«Почему Михайла в городе, а не на границе? Почему в госпитале?»
И вдруг точно молния сверкнула, даже глаза зажмурил.
«Так его же ранило… Где-то задерживал нарушителя…»
Тётка Мария притянула Славку к себе, обняла, погладила по взлохмаченным волосам, сказала ласково:
— Ты не переживай так. Может, заболел, просто недалеко от нас оказался в госпитале, вот и захотел повидать. Он же очень соскучился по родным. Успокойся.
А у самой слезы из глаз, как горох, катятся по щекам.
У Славки из её слов задержалось в памяти только одно — «очень». Он вздрогнул. Наверно, сильно ранили брата. Иначе он сам написал бы, что в госпитале. Письмо из Бородянска всего два дня идёт. А тут — телеграмма от брата, и не сам послал, а доктор.
Тётка Мария между тем утёрла слезы и попыталась улыбнуться.
— Перестань трястись, не мучай себя заранее. Ничего страшного не произошло. Пойдём ко мне, переночуешь у нас, с моим Васей, посмотрите телевизор, а завтра с матерью поедете в город. В три часа чернобаевский автобус идёт. Вот увидишь, все обойдётся…
Славка вырвался из её рук, хрипло сказал:
— Спасибо, тётя Мария, я дома останусь. Надо же кур и утят накормить, приготовить на завтра поесть. Мать не успеет порог переступить, в город надо будет собираться.
Тётка Мария ушла, а он на несколько минут застыл посреди хаты. Казалось, кто-то сразу взвалил ему на плечи тяжёлый камень. Даже в груди стеснило. Собрался с духом, передёрнул плечами. Нужно не раскисать, а готовиться к дальней дороге, что-то приготовить, без гостинца не поедешь. Хорошо бы ухи… Но уже поздно бежать за пескарями. Пока разговаривал с тёткой Марией, солнце скатилось за горизонт, не порыбачишь. Пирожков напечь? Михайла очень любит пирожки с маком. Не сумеет. Их соседка, тётя Мотря, всю жизнь печёт пирожки, и все равно получаются они у неё и не очень вкусные, и некрасивые. Это мама как вынет из печи противень — ахнешь: пирожки маленькие, поджаристые, душистые… И все равно надо сбегать к тётке Мотре, попросить её испечь пирожков. Какие уж получатся, лишь бы домашние. Забрался на печь, достал котомку с маком, присел на лежанке.
«Разве доктор стал бы посылать телеграмму, если бы Михайле не было очень худо? Бросил бы письмо в ящик — и вся недолга. Доктору пришлось же на почту идти, а почта, должно быть, и у них далеко, наверное в центре… Значит, доктор хотел, чтобы мы немедленно приехали. А я тут язык чешу с тёткой Марией, к тётке Мотре собрался бежать, пирожки затеял… Ехать, немедленно ехать в город!»
«А на чем?» — как будто спросил кто-то над ухом. Правда, на чем? Автобус давно ушёл, наверно уже в Бородянске. До железной дороги от них километров двадцать…
Славка вышел в сени. В углу что-то блеснуло. И тут же Славка сообразил: на велосипеде! У него почти новый велосипед, только в прошлом году брат подарил с первой получки. Славка его бережёт, чистит, смазывает, и велосипед ездит, как ни у кого из ребят: не дребезжит, когда очень разгонишь. До Бородянска тридцать пять километров. На дороге, наверно, сухо, дождей давно не было.
Славка вывел велосипед во двор, осмотрел его внимательно, подкачал шины, подвернул на всякий случай гайки, положил в велоаптечку ключи, надёжно приладил насос. Вернулся в хату, надел кепку, пиджак потеплее — ночи прохладные, а дорога неблизкая.
Вышел за ворота. Уже стал на педаль и опомнился. А куры, а утята? Разбредутся, не соберёшь потом.
А то ещё лиса выскользнет из камышей, не одной голову свернёт. Кинулся к речке, загнал утят, потом заманил просом в сарай кур. Закрыл сарай, взялся за руль и опять не тронулся с места. Как же он поедет к брату с пустыми руками? Вернулся в хату, взял свой, портфель, вынул оттуда книжки, набросал яблок, груш, подумал, отрезал большую краюху хлеба — и хлеб мама печёт такой же душистый и вкусный. Ну, а если ещё кусок сала побольше… Достал из кадки сало. Что ещё любит Михайла? Ага, вишнёвое варенье. Взял было банку и поставил на место. Нет, не довезёт он её целой, портфель будет болтаться на руле, не выдержит стекло.
Пока собирался, солнце уже воткнулось в острый горизонт, багрово разлилось по небосклону.
2
Когда выехал за село, сумерки уже набрасывали серые платки на хаты.
На минутку остановился возле старой ивы с выжженным дуплом, она скрипела и в безветрии, словно бы жаловалась на свою горькую судьбу. Оглянулся. И таким уютным показалось ему село! Сонно мычали коровы, звенели ведра у колодцев, тепло-зазывно засветились окна, они будто звали: «Возвращайся, Славка, обратно. Зачем тебе на ночь глядя ехать так далеко?»
Славка посмотрел вокруг. Далеко к самому горизонту вилась белёсая дорога, а по сторонам её простиралась беспредельная степь, кое-где заштрихованная кустиками. Тишина такая, что в ушах звенит.
И Славке стало неуютно, одиноко.
«Вот-вот, — словно прошептал ему кто-то над ухом, — невесело ехать одному ночью по безлюдной степи. А дальше кто знает, что ещё будет…»
Славка зябко поёжился. Он знал, что дальше будет — не раз ездил с матерью в город: то обувь и одежду покупать, то за продуктами, когда готовились к проводам брата в армию… В прошлый раз автобус остановился прямо над оврагом — мотор забарахлил, шофёр долго, поминая чертей, ковырялся в нем. Автобус стоял на узеньком проезде через овраг. Дело было днём, ярко светило солнце, но овраг хмуро, таинственно чернел. Славка посмотрел вниз, там глубоко на дне что-то урчало, кусты слегка покачивались, и ничего не видно было. Быстро отошёл подальше — кто его знает, что там водится…
«Вот-вот, — тихо, сочувственно говорил тот самый голос, — всякое может случиться… Лучше возвращайся, хлопчик, домой, завтра днём сядешь с матерью на автобус и через каких-нибудь полтора часа будешь в городе. За одну ночь ничего не случится».
Руки сами медленно повернули руль. В глаза Славки снова заглянули тёплые окна хат. Ноги сами нажали на педали…
И тут — Славка даже вздрогнул — явственно послышался удивлённый голос Михайлы: «Братику, чего это тебя в озноб бросило в такую теплынь? Забыл, как с Васей искали шпиона и ничего не боялись? А теперь отъехал на шаг от села — и душа в пятки спряталась, ноги подгибаются. А ещё пишешь — хочу, как ты, пограничником стать…»
Славка прямо рванул на велосипеде в немую степь. Не ехал — мчался так, что шины жужжали, как у мотоцикла.
Нёсся, пока не стало трудно дышать. Пришлось сбавить скорость, велосипед неслышно катил по ровной дороге, будто усеянной блёстками, — по ней недавно возили на элеватор пшеницу, кукурузу, гречиху… Мельком оглянулся назад. Село, словно большой корабль в океан, отплыло в темноту, только красная звезда над клубом ясно мерцала. Славка будто чувствовал её ободряющее тепло.
Дорога шла под гору, не нужно крутить педали, велосипед сам мчит вниз. По обе стороны дороги стена кукурузы. «Тоже мне хозяева называются! — рассердился Славка. — Початки с горем пополам собрали, а стебли бросили, пусть гниют под дождём и снегом. Да ведь можно обложить стены, и зимой в хате будет тепло. А печь топить кукурузными стеблями одно удовольствие. Гудит — любо-дорого послушать, и таким приятным дымком пахнет…»
Пока ругал никчёмных хозяев, кукурузное поле кончилось. И велосипед привёз Славку в село. Маленькое, хат, наверное, не более пятидесяти. И Славка подумал: «И чего накинулся на людей, их тут раз, два — и обчёлся. Попробуй управиться со всеми полями!.. Молодых не удержишь в селе. Вон у нас и клуб, и оркестр, а бегут в город…»
Село небольшое, а собак полным-полно. Целой стаей увязались за велосипедистом. Один пёс до того обнаглел, что схватил за штанину, и она затрещала. Пришлось остановиться, отогнать комьями земли. Собаки немного отстали, однако сопровождали до последней хаты. Даже когда он исчез в темноте, собаки продолжали дружно лаять. Видно, наскучило слоняться по улицам и дворам в селе, только и развлечения, что полаять на проезжающих. Дармоеды!
До оврага было ещё далековато, а у Славки уже начало холодеть в груди. Ноги стали с ленцой крутить педали. «Черепахой ползти не дело, а если на скорости, быстро его проскочишь», — подумал рассудительно.
Овраг все ближе и ближе. Сумрачный, безмолвный. От него навстречу позднему велосипедисту выбежали лохматые кусты, стройные деревца.
А вон, вон!.. Будто из-под земли вырос слева у дороги высокий дядька. Когда он успел выскочить из кустов? Стоит крепко — две толстые ноги, на большой патлатой голове соломенная шляпа, правая рука вытянута в сторону: ну-ка, мол, остановись, парень! Славка непроизвольно так нажал на тормоз, что он пронзительно скрипнул. Славка лихорадочно соскочил с велосипеда, больно укололся о куст. Положил велосипед на землю, сам сел рядом, никак не мог отдышаться. С трудом заставил себя выглянуть: может, этот дядька не заметил его и убрался?
Дядька неподвижно стоял на месте, слегка покачивая головой. По-прежнему торчала его рука… Что за страшилище? Неужели человек может так долго держать вытянутую руку?..
Славка гнал от себя страшные мысли: «А что, если это настоящий бандит? Нарочно застыл, чтобы я подумал — обыкновенный куст. Как только приближусь — схватит и…» Что может дальше произойти, Славка боялся даже подумать. Сердце стучало, как пулемёт: «Что же делать? Что же делать?»
С мольбой посмотрел вперёд, где далеко-далеко, за этим страшным дядькой, за степью и сёлами, сиял огнями Бородянск и где лежал в госпитале Михайла. «Что делать, братику?»
Прижался ухом к земле, как будто по ней, словно по телефонным проводам, мог донестись голос Михайлы. Земля молчала.
Закрыл глаза. И перед ним возник брат. Его глаза смотрели сурово. Они как бы говорили: «Знаешь что, парень, ты уже в шестом классе, а чужим умом до сих пор живёшь, все совета просишь — то у матери, то у меня… Ну-ка пошевели мозгами, как выкрутиться из этой сложной ситуации, — И с мольбой: — Подумай, братик, а? Я тебя так жду…»
Славку как будто подбросило от земли. В самом деле, чего это он раскис, увидя какого-то человека на дороге? А ещё в пограничники собирается… Там же опаснее в сто раз, нет — в тыщу!.. Михайле, наверно, не один раз пришлось схватиться с нарушителями, должно быть, не одного и не двух задержал… «Ой, — опять обожгла голову мысль, — это не иначе его в стычке с врагами тяжело ранили». Лежит сейчас, смотрит в окно нетерпеливо. Если худо, очень хочется увидеть рядом родного человека. Когда Славка в прошлом году провалился под лёд на пруду и его положили в больницу с воспалением лёгких, как обрадовался он, увидя мать возле своей кровати! Даже заплакал, как первоклассник. Брат ждёт его, ему, наверно, плохо, доктор вынужден был дать телеграмму, а он застрял под кустом. Тоже мне будущий пограничник!.. Тряпка, а не пограничник, годится только для школьной доски, мел вытирать.