчас?! Разве непременно нужно быть директором или большим начальником, чтобы совершить нечто большое?
И почему он так спешит выскочить наверх? К чему эта алчность? Почему он не вернется к Ивану и Сашо? Он ведь знает — они его примут…
Вдруг он почувствовал непреодолимое, искреннее желание пойти на квартиру Данче, встать в дверях и сказать им… не все ли равно, что он им скажет… Иван его поймет…
Может, вернуться?
Пусть лучше он сначала исправит насос, пусть успокоится, пусть подумает!
— Младен! — окликает его кто-то.
Под фонарем стоит Минчо, новый подсобник на его участке. Возвращается с работы. Младен подает ему руку:
— Здравствуй!
Минчо здоровается и удивляется. Что с начальником?
— Минчо, — говорит Младен, — сделай услугу, браток, передай записку, — вынимает записную книжку, пишет на колене.
— Знаешь, где живет Данче?
— Знаю. Та, что с маляром…
— Та самая.
Младен пишет крупными, почти печатными буквами: «Иван, я виноват. Приходи к двенадцати домой. Буду тебя ждать. Младен».
Не читает написанного. Вручает записку пареньку и объясняет, как найти Ивана, если его не окажется у Данче.
— На заводе остался кто-нибудь из наших? — спрашивает он в надежде найти помощника, чтобы кончить быстрее.
— Никого, дядя Младен! — отвечает паренек. — Но если есть работа, я могу вернуться!
— Хорошо! — говорит Младен. — Отнеся записку и возвращайся! Я буду ремонтировать насос в скипидарном.
Паренек стремглав несется по асфальту к городу.
Младен шагает и представляет себе выражение лица Ивана. Как тот разворачивает записку, как читает ее, как задумывается. Сначала улыбнется. Потом подаст ее Сашо и скажет:
— Читай!
Может быть, ему следовало написать записку и в гостиницу, где теперь спит товарищ из С. Нет. Лучше завтра он сам пойдет к нему и все объяснит. Как хорошо, что Виолетта ничего не знает о происшедшем сегодня и никогда об этом не узнает. И директор, и вообще никто. Только капитан легко ему не простит. Всю жизнь будет помнить эту историю. Будет следить за каждым его шагом.
Младен кивает солдату у ворот и входит в освещенный двор завода. Вся внутренняя охрана знает его. Все же нужно взять разрешение. Звонит на дом директору. Директор удивлен.
— Хорошо, — говорит он. — Мог бы исправить его и завтра утром.
— Не знаю, что за повреждение! — докладывает Младен. — Если серьезное, сменю насос!
Директор разрешает.
Склад скипидара находится в самой отдаленной части заводской территории. Рядом с ним — резервуары с горючим, маслом.
Младен открывает дверь, включает свет, вынимает инструменты. Резкий запах скипидара действует на него ободряюще.
Давно он уже не работал с таким удовольствием, так усердно. Он снимает насос и начинает его разбирать. Смотрит на часы.
«Уже передал записку», — думает он.
Сейчас ему даже кажется странным, как это он с такой легкостью отказался от намерения уехать в С. В сущности, он даже не успел подумать, а решился на это просто под влиянием чувства, которое неожиданно охватило его.
«Я мог бы еще этой осенью начать учебу!» — обдумывает он создавшееся положение, которое не отличается от того, что было вчера, но представляется ему теперь в другом свете.
Внутри насоса нет никаких повреждений. Блестит отполированный до блеска металл, еще более резок запах скипидара. Откуда это — от насоса или наполненного доверху, стоящего рядом котла.
— Нужно проверить контакты! — говорит он. Берет провода и снова посматривает на часы.
Теперь уже Иван наверняка получил записку. Может даже прийти вместе с Минчо. Может…
Он протягивает руку, включает ток. Ослепительная искра! Он отскакивает в сторону и в следующее мгновение видит вспыхнувшие языки пламени подле себя.
— Аааа! — кричит он от неожиданности.
Дверь рядом, он может убежать…
— Трах! — разлетается какой-то сосуд в глубине, и все вокруг покрывается бесчисленными огоньками пламени.
Младен замечает огнетушитель. Бросается к нему, срывает пломбу. Вокруг него пролетают рваные лохмотья сажи.
Слева вспыхивает сильная струя, поджигая на нем одежду. Перед глазами пляшут огненные языки.
Дверь еще видна, он может убежать.
Но он поворачивает огнетушитель и, точно уверенный в своих силах укротитель зверей, еще глубже входит внутрь помещения.
— Будешь мне гореть! — ревет. — Будешь мне гореть!
И направляет струю огнетушителя. Языки пламени перед ним рассыпаются. Это его окрыляет.
— Будешь мне гореть! — кричит он, преодолевая удушье.
Он не допускает мысли, что огонь может быть более сильным и властным, чем он сам. Его охватывает дикая ярость, словно огонь разжигает в нем безумное желание раздавить любого противника.
Но распыленные языки пламени снова собираются, охватывая его плотным обручем. Огнетушитель выдохся.
Он понимает.
Дверь еще видна, и хотя он уже задыхается, все же мог бы собраться с силами, чтобы вырваться…
— Будешь мне гореть! — ревет Младен и бросается в огонь, прыгает, топчет, размахивает руками, словно дерется с кем-то.
Платье обжигает ему тело, но он не думает сдаваться.
— Нет! Нет! Нет! — кричит он, с еще большей яростью топчет языки пламени и, хотя обессилевший, продолжает махать руками.
На минуту останавливается и говорит:
— Сейчас придут все! Придет Иван, Сашо!
И снова кидается навстречу пламени. Острая боль пронзает ему грудь, но он продолжает тушить, снимает с себя пальто, старается сбить им пламя. Все больше и больше входит внутрь, но силы наконец покидают его и он ничком падает на землю.