Зверь с ревом вломился в каменную стену. Та рухнула, он покатился, свернувшись, как исполинский еж. Изгои смотрели вслед, и вдруг в двух шагах стена разлетелась вдрызг, как осколки льда под ударом молота. Черный зверь, вдвое крупнее, молча и страшно ринулся на обоих.
Ни отскочить, ни выхватить оружие уже не успели. Таргитай рухнул навзничь под ударом страшной лапы. Олега зверь сбил плечом, он с такой силой ударился о камни, что дыхание вылетело со всхлипом. Немой от режущей боли, он заставил себя подхватиться, скакнуть на одной ноге к Посоху, что блестел в трех шагах.
Зверь терзал Таргитая. Со страшным ревом, рыком. Олег увидел, что челюсти сомкнулись, как железный капкан. Кровь брызнула струйками. Таргитай закричал, обеими руками пытался отпихивать огромную, как котел, морду, а зверь свирепо рвал ему грудь и живот.
Олег, хромая, доковылял, с размаха ударил зверя Посохом. Набалдашник сухо треснул, словно волхв хлопнул по камню сухой жердью.
Рык разрывал барабанные перепонки. Таргитай с белым лицом и безумными глазами кричал и отпихивался, кровь брызнула ему на лицо. Зверь торжествующе ревел и вгрызался в разорванную плоть.
Олег повернул Посох острым концом. Зверь вскинул голову, их взгляды встретились. Сердце Олега умерло, превратилось в кусок льда. Вместо глаз у зверя была тьма.
Уже умирая от леденящего ужаса, он ударил, держа Посох обеими руками. Каменный зверь был неуязвим, вместо глаз щели, но если Олега трясла дрожь, то руки, даже дрожа, направили острие точно в глаз. Он едва не упал, потому что острие погрузилось неожиданно легко. Длинное древко начало погружаться, погружаться, погружаться… Уже и руки оказались перед мордой, когда древко наконец уперлось. Внутри огромной головы хлопнуло.
Зверь с ревом мотнул головой. В руках Олега остался оплавленный остаток Посоха всего в полтора локтя длиной. Посох превратился в Жезл, подумал Олег с отчаянием. Мощь его резко уменьшилась!
Зверь вздыбился на все четыре, взревел оглушающе… Воздух на миг стал красным, как кровь. В этом красном тумане грохнуло, Олега ударило в грудь, по рукам. Красный свет исчез, вместо зверя раскатывались дымящиеся обломки.
– Боги! – вырвалось у него прямо из сердца.
Грудь Таргитая была изорвана, кровь брызгала струйками. Красная плоть истекала кровью, на животе заполнились кровью глубокие раны от когтей зверя, больше похожих на ножи. Даже на левой ноге Таргитая три раны были как будто трижды ударили ножом.
Он истекал кровью, Олег закричал в страхе и отчаянии. Таргитай умирал на глазах.
– М…мне хол…лод…но, – прошептал он. Лицо было белое как снег, на котором лежал. – Ук…рой меня…
– Тарх, погоди! Не мри. Я сейчас, сейчас…
В больном бессилии вытряхнул из мешка тряпки и травы, быстро надкусил, чтобы пошел сок, и наложил целебные листья на разорванную грудь, туго примотал чистыми тряпицами. Глаза Таргитая были закрыты. Губы посинели.
– Тарх, не мри!.. Я ж без тебя…
– Олег…
Он приложил ухо к его замерзающим губам:
– Что?.. Говори, говори, только не умирай!
– Олег… Все-таки мы далеко… прошли… Никто больше… придут новые, сложат песни…
– Тарх!
Но шепот оборвался. Лицо Таргитая расслабилось, боль покинула, лицо снова стало мягким и добрым.
Он тупо удивился, что не слышит скрипа. Ноги тащились уже по камням. Глыбы были массивные, старые, выброшенные из недр давным-давно, обкатанные временем, сглаженные ветром.
– Тарх, – прохрипел он. Закашлялся, выплюнул с кровью клочья тугого, красного. Куски легкого. – Тарх, не мри… сейчас. Здесь где-то похоронен Мрак…
Он был уверен, что Таргитай не слышит. Подозревал даже, но отгонял мысль, что Таргитай уже мертв, слишком страшно остаться совсем одному, но певец даже в глубоком забытьи, сам почти мертвый, задвигался судорожно, лицо задрожало.
У Олега слезы выступили, видя, с каким усилием Таргитай пытается вернуться в сознание. Он повторил тихо, но настойчиво:
– Тарх, мы у камня, где похоронен Мрак… Вернись!
Лицо задергалось сильнее. Веки затрепетали, медленно поднялись. Глаза были бессмысленными, но с обезображенных губ сорвалось:
– Где…
Олег осмотрелся, вздрогнул. Камни сглажены, ветер тысячелетиями дует в одну сторону, камни сгорбленные с одной длинной пологой стороны, с другой – крутые, обрывистые, но все на поверхности гладкие до блеска. Только одна массивная плита была выщерблена сверху.
Даже отсюда Олег различил следы от ударов мечей. На камне была вырублена охотничья метка Мрака!
– Не обманул, – прошептал он. Слезы снова навернулись на глаза, он не стал смахивать. Руки заняты ношей, а тряхнуть головой – упадешь от движения. А подняться… можно и не подняться.
Он как-то преодолел эти страшные сажени. Таргитай скрипел зубами, дергался, а когда Олег тяжело рухнул на отмеченный камень, глухо попросил:
– Опусти меня…
– Тарх…
– Я… знаю… Олег, я хочу, чтобы ты положил меня… с ним рядом…
Слезы брызнули. Олег крепился, молчал, но тело затряслось само, он зарыдал тяжело и мучительно, как плачут мужчины, которые не умеют плакать.
Таргитай встал на четвереньки, потом на колени. Ухватившись обеими руками за край могильной плиты, силился поднять. Перекошенное лицо стало страшным. Он закинул лицо к ужасному небу, взвыл. Лицо потемнело, внезапно из ноздрей побежала кровь. Он продолжал поднимать плиту. Та дрогнула, чуть приподнялась.
– Вместе с Мраком… – прохрипел Таргитай. – Запомнил?
Олег подсунул пальцы под камень, выдавил:
– Обещаю…
– Кля…нешься?
– Клянусь… Тарх… ты в самом деле… достоин…
Он не понимал, откуда в умирающем такие силы, но край плиты начал приподниматься, а заслуги Олега было едва на треть. Хрипя, выплевывая кровь и куски сожженных легких, они поднимали и поднимали, пока та не оторвалась от земли.
– Разом… – простонал Олег, – в мою сторону…
Плита обрушилась на землю, открывая яму. Оттуда пахнуло теплом. В то же мгновение земля обрушилась под Таргитаем. Он инстинктивно пытался ухватиться за что-то, скрюченные пальцы стиснулись на комьях мертвой земли. Он ощутил, что падает в пустоту.
Жесткие пальцы больно рванули за кисть. Олег, бледный, с отчаянным лицом, свесился до пояса и держал его за руку. Другой рукой ухватился за край плиты. Та подрагивала. Волхв едва удерживался, но тяжелое тело Таргитая неумолимо стаскивало за собой.
– От…пусти, – прохрипел Таргитай. – Я хочу… с Мраком…
Олег, сцепив зубы, пытался удержаться, но его сволакивало за Таргитаем.
– Отпусти, – прохрипел тот зло. – Дальше тебе… одному…
Олег напрягся, лицо исказилось. Сползание прекратилось: явно удалось зацепиться ногами. Глаза были отчаянными, ибо пальцы разжимались. Таргитай слишком тяжел, а силы в руках уже не осталось.
– Отпусти, – попросил Таргитай. Перед глазами уже плыло, кровь из ноздрей попала в рот, но не чувствовал даже вкуса. – Ты… дойдешь один…
– Не мечтай, – выдавил Олег сквозь стиснутые зубы.
– Хочу с Мраком…
– Ду…рак… Посмотри…
Таргитай болтался над пустотой, как разделанная туша лося на дереве. Он скосил глаза вниз. Уже был полумертвым, но мурашки побежали по коже.
Внизу, в каменном колодце на глубине в три человеческих роста, торчали острые копья. Их подогнали так плотно, от стены и до стены, что сбрось кошку, и та напорется.
Таргитай, чувствуя тошноту, пытался что-то прошептать, но перед глазами померкло, в голове раздался звон, и он рухнул в бездну.
Ноги Олега тяжело загребали снег. Он тащился, проваливаясь в сугробы, падал, поднимался. В глазах был красный туман, кровь стучала в висках. Он не понимал, куда бредет, но упорно заставлял себя двигаться. Боромир говорил: кто не двигается, тот не живет. И пусть уже не сможет дойти, но идти будет. А упадет – поползет, обламывая ногти, обдирая локти и грудь об острые, как ножи, холодные камни.
Впереди лед затрещал, среди крошащегося ада заблестели кончики железных шлемов. Прямо из мерзлой земли и льда поднимались заиндевевшие воины – с бледными неживыми лицами, покрытые инеем, но в доспехах и с кривыми мечами.
– Бегом! – велел себе Олег.
Боковым зрением видел, как с боков тоже медленно поднимаются из мерзлой земли воины мира мертвых. Похоже, здесь полегло целое войско. Он заставил себя двигаться быстрее, но лишь рухнул вниз лицом. Сцепив зубы, чувствуя во рту непроходящий привкус железа, поднялся на четвереньки.
Со всех сторон окружили сумрачные воины. За их спинами торчали копья, блестели шлемы. Вся долина заполнена войском. Был бы в полной силе, и тогда бы не выбрался живым. А магии в нем меньше, чем жизни в этих снегах.
Воины смотрели зло и враждебно. Вперед вышел крупный воин в черной, как ночь, одежде. На локте левой руки блестел круглый щит, обтянутый кожей и обитый медными полосами. Небрежным пинком опрокинул Олега, тот завалился на бок. Тяжесть соскользнула со спины, перевесила. Он издал хриплый нечеловеческий крик, забарахтался, беспомощный, как черепаха, которую перевернули на панцирь…
Воин холодно и враждебно рассматривал их:
– Кто такой? Почему тащишь мертвеца?
– Он не мертвый, – с усилием выдавил Олег. Губы его полопались, почернели, стали как лепешки. Кровь текла из ранок, замерзала на подбородке. – Он… жив…
– Да? Это ненадолго. Как и тебе, – сказал воин голосом безжизненным, но исполненным такой силы, что мороз побежал по коже. – Меня зовут Гарам Сокрушающий. Я владею этими землями… И убиваю всех чужаков.
– Приди и убей, – прошептал Олег. Он перевернулся, сумел встать на колени, затем воздел себя на ноги. В руках хмуро блестел обломок Жезла, не длиннее кинжала.
На него смотрели с удивлением и уважением. Воин, который назвал себя Гарамом, повторил:
– Кто ты?
– Если ты… слышал о внешнем мире… то ты… знаешь…
Гарам медленно наклонил голову.
– Вы… оттуда?
– Да, – сказал Олег мертвым, как подземный мир, голосом. – Когда-то мы жили… под защитой светлых богов…