— Сделайте одолжение, Аваз Туриевич. Помогите ядами, а с червями мы сами как-нибудь справимся.
— Химикалии скоро будут, — сказал Туриев. Ильхом чувствовал, что он, мягко говоря, попал впросак и теперь будет стараться утвердить свое. Так оно и случилось. — А мы, хотите вы того или нет, разъедемся по хозяйствам, проверим готовность техники и ручных средств борьбы, поговорим с людьми!
— Думаю, для этого достаточно одного дня?
— Срок позвольте устанавливать нам самим, — сказал Туриев решительно, — вы поедете со мной. — Он повернулся к группе. — И вы, товарищи, не теряйте времени.
Ильхом подавил в себе чувство раздражения и встал.
— Я готов, Аваз Туриевич.
— Слушайте, йигит, — сказал председатель облисполкома, пригласив его в свою машину, — я ведь тоже не сразу стал председателем облисполкома, довольно долго пробыл в вашей шкуре, и знаю, что это такое. Поверьте, мне, сегодняшняя ваша выходка некрасива.
— Я сказал, что думал, — ответил Ильхом.
— Вы что, знаете больше, чем бюро обкома? Его решения нужно выполнять, а не игнорировать.
— А решения ЦК? — спросил Ильхом.
— Тем более.
— Тогда, к вашему сведению, Аваз Туриевич, ЦК КПСС уже давно осудил институт уполномоченных как порочную практику. Он указал, что толкачи только мешают делу, воспитывают у руководителей низовых звеньев чувство оглядки, душат самостоятельность и инициативу. Наш райком выполняет это решение ЦК, и о том все в области знают.
— На здоровье, выполняйте, — сказал Туриев, — мы не возражаем, однако обком партии так решил, и вы обязаны считаться с этим.
— Нуритдин Мурадович одобрил ваше решение? — спросил Ильхом. И сам ответил: — Неизвестно. А наше одобрил. Уверен, что он не был бы в восторге от вашей затеи.
— Оставим его в покое, но мой вам совет: не плывите против течения, йигит, так ведь и выдохнуться не мудрено.
— Угроза?
— Совет бывалого человека.
Установилось долгое молчание. «Не надо было мне ссориться с ним в кабинете, в присутствии других, — подумал Ильхом. — Остались бы одни, хоть до хрипоты доказывай правоту. Точно, по его предложению разогнали всех по районам, чтобы в случае надобности, если червь сожрет все и прибудет комиссия из столицы, оправдаться: мол, весь актив мобилизовали. Ох, и хитер дипломат!»
— Я вижу, — нарушил молчание Туриев, положив руку на плечо Ильхома, — мы окончательно рассоримся с вами, но я не хотел бы этого, ведь нам еще работать вместе и работать. Сын родился?
Ильхом кивнул. Он вспомнил свой недавний разговор с директором совхоза «Ором». Речь шла об уполномоченных. «Непривычно сразу без них, — откровенно сказал тот, — будто чего-то не хватает. Кажется, что о совхозе в районе забыли. Может, не стоило одним махом, а? Постепенно отучать, как от табака!» — «Сколько знаю курящих, — сказал Ильхом, — еще ни одного не видел, чтобы бросали постепенно, сразу — другое дело, тут еще что-то получается, а постепенно… по-моему, самообман».
— Первенец? — спросил Туриев.
— Ага.
— Поздравляю. А у меня их уже десятеро. Собственный маленький деткомбинат. — Туриев улыбнулся: — Жена плодовитая попалась, брат.
Ильхом рассмеялся. Туриев сказал об этом как-то снисходительно-ласково. Мол, что уж тут поделаешь, и одновременно, мол, молодец она. И пружина натянутости была снята. В тот день они побывали в двух совхозах, во многих бригадах. Туриев убедился, что хлопкоробы действительно готовы к борьбе с червем. Ильхом не комментировал ничего, он был убежден, что тот придет к выводу, что в районе толкачи не нужны. Вечером Туриев, довольный увиденным, уехал домой, а Ильхом, уставший, точно на нем пахали, пошел в гостиницу. Через час позвонил Свиридов.
— Умер Нуритдин Мурадович, — сказал он совершенно убитым голосом, — только что сообщили из ЦК. Похороны послезавтра…
Сотни сурхандарьинцев — руководители хозяйств, строек, секретари райкомов и горкомов партии, областные работники — полетели в Ташкент, чтобы проводить в последний путь своего любимца. Его действительно любили на этой земле. Поехала бы вся Сурхандарья, но аэрофлот не мог осилить.
— Слушай, Пулатыч, — тихо произнес Свиридов, оказавшись рядом с Ильхомом в траурной процессии, — какого черта ты с Туриевым ссоришься? Жизнь спокойная тебе надоела?
— Я уж думал, что это осталось между нами, — ответил Ильхом.
— Он рассказывал в шутливом тоне, но, как в народе говорят: «Вроде бы шутил, а что на душе — высказал».
— Что же оказалось на душе? — спросил он.
— Догадывайся, не маленький…
Ильхом день пробыл у жены, вернее, вечер. Пошел после похорон, а утром улетел. Увидев, как теща и Лола ухаживают за ребенком, подумал, что его сыну созданы тепличные условия, кормят по часам и минутам, купают по книжке. В другое время он возмутился бы этим, но так было тошно на душе, что он не обратил внимания, пусть делают, что хотят. Его беспокоили мысли о том, как сложатся отношения с Туриевым, если вдруг тот окажется в кресле первого секретаря обкома партии. С Нуритдином Мурадовичем все было ясно. А тут…
Но время шло, а место Мурадова оставалось незанятым. Областным комитетом партии и всей партийной организацией руководил Свиридов. Казалось кощунственным сесть в кресло, в котором сидел Мурадов. ЦК, видимо, учитывал такие настроения и не спешил с назначением нового первого секретаря. Но, как бы долго ни продолжалось это время, ему все равно суждено было кончиться. Уже перед началом хлопкоуборочной кампании состоялся пленум обкома партии. В его работе принял участие отраслевой секретарь ЦК. Он и представил членам обкома партии нового секретаря. Им был бывший в одной из областей республики секретарем по сельскому хозяйству Халик Абдукаримов. Представляя его участникам пленума, секретарь ЦК отметил, что «он — товарищ опытный, окончил три вуза, в том числе сельскохозяйственный, фронтовик». Когда предоставили слово самому Абдукаримову, оказалось, что у него негромкий голос, говорит он не спеша, речь образная. Он поблагодарил товарищей за оказанное ему высокое доверие и выразил надежду, что вместе с ними он сделает все необходимое, чтобы оправдать его.
В тот день, когда Ильхом находился в Ташкенте, в район прибыла автоколонна с ядохимикатами. И Разыков широко организовал работу по борьбе с вредителями хлопчатника, выпросив у своего друга, командира авиаотряда, четыре самолета. Они обрабатывали поля, лежавшие вдали от населенных пунктов, а близлежащие были отданы ручным аппаратам и ОДН, чтобы исключить вероятность отравления людей и скота. Ильхом был доволен вторым секретарем, казалось, Ахмат-ака читал его собственные мысли…
Спустя несколько дней после пленума в Чулиабад приехали Абдукаримов со Свиридовым. Он пригласил Ильхома в свою машину и попросил показать хлопковые плантации района, да и вообще — весь район, но в первую очередь, конечно, хлопчатник. Целый день он пробыл в районе, а под вечер все они заехали в сад колхоза «Аланга» передохнуть часок.
Сад колхоза занимал огромную площадь и до недавнего прошлого казался запущенным. Как бы ни старались садоводы, он продолжал оставаться таким, пыльным и неуютным. Не было воды. Ну, а когда расширили канал «Занг» и повели его дальше в степь, под самые отроги Кугитанга, то трасса его рассекла сад надвое. И сад преобразился. Под деревьями запетляли арыки с зеленой травкой по берегам, после каждого «афганца» садовники смывали пыль с крон яблонь, груш, урюка, вишен и виноградников. Для этого они поставили насос на берегу канала. По берегам канала высадили плакучие ивы, в нескольких местах прямо над водой возвели легкие навесы с ажурными перилами. Там поставили чорпаи и открыли чайхану. Теперь сюда по вечерам приходят старики и молодые, чтобы за чашкой чая послушать радио, посмотреть телевизор и просто поболтать о своих делах.
Наступал вечер, солнце, отгороженное от навеса стеной ив, поливало отроги Байсун-тау киноварью заката. Над водой жара почти не ощущалась, дыханье канала освежало. Уракджан, пригласивший Ильхома и его гостей, оставил их одних.
— Ну, как, — спросил Абдукаримов, — даст район нынче пятьдесят тысяч тонн хлопка?
— Не дадим, Халик-ака, — признался Ильхом. — Я не буду оперировать цифрами и прочими выкладками, вы сегодня все видели сами, просто знаю, что обязательства не осилим, чувствую. Так зачем же обманывать вас и… себя?! Обещая что-то, я обязан исходить из реальных обстоятельств. Если чулиабадцы сумеют дать плановых сорок две тысячи тонн, можно считать, что они сделали все возможное и… невозможное!
— Спасибо за откровенность, — поблагодарил Абдукаримов.
— Но наш район, — сказал Ильхом, — с его большими плантациями хлопчатника — настоящий полигон для испытаний инженерной мысли. Здесь можно более эффективно использовать технику, перевести все хлопководство на комплексную механизацию. Иначе тут и нельзя, Халик-ака. Если мы хотим чего-либо добиться завтра и впредь, мы сделаем это, только опираясь на мощь техники. Людей, сами знаете, у нас не шибко, так что нам волей-неволей придется этим заняться вплотную.
— А что намечаете в перспективе? — спросил Абдукаримов.
— Планов достаточно, — ответил Ильхом. — Сейчас у нас средняя урожайность хлопка примерно двадцать восемь центнеров при плане двадцать четыре. Однако в районе немало бригад, которые получают по пятьдесят центнеров. Та же бригада Атамурада Худайназарова… Сегодня она объединяет целое отделение, состояние хлопчатника в ней, пожалуй, лучшее в районе, так что они дадут по сорок пять. Если бы нам удалось довести среднюю урожайность хотя бы до сорока центнеров, то Чулиабад смог бы производить восемьдесят тысяч тонн.
— Я заметил, что в районе очень много пустующей земли, причем вдоль каналов и оросителей, — сказал Абдукаримов. — Надо подумать, как ввести ее в севооборот. Мы не можем позволить себе такую роскошь, когда земля рядом с водой бесплодна, нам же приходится затрачивать миллионы на освоение новых.
— Думаем и над этой проблемой, — доложил Ильхом. — С осени начнем приводить эти пл