— Он похож на багаж, а значит, должен ехать в багажном отделении, с билетом для багажа, — заявил Контролер.
— Да вы в своем уме, милейший?! — вскричал сэр Гарри, от расстройства ломая пополам свою сигару. — Наш друг Крендель — почетный член клуба «Рога и бубенцы»; доводилось ли вам видеть, чтобы почетные члены клубов путешествовали в багажном отделении?
— Нет, сэр, не доводилось, — признался Контролер. — Однако я был бы очень благодарен, если бы сам … э-э-э …господин почетный член клуба окончательно развеял мои сомнения относительно его природы…
При этих словах Крендель поспешно скрылся под сенью газеты сэра Гарри, ясно давая понять, что ничьи сомнения относительно своей природы развеивать не собирается.
— Наш Крендель не привык беседовать с первым встречным, — сказал сэр Эндрю.
— Наш Крендель заключил пари, что будет молчать до 18.30 будущего понедельника, — сказал сэр Роберт.
— Наш Крендель — образец скромности, ему невыносимо говорить о себе, — сказал сэр Гарри.
— У нашего Кренделя проблемы с самоидентификацией, — сказал Кот Томас, как всегда, прозревая истину.
— Откровенно говоря, господа, — деликатно кашлянув, сказал Контролер, — ваш попутчик более всего похож на хлебобулочное изделие.
— Восхитительно! Тогда верните нам наши деньги! — ликуя, воскликнул Кот Томас. — В правилах эксплуатации спальных вагонов первого класса нигде не сказано, что хлебобулочным изделиям полагается билет!
— Приятного путешествия, господа, — сказал Контролер голосом проржавевшей дверной петли и ретировался в коридор, а закадычные друзья извлекли Кренделя из-под газеты и провели остаток пути в увлекательной беседе о проблемах обретения самоидентичности.
Про то, как сэр Эндрю, сэр Роберт, сэр Гарри и Кот Томас с Кренделем одновременно оказались в финансовом кризисе
— Господа, я в безвыходном положении, — пожаловался сэр Роберт. — Сегодня утром, отгоняя мух от моего завтрака, я так неудачно замахнулся мухобойкой, что лишился последнего запасного монокля…
— Это еще вам повезло, сэр Роберт, — поспешил утешить друга Кот Томас, — по крайней мере, вы не лишились одного из двух последних глаз!
— И теперь мне нужно срочно приобретать новый монокль, — продолжил безутешный сэр Роберт, — но мое финансовое положение в настоящий момент весьма плачевно: все сбережения пошли на покупку новой рамы для портрета тетушки Эмили… Не могли бы вы, сэр Эндрю, одолжить мне пару фунтов?
— Я был бы просто счастлив, мой друг, — ответил сэр Эндрю, сокрушенно вздыхая, — но, увы, как раз на днях мне пришлось купить новую маску и новый зонт, и теперь я совершенно на мели…
— Тогда может быть вы, сэр Гарри, не дадите другу пропасть? — не теряя надежды, переадресовал свою просьбу сэр Роберт.
— Ах, дружище, я бы с радость подарил вам целых сто фунтов совершенно безвозмездно, — грустно молвил сэр Гарри, — но, к сожалению, в настоящий момент у меня нет даже ломаного пенни: коробка прекрасных кубинских сигар и годовая подписка на «Вестник табачной промышленности» съели все мои денежные запасы…
— Тогда вся надежда на вас, милый Томас, — сказал сэр Роберт. — Протяните руку помощи утопающему другу!
— Помилуйте, сэр Роберт, да я же беден как церковная мышь! Вернее, как церковный кот! — воскликнул Кот Томас и для пущего эффекта вывернул правый карман, действительно пустой. Левый, правда, выворачивать не стал, а вместо этого продолжил свое печальное повествование:
— Как раз третьего дня я купил Кренделю килограмм сахарной пудры — чего не сделаешь для закадычного друга! А себе для повышения интеллектуального уровня приобрел трехтомник сочинений Спинозы. И вот теперь — хоть зубы на полку, даже чай приходится пить без сахара.
И Кот Томас поднял свою чашку, приглашая друзей убедиться, что сахара в чае действительно нет, хотя на глаз определить это бывает затруднительно.
— Что ж, — сгорбившись под тяжестью финансового бремени, сказал сэр Роберт, — значит, придется мне нести в ломбард чудесную новую раму. А может, — и голос сэра Роберта совсем упал, — и сам портрет тетушки Эмили…
— Погодите, мой друг! — вскричал сэр Эндрю. — Не стоит так быстро впадать в уныние — наверняка есть какой-то выход. Давайте все вместе как следует пошевелим мозгами.
Воцарилось молчание. Сэр Эндрю, сэр Роберт, сэр Гарри и Кот Томас принялись шевелить мозгами, а Крендель от нечего делать сполз под стол и погрузился в сравнительный анализ штиблет своих закадычных друзей.
«На виражах судьбы»
— Господа, а почему бы нам с вами для поправки финансового положения не написать сценарий фильма? — сказал сэр Эндрю. — Думаю, с нашим жизненным опытом и образованием это не составило бы труда…
— Отличная идея! — сказал сэр Роберт.
— Определенно в этом что-то есть! — сказал сэр Гарри.
— Выручку честно разделим на четверых, — сказал сэр Эндрю.
— Как на четверых?! А Крендель?! — забеспокоился Кот Томас. — Я требую, чтобы Крендель был включен в контракт! Пусть он будем нашим продюсером…
— Ну ладно, ладно, — примирительно сказал сэр Гарри, — давайте сначала напишем сценарий, а финансовые вопросы решим потом. Сэр Эндрю, а в каком жанре будет наш будущий фильм?
— Пускай это будет интеллектуальная драма, — сказал сэр Эндрю. — Так и вижу: наш герой — назовём его Бертольд — высокий лоб, глубокие залысины, глубоко запавшие глаза — подходит к книжной полке, берет томик Кафки, садится к окну и погружается в глубокие раздумья… Прекрасное начало фильма, по-моему!
— Ага, прекрасное начало лечебного фильма для страдающих бессонницей — положительный результат, как говорится, гарантирован, — сказал Кот Томас. — Слишком много глубины, сэр Эндрю, и никакого драматизма. Пускай этот ваш Бертольд хотя бы застрелится в финале…
— Почему же он непременно должен застрелиться? — обиженно спросил сэр Эндрю.
— Ну, не хотите, чтобы он стрелялся — тогда пускай будет погоня на автомобилях, это тоже драматично, — предложил Кот Томас и для наглядности схватил Кренделя и принялся очень натурально им рулить.
— Но позвольте, — возразил сэр Эндрю, — какая может быть автомобильная погоня в интеллектуальной драме?
— Очень даже прекрасная, — охотно пояснил Кот Томас. — Например, у Бертольда есть заклятый враг — назовем его Герберт — он беден, болен чахоткой и ненавидит весь мир. Его дом сгорел, жена ушла к булочнику, друзья отвернулись от него, и еще он хромает на левую ногу. В отчаянии Герберт угоняет автомобиль, похищает у Бертольда редкое издание Кафки и мчится в аэропорт, чтобы продать раритет швейцарскому миллионеру-кафкоману и начать жизнь заново. Бертольд отправляется в погоню.
— Друзья мои, — подключился сэр Роберт, — не стоит забывать о природе! Природа тоже должна быть отражена в нашем фильме. Представьте: Бертольд читает у окна Кафку, а в окне — тяжелые свинцовые тучи, стекло залито дождем, сверкает молния… Или вот этот чахоточный Гумбольдт… или как его… Герберт… пускай он бредёт, прихрамывая, по промозглым ноябрьским переулкам, тротуары скованы льдом, с неба сыпется мелкий колючий снег…
— И тут раздается выстрел — это застрелился Бертольд! — влез Кот Томас, усаживая поудобнее Кренделя, у которого после исполнения роли руля начался приступ икоты.
— Дался вам этот выстрел, уважаемый Томас, — подал голос сэр Гарри. — По-моему, друзья, вы забыли о любовной линии — она непременно должна быть в интеллектуальной драме.
— Ну-ка, сэр Гарри, давайте, добавьте в историю перца — вы ж у нас известный эротоман-порнограф, — подбодрил товарища Кот Томас.
— Не знаю, что вы имеете в виду, дорогой Томас, — сказал сэр Гарри, багровея лицом. — Но я подумал, что у нашего Бертольда может быть … э-э-э … дама сердца, такая, знаете ли, юная интеллектуалка, они познакомились, допустим, на публичной лекции Общества любителей философии, и вот вечерами они гуляют по улицам…
— … по осенним промозглым улицам, под дождем, и сверкает молния, — дополнил картину сэр Роберт.
— Да, да, по осенним… промозглым…, — продолжил сэр Гарри, — а потом они уединяются в библиотеке Бертольда, и … э-э-э … ну-у… здесь можно ввести такую сдержанную эротическую сцену…
— Отчего же сдержанную? — удивился Кот Томас. — Напротив, пускай это будет безудержный животный секс, а потом Бертольд застрелится…
— Но почему он должен стреляться после безудержного животного секса? — спросил сэр Роберт. — Кстати, я бы сцену безудержного секса перенес из библиотеки на природу. Пускай это будет полуразвалившийся сарай в чистом поле, гремит гром, льет дождь, Бертольд и его дама барахтаются в сене в отблесках молнии…
— … а сквозь щель в стене сарая за ними подглядывает Герберт, зажав подмышкой украденного Кафку. — подхватил Кот Томас. — А потом Герберт от зависти стреляется…
— Господа, мы как-то отклонились от исходного жанра, — отметил сэр Эндрю. — Это ведь интеллектуальная драма, а наши герои только и делают, что стреляются, устраивают автомобильные погони и … э-э-э … барахтаются в сене… В финале нам нужен яркий интеллектуальный акцент.
— Отлично, — сказал Кот Томас, — тогда пускай в финале Бертольд и его дама вместе напишут окончание «Замка» и посвятят его застрелившемуся Герберту…
— И взявшись за руки, уйдут вдаль, в поля…, — завершил картину сэр Роберт.
— Ну что ж, по-моему, неплохо получилось, — резюмировал сэр Эндрю. — Но у нас до сих пор нет достойного названия!
— Пустите, дайте, я скажу! — закричал Кот Томас, в порыве энтузиазма утратив обычную отточенность манер, так что даже Крендель взглянул на него с осуждением. — Пусть наш фильм называется «На виражах судьбы»!
— Недурно, — одобрительно покачал головой сэр Эндрю, — и глубоко, и драматично.