— А что такое туберкулёз? — с опаской спросила Тая.
— Да болезнь такая, — махнула рукой Ира. — Ну, как грипп. Только при гриппе инфекция в носу поселяется, и начинается насморк. А при туберкулёзе микробы в самые лёгкие залезают.
— А что такое микробы?
— Это… — Ира на миг запнулась. — Это самые мелкие гады!
— Ой, да их тогда и не выгнать из лёгких? — ужаснулась Тая.
— Хм, — презрительно надула губы Ира, — испугались мы их! Вот попьём лекарств, поколят нам уколы, надышимся сосновым воздухом — и все микробы пропадут.
— И у меня пропадут? — недоверчиво прошептала Тая, с облегчением чувствуя, что в груди прекратилось царапанье.
— А что, у тебя они лучше? — засмеялась Ира. И без перехода: — А знаешь, что вчера мы мальчишкам подсуропили? Перцу в борщ насыпали! Из всех перечниц им повытряхивали. Чихали они, как верблюды. А Ромка… как брызнет борщом в Андрея…
Они зажимали рот ладонями, но смех все равно прорывался.
— Кто это тут среди ночи устроил вечер смеха? — открыв дверь, строго спросила воспитательница.
Тая и Ира скорей прикрылись одеялом, затихли. Когда воспитательница притворила дверь, они осторожно высунули носы, решили немного переждать, пока та поднимется на второй этаж, чтобы потом ещё поговорить. Но не успели, к кровати неслышно подкрался сон и мягко, но властно смежил подружкам веки…
3
Холодные брызги так неожиданно окропили Таино лицо, что она вскрикнула.
— Ты, наверно, мыслями в Африке, тигров и львов ловишь, — смеясь сказала Нина. — И репьи кидала, и щекотала шею травинкой — ну хоть бы раз шевельнулась! Девчонки, а что мне мама в воскресенье привезёт!..
— Что? Что? — вскинулись Ира и Тая.
А вот и не скажу! — щёлкнула языком Нина. — Привезёт, тогда и увидите. Вот!
— Скажи, ну скажи! — пристала к ней Ира.
Когда же Нина упрямо закрутила головой, Ира проворно сорвала большую крапиву.
— Не скажешь?
Нина с визгом бросилась наутёк. С визгом погналась за ней Ира.
А Тая обхватила ноги руками, положила голову на колени. Её снова обступили воспоминания.
4
Дни в санатории покатились быстро, особенно когда широко раскрыла двери школа.
Но в субботу, как бы этот день ни был загружен и суетен, у Таи одним ожиданием билось сердце — вот-вот приедет папа. Она не могла спокойно сидеть на уроках, то и дело поглядывая в окно, хотя оно выходило в противоположную от остановки сторону. Смотрела на группу сосенок, которые будто сбежались на минутку посекретничать, да так и остались на одном месте.
У Таи ноги дрожат, подгибаются от волнения, когда она вместе с другими детьми после уроков мчится к платформе. Напрасно воспитатели просят их не бежать так быстро.
Родители, приехавшие в санаторий, садились на лавочках во дворе, вынимали гостинцы. А Тая с отцом сразу же со станции сворачивали к лесу.
Они мало говорили, а больше смотрели друг на друга и прислушивались, приглядывались к прозрачно-звонкому, торжественно-печальному осеннему лесу.
Пугливые осинки от малейшего порыва ветерка покорно сбрасывали медно-красные листья, и они ярким ковром устилали землю. Алел боярышник, привлекая птичек. Они устраивали на кустах настоящие ярмарки, галдя на всех лесных наречиях. Прихваченные рыжей ржавчиной, дубовые листья тихо издавали жестяной звук. Только сосны продолжали упрямо зеленеть.
А когда на блеклом вечернем небе прорезался ущербный месяц и в просветах между деревьями разливалось нежно-голубое сияние, лес становился сказочным.
Тогда Тая начинала вслух мечтать. Конечно, о том, что она совсем вылечится, приедет домой, окончит школу… Ира говорит, что хорошо стать артисткой — тебя все видят, знают, продают твои фотокарточки, тебе дарят самые красивые цветы. Ну, пусть Ира идёт в артистки, а она, Тая, выучится на инженера. И потом будет прокладывать трубы, которые делает папа. Она ничего не испугается — ни тяжкого болота, ни дремучих лесов, где живут медведи и волки, ни жаркой пустыни… А цветов она и сама может нарвать, и все отнесёт на могилу маме.
Отец, стараясь не хрустеть сухими ветками, осторожно шёл рядом, и улыбка блуждала по его лицу…
В одну из суббот отец приехал какой-то неузнаваемый. Он почему-то отводил глаза и много говорил. Правда, рассказывал интересное — как сваривают эти гигантские трубы, как их грузят на платформы. Потом смешно изображал женщину из их дома, которую звали Электридой. Настоящее её имя было Евлашка, но разве подходит оно жене главного электрика завода? Вот и выдумала она себе современное имя — Электрида.
Но Таю не покидала неясная тревога.
В следующий раз отец явился не в субботу вечером, а в воскресенье. Соскочил с электрички весёлый, подхватил Таю на руки, стал подкидывать вверх и громко расспрашивать про отметки, про новости, а её ответы слушал невнимательно. Тая насупилась, отвечала неохотно, с тревогой поглядывая на отца. Заметила в его глазах горячечный блеск, уловила острый, неприятный запах водки и с ужасом поняла — отец пьяный. Но она не укорила его ни единым словом, только с мольбой и жалостью смотрела на него. Отец замолчал, опустил глаза и начал нервно мять в руках кепку.
Потом отец несколько раз приезжал трезвый. И они с радостью бродили по зимнему застылому лесу, где каждое дерево оделось в белую пушистую шубу. Воздух был такой, словно кто-то разбросал вокруг щедрой рукой мятные конфеты.
Ясным весенним утром, когда все наслаждалось первым настоящим теплом, отец на глазах целой стайки Таиных товарищей едва спустился со ступеньки вагона и нетвёрдо, будто под ним шаталась земля, двинулся к дочке, широко расставив руки.
Таю затрясло от жгучего стыда, и не помня себя она волчонком кинулась к отцу, изо всех сил толкнула его и метнулась, не видя ничего перед собой, в лес…
Опомнилась она на мягком, искристо-зелёном мху, который сплошным ковром укрыл большую поляну. Болели ободранные руки и ноги, под глазом наливался синяк. Но больше всего болела Таина истерзанная душа. Там скопилось столько горючих слез, что они долго лились из её глаз и пропадали во мху.
Гнев и обида на отца вылились вместе со слезами. И осталась только жалость к нему. Она тут все время на людях, среди товарищей, которые не дают грустить. Даже когда вечером ляжешь в постель и защемит сердце, Ира тут же утешит. А отец придёт со смены от громыхающего стана, повесит пиджак и кепку, и его со всех сторон обступит гнетущая тишина. Только часы равнодушно тикают да кукует надоевшая кукушка. А со стены, не отрываясь, смотрит на отца мама, и такой у неё печальный взгляд…
Тогда её искали всем санаторием. Когда же нашли на поляне, то так обрадовались, что Тае даже неловко стало. А Роман, расщедрившись от радости, подарил ей фонарик. Тая один вечер помигала фонариком, тревожа на деревьях уснувших птичек, и вернула подарок: она хорошо понимала, что значит фонарик для мальчика.
А от отца никаких вестей уже вторую неделю.
5
В лозняке загустели сумерки. Тая всполошённо огляделась: где же её подруги?
А они тут как тут, выскочили из сосняка.
— Смотри! — торжественно приоткрыла подол платья Ира.
Тая не поверила собственным глазам. В подоле сидел маленький зайчонок. Он испуганно прижал уши.
— Какой хорошенький! — восторженно выдохнула Тая.
— Ой, бегу я с крапивой за Ниной, а он, глупенький, испугался, думал, что я за ним гонюсь, да как задаст стрекача! Уж мы гонялись-гонялись, едва поймали его в овражке! — счастливо тараторила Ира.
— Хорошенький! — ещё восторженней повторила Тая.
— Ага, а когда вырастет, станет самым красивым в мире зайцем!
Наперебой толкуя о неожиданной находке, о том, что мальчишки помрут от зависти, девочки двинулись к санаторию.
— Мы ему смастерим клетку, покрасим её… — начала было Тая. И не закончила.
Зайчонок, будто поняв, что его ожидает неволя, хоть и в покрашенной клетке, отчаянно рванулся, серым клубочком выкатился из Ириного подола на стежку. На миг только вздёрнутый хвостик мелькнул в темных кустах.
Девчушки, заойкав, кинулись было следом. Да где там догнать! Зайчонка надёжно спрятали вечерние кусты.
На лице у Иры было отчаяние. Тая рассудительно сказала:
— Да это и лучше, что ты его выпустила. Он ведь совсем маленький, кроме молока-то, и есть ничего, наверно, не умеет. А сейчас его мама по лесу бегает, ищет. Ты ведь его нарочно выпустила, да?
Ира чуть подумала и кивнула.
И девочки бегом припустились к санаторию. Если опоздают к отбою, Ольга Максимовна завтра может не взять на экскурсию к дальнему лесному озеру, где вода, как сказала она, прозрачней стекла, и живут там настоящие бобры.
Ещё издали они заметили на крыльце фигуру Ольги Максимовны. И ноги, что до этого сами рвались вперёд, стали как будто ватные.
Но Ира схватила подруг за руки и потащила окольно к раскрытым окнам их палаты. Тая и Нина подсадили её, ну а потом Ира помогла влезть им.
Уже засыпая в постели, Тая с наслаждением ощутила, как легонько закачалась кровать, что лодка на воде. Когда на отходе ко сну вот так плывёт кровать, то ей представляется лодка, синий плёс реки, а на другом её берегу стоит мама и машет красной косынкой…
Но что это? Кровать колышется все сильнее, даже толкается, как живая, а сон не идёт. Отчётливо слышен шум сосен за окном, посапывание Нины. Тая открыла глаза, подняла голову. И похолодела от страшной мысли — под её кроватью кто-то сидит.
— И-и-роч-ка! — едва прошептала она.
— Что? — подскочила Ира. — Зайчонок прибежал?
— У меня под кроватью… бандит…
Ира не успела ничего ответить, как из-под Таиной кровати раздался грубый голос:
— Ага, попались!
Тая и Ира со страху бросились бежать. Девочки были уже в дверях, когда у них за спиной кто-то захохотал.
Ира дрожащей рукой нажала выключатель.
Возле Таиной кровати качался красный от смеха Роман.
Вся палата вскочила на ноги.