– Брат Дэн, пригласите этого даоса в дом.
Дэн Чэ велел слугам привести даоса. Цзян Пин поднялся на крыльцо, положил доску, деревянную рыбу[52] и колотушку и поклонился:
– Ничтожный даос приветствует вас, господа. Зачем изволили звать?
– Хочу спросить, как твое имя? – ответил Хуа Ху-де.
– Чжаном я прозываюсь.
– Ты в детстве ушел от мира или уже в зрелом возрасте? А может, ты просто нарядился даосом, чтобы проникнуть в дом?
– Странные какие-то вы задаете вопросы, – пожал плечами Дэн Чэ.
– Вы знаете, брат, что меня едва не убили в монастыре Железной горы! – воскликнул Хуа Ху-де. – И тот, кто на меня покушался, был очень похож на этого даоса. Я разглядел его при свете луны. Такой же низкорослый, худой, с семенящей походкой.
– Я ушел в монахи еще подростком, потому что дома есть было нечего. Зарабатываю гаданием.
– Лжешь! – Хуа Ху-де подскочил к Цзян Пину и несколько раз наотмашь ударил его по лицу.
– Дорогой брат, так нельзя! – остановил его Дэн Чэ.
Если хотите узнать, что было дальше, прочтите следующую главу.
Глава 67
Рыжебородый Оуян Чунь затевает драку с Дэн Чэ. Цзян Пин под мостом берет в плен Хуа Чуна
Итак, Дэн Чэ удержал Хуа Чуна:
– Так нельзя, дорогой брат! В Поднебесной много похожих друг на друга людей. Вы уверены, что именно он покушался на вас?
И Дэн Чэ велел слугам выпроводить даоса.
– Ничего ему не отдавайте! – заорал Хуа Чун.
– Ни за что ни про что избили, да еще вещи хотите отнять? – пробормотал Цзян Пин.
– А вам что за корысть от его вещей? – с улыбкой спросил Дэн Чэ. – Хотите, чтобы он ославил нас как грабителей?
Мудрец поднял с пола деревянную рыбу и подивился, такая она оказалась тяжелая. Потом обнаружил в середине стальной стилет и крикнул:
– Ого! Да это разбойник, а не монах! Вяжите его!
Подбежал Хуа Чун:
– Ну, что я вам говорил, старший брат? Это он и пытался меня убить. Надо допрос учинить под пыткой!
Цзян Пина так избили, что все тело его покрылось кровавыми рубцами.
– Ну, а теперь скажешь правду? – крикнул Хуа Чун.
– У бедного даоса нет пристанища ни в монастыре, ни в кумирне, живу где придется, – отвечал Цзян Пин. – А этим стилетом защищаюсь от лихих людей.
Хуа Чун заметил, что Дэн Чэ о чем-то сосредоточенно думает, и, опасаясь, как бы он не отпустил даоса, сказал:
– Передохните, брат, я продолжу допрос.
Он велел слугам отнести Цзян Пина в пустой домик во дворе, хорошенько стеречь пленника, а сам последовал за Дэн Чэ во внутренние покои. Как только он удалился, слуги стали между собой говорить:
– Выискался указчик на нашу голову! Распоряжается, будто хозяин.
– С самого полудня истязают беднягу, живого места на нем не найдешь.
– Может, пить хотите, господин даос?
– Только что вино принесли, налей ему горяченького.
Цзян Пин сделал несколько глотков и сразу почувствовал прилив сил.
Смеркалось.
– Ну и проголодался же я, нет больше сил терпеть, – сказал один из слуг.
– Да и я бы не прочь поесть, – отозвался другой. – Отчего это нас до сих пор не сменяют?
– Вы идите, не бойтесь, – вмешался Цзян Пин. – Я не сбегу!
– Знаем, что не сбежишь. А сбежишь – не велика беда.
Слуги ушли.
Тем временем Оуян Чунь и Хань Чжан проникли в усадьбу. Оуян Чунь развязал Цзян Пина, на руках отнес его в сад, велел спрятаться, а сам, держа наготове меч, побежал к залу.
Между тем вернулись слуги, сторожившие Цзян Пина, обнаружили, что он исчез, и побежали докладывать Дэн Чэ. Находившийся здесь же Хуа Чун схватил меч, Дэн Чэ снял со стены самострел, и оба они выбежали во двор. Увидев Оуян Чуня, Дэн Чэ выстрелил из самострела, но Храбрец отскочил в сторону и мечом отбил шарик. Так повторилось еще три раза. Тогда к Храбрецу сзади подскочил Хуа Чун. Храбрец быстро обернулся, взмахнул мечом, и меч Хуа Чуна со звоном отлетел в сторону. Хуа Чун струсил и бросился к калитке, ведущей в сад. Он бежал, не разбирая дороги, в поисках укромного местечка, как вдруг заметил увитую виноградом решетку и сел отдохнуть. В этом месте как раз и спрятался Цзян Пин.
А к этому времени, надобно вам сказать, к Цзян Пину уже вернулись силы, его ноги и руки вновь обрели подвижность. Он сразу признал Хуа Чуна и навалился на него всей своей тяжестью. Тот высвободился, вскочил и в страхе пустился наутек. Тут подоспел Хань Чжан и бросился вдогонку за Хуа Чуном. Казалось, еще миг – и он настигнет противника, но Хуа Чун неожиданно перемахнул через стену и побежал в западном направлении. Только ступил он на мостик, как кто-то обхватил его за плечи. Это был Цзян Пин.
– Эй, не хочешь ли искупаться?
Толчок, и оба полетели в воду. Плавать Хуа Чун не умел, и Цзян Пин несколько раз окунул его с головой. Наглотавшись воды, Хуа Чун лишился памяти.
Тогда его втащили на мостик и крепко связали.
Цзян Пин переоделся.
Хуа Чуна, который все еще был без памяти, тоже переодели, Фын Ци сбегал на кухню за хворостом и развел костер.
– Ох, утопили, – простонал Хуа Чун.
Цзян Пин налил ему кубок горячего вина и сказал:
– Вот что, Хуа Чун, выпей-ка, согрейся и не думай, что мы собираемся тайком убить тебя. Ты творил зло, бесчестил женщин, вот мы и решили тебя изловить и передать властям.
На рассвете Фын Ци отправился в уезд доложить о поимке преступника.
– Ну, – сказал Храбрец с Севера, – с этим делом покончено. А теперь мне надо поспешить в Мохуацунь на свадьбу барышни Дин и господина Чжань Чжао.
Если хотите знать, что произошло с Хуа Чуном дальше, прочтите следующую главу.
Глава 68
Хуа Чуна подвергают заслуженному наказанию. Чжань Чжао завершает брачный обряд. Братья Дин устраивают проводы другу. Монах Цзинь-сю читает надписи
Когда Цзян Пин с Хань Чжаном пришли в уезд, Цзян Пин попросил передать начальнику уезда грамоту, выданную ему в кайфынском ямыне. Тот пригласил Цзян Пина к себе в кабинет, расспросил про обстоятельства дела, поднялся в присутственный зал и распорядился ввести преступника.
Хуа Чун не отпирался и сразу признал себя виновным. Начальник уезда составил надлежащую бумагу, и Хуа Чуна отправили в столицу. Вернулись в столицу и Цзян Пин с Хань Чжаном и Лун Тао. Цзян Пин первым явился в ямынь и рассказал обо всем, что приключилось с ним за это время.
Гунсунь Цэ представил первому министру Хань Чжана, и из кабинета они направились в присутственный зал, где уже были накрыты столы.
Когда все сели, Гунсунь Цэ сказал:
– Господин министр повелел мне составить доклад о поимке Хуа Чуна, в коем упомянуть брата Ханя, доставившего преступника в столицу. Можно надеяться, что брат Хань будет осыпан высочайшими милостями.
Так оно и получилось. Утром Бао-гун представил государю доклад, Сын Неба тотчас распорядился вызвать Хань Чжана и пожаловал ему должность и звание.
Спустя несколько дней в столицу прибыл Дин Старший с матерью и сестрой.
Мы не будем рассказывать о том, как в первый же счастливый день отпраздновали свадьбу Чжань Чжао, заметим лишь, что после свершения брачного обряда Чжань Чжао пригласил матушку Дин к себе погостить. Сразу же после Нового года матушка объявила, что намерена возвратиться домой. Но герои ни за что не хотели отпускать Дина Старшего. То один устраивал проводы, то другой, и прошло много дней, прежде чем ему наконец удалось тронуться в путь.
Вернувшись домой, он встретился с Храбрецом с Севера и рассказал ему о своих друзьях из кайфынского ямыня. Храбрец выслушал его и сказал:
– Ну, а теперь разрешите вас поблагодарить за гостеприимство – мне пора уходить.
– Отчего вы торопитесь, дорогой брат? – спросил Дин Старший.
– Я слаб здоровьем, и долгое безделье мне вредно, – ответил Храбрец.
Шел Храбрец медленно, да и куда было ему торопиться? Но вот однажды добрался он до уезда Жэньхэсянь и тут увидел густой сосновый лес. Среди деревьев торчал высоченный шест. Храбрец углубился в чащу и вскоре очутился перед храмом. Над входом висела доска с надписью: «Храм Паньгу»[53]. Храбрец поднялся в главный зал, но едва успел поклониться статуям святых, как в зал вошел монах лет тридцати и приветствовал Оуян Чуня.
– Где сейчас настоятель? – спросил Храбрец.
– У себя в келье. Он вам нужен?
Монах проводил Храбреца в зал, и вскоре туда вошел настоятель – старик лет семидесяти, с лицом юноши, добрый и крепкий. Звали его Цзин-сю. Оуян Чунь очень понравился настоятелю, и тот пригласил его провести несколько дней в храме.
И вот как-то утром в храм явился студент-конфуцианец, худой, в истрепанной одежде. Он низко поклонился и смиренно произнес:
– Я беден, жить мне не на что, не примете ли несколько парных надписей[54], я сам их написал.
Настоятель развернул свитки и не сдержал восхищенного возгласа.
Если вам интересно знать, что он сказал, прочтите следующую главу.
Глава 69
Ду Юн нанимается в учителя. Би-чань пытается его соблазнить. Цинь Чан обрекает на смерть распутную наложницу
Итак, взглянув на надписи, настоятель воскликнул:
– Великолепно! Почерк отменный!
Когда юношу увели во внутренние комнаты, чтобы дать ему умыться и поесть, Оуян Чунь заметил:
– Мне кажется, это человек честный и по-настоящему ученый.
– Воистину так! – согласился Цзин-сю. – Пройдет немного времени, и он получит высокую должность.
Не успели они окончить партию в шахматы, как пришел новый посетитель Цинь Чан, владелец усадьбы Циньцзя-чжуан.
– Что привело вас, господин, в наш храм? Вы чем-то взволнованы!
– Вы угадали. Вот уже несколько дней меня терзает беспокойство, и я хочу, чтобы вы мне погадали.
– Что ж, это нетрудно. Назовите иероглиф, а я его растолкую. Отвечу верно – не радуйтесь, скажу неверно – не гневайтесь.