— Медленно и не спеша, — повторил Мрак.
В дальнем углу два полуголых кузнеца, подпоясав чресла кожаными передниками, остервенело лупили молотами по широкой наковальне. Подручный едва удерживал в клещах пышущую искрами заготовку. Чуть дальше стояла еще наковальня, кузнецы озабоченно перебирали железо, подручные раздували мехи. По правую сторону по всему дому тянулись стойла, кони шумно обнюхивались, чесались, жевали сено. В дальнем конце полыхал огонь, в котлах булькало, шипело.
— Не с того конца зашли, — сказал Таргитай нетерпеливо.
Кузнецы проводили их недружелюбными взглядами. Один даже пытался словно невзначай загородить дорогу. Мрак довольно оскалился, пошел грудью, а кузнец в последний момент шарахнулся в сторону. Когда он провожал взглядом широкую спину, укрытую волчьей шкурой, лицо его было тревожным, а руки выронили молот.
У котлов орудовали длинными черпаками на длинных ручках двое распаренных степняков. В помещение вбежал пропахший зноем киммер, крикнул гортанным голосом. Кашевар равнодушно налил в подставленную миску горячей похлебки, медленно повернул заплывшую жиром шею к неврам:
— Жрать что будете?
— Я бы съел жареного коня, — проговорил Таргитай с трудом. Во рту набегали горячие слюни.
— Хорошо, — ответил кашевар безучастно. — Зажарим лошадь. Или сразу три?
Мрак сказал бодро:
— Пока одной хватит. Можете не снимать узду! И подков.
Таргитай оглядывался с несчастным видом. Везде грязь, лучше помереть с голоду, чем есть из посуды, куда плевали киммеры. Олег быстро пробежался вдоль стены, вернулся с тремя глубокими мисками и большим горшком.
— Не все побили… Наливай сюды! Нам с Мраком по миске, а Тарху — горшок.
У Таргитая от вкусного запаха кружилась голова, даже не обиделся, готов был съесть кашу вместе с горшком. Кашевар замедленно зачерпнул, поводил в горячем вареве черпаком, пар закрывал медленно кипящую кашу, неторопливо потянул на себя, напрягая мышцы.
Обе миски и горшок наполнились с одного черпака. Олег поблагодарил, и все трое торопливо ушли. Мрак отыскал свободное стойло — справа и слева за тонкими перегородками находились кони.
— Кони безгрешные, — объяснил Мрак. — Люди здесь хуже.
Таргитай лишь промычал в ответ: голова его была по уши в горшке. Олег подсуетился, принес откуда-то ложки.
— Здесь все как у людей, — объяснил он возбужденно. — Что за народ строил этот город? Если вымерли от болезни — еще ничего. Если перебили киммеры, то нечего и думать тягаться с таким врагом.
Мрак и Таргитай не отвечали, трудились над мисками и горшком. Кашевар поймал им по куску мяса, похоже — конины. Невры ели быстро, пока ложки не заскребли по дну. Мрак наконец откинулся, глаза были сытые, сказал отстраненно:
— Да, город строили велеты. Или волхвы такой мощи, какая нам не снилась… Тарх, не спи! Завтра петь будешь, готовься.
Таргитай подскочил, осоловелость исчезла, словно кольнули ножом.
— Уже завтра?
— Может быть, сегодня, — поправился Мрак. — Сегодня вечером.
— Но уже почти ночь!
Мрак поднял голову, сквозь дырявую крышу светила луна, небо темнело. Костры в доме стали ярче, угольные тени метались по стенам.
— Тогда завтра, с утра…
— Не пугай, — сказал Олег. — На площадь свозят целые бревна, а не вязанки дров. Готовится крада! Скота пригнали, это ж все пожрать надо… Готовятся для великой жертвы! Каган обронил, что в поход пойдут через неделю. Тогда и петь придется перед походом.
Таргитай переводил отчаянный взгляд с одного на другого. Поинтересовался дрожащим голосом:
— В жертву приносят чужеземцев? Чтобы своих не тратить?
Олег зевнул, его глаза закрывались — день был тяжелым. Сонным голосом ответил:
— Не… то в обычные дни. В особых случаях раскошеливаются на своих. Сейчас готовятся идти завоевывать весь мир, слышал?.. Думаю, сожгут своих. Скорее всего, десятка два женщин и детей.
— Женщин и детей…— прошептал Таргитай.
— Больше хочешь урвать, — буркнул Мрак, — дороже должен платить! А самое дорогое у любого народа — женщины, дети. Давайте спать, болтуны.
Он широко зевнул, потянулся, а когда руки с шумом упали на сено, он уже спал мертвым сном.
Ночью Таргитаю снились жаркие руки, журчал ручей. Он проснулся в кромешной тьме, торопливо пополз к выходу. Крепкие пальцы ухватили за лодыжку.
— Куды?
— Ой, Мрак… По нужде, много супа поимел.
В темноте слышно было, как Мрак шумно потянул носом, голос стал брезгливым:
— Беги скорее! То ли во сне уже… то ли сейчас с переляку…
Таргитай вывалился из стойла, уперся в стену. Рядом из оконного проема несло холодным ночным воздухом. Таргитай осторожно выполз, стараясь не беспокоить сидевших под стеной дома кузнецов. Они вели умные разговоры о звездах — небесных кострах, и Таргитай потихоньку отбежал вдоль стены в густую тень. Оглянулся, торопливо спустил портки… Вдруг в кромешной тьме тяжелая рука упала на плечо, строгий голос велел:
— Пикнешь — зарежу.
— Не буду пикать, — пообещал Таргитай дрожа.
Из темноты выдвинулся человек в грубом плаще, капюшон надвинут на лоб, глаза блестели, как слюда.
— Иди со мной, — сказал он повелительно. — Вякнешь — зарежу, как овцу.
— Я еще не навякал… и не навякаю. Не надо как овцу…
Они прошли мимо двух разрушенных домов, все время Таргитай ощущал лезвие кинжала между лопаток. Площадь они пересекли так, что очутились перед дворцом с другой стороны. Вдоль стены стояли неподвижные стражи, их останавливали, но киммер с надвинутым капюшоном показывал какой-то знак, их пропускали. Они подошли к массивной двери, хоть и поменьше парадных ворот. Стражи поклонились таинственному киммеру, молча отворили.
Таргитай послушно шагнул, за спиной захлопнулась дверь. Впереди был длинный коридор, в стенах горели факелы. Пол был выщерблен, пахло навозом.
В спину грубо толкнули, Таргитай покорно двинулся по коридору. Справа и слева были двери, но лишь у пятой Таргитая ударили по плечу:
— Стой…
Человек в плаще легонько постучал. За дверью послышались легкие шаги. С другого конца коридора донесся лязг оружия, громкие мужские голоса. Провожатый Таргитая ударил ногой в дверь, с силой швырнул Таргитая в появившуюся щель. Таргитай грохнулся лбом о косяк, влетел в просторную комнату. В ноздри ударил сладкий густой запах, словно рой пчел устроил здесь соты. Вдоль стен торчали факелы, сильно чадили, но дым от них был сладкий, от него кружилась голова.
В комнате стояло огромное ложе. Среди роскошных одежд возлежала юная девушка. У нее было круглое детское лицо, множество длинных кос, черных как вороново крыло, круглые блестящие глаза и подведенные углем брови. Девушка была в полупрозрачной одежде, ее глаза не отрывались от лица Таргитая.
За дверью в коридоре послышался топот множества ног. Грубый голос спросил:
— Светлейшая Зебо, у тебя все в порядке?
Таргитай замер. Девушка поднялась на локте, в страхе оглянулась на провожатого Таргитая. Тот сделал какой-то знак девушке, та отчаянно затрясла головой. Голос за дверью посуровел:
— Светлейшая Зебо, это я — Толиб Ворон, начальник дворцовой стражи. Мне донесли, что во дворец пробрался лазутчик. Боюсь, придется выломать дверь… Эй, стража!
Киммер в опущенном капюшоне придвинулся к двери, вдруг заговорил капризным детским голоском:
— Толиб?.. Какой ты громкий… Я уже заснула!
Голос за дверью быстро спросил:
— Светлейшая, у тебя все в порядке?
Киммер ответил тем же капризным голоском:
— Какой порядок? Дует, масло тухлое, чадит… На ужин потребовала розовых лепестков, но никто не принес…
— Я распну слуг на твоих дверях, — пообещал голос за дверью. — А пока продолжу обход. Вдруг лазутчик пробрался в самом деле?
Шаги за дверью удалились. Провожатый Таргитая сплюнул на мраморный пол, резко повернулся к роскошному ложу:
— Язык проглотила? Я все устраивай по твоим капризам, так еще и выпутывайся?
Девушка на ложе встала на колени, ее маленькие кулачки были прижаты к груди.
— Сестра, — сказала она тоненьким детским голосом, — я слабая, трусливая… А с тобой редкий мужчина сравнится!
Киммер сердито блеснул глазами, рывком стряхнул капюшон. Копна черных как смоль волос рухнула по спине. Это была рослая женщина в мужской одежде — широкая в плечах, с суровым и надменным лицом. На поясе из толстой кожи висел акинак и длинный нож, а ноги были в грубых сапогах. Подошвы были в навозе, его запах странно смешивался со сладким ароматом.
Таргитай смотрел ошалело. Она бросила резко:
— Захлопни пасть, дурак. Меня зовут Зейнаб. Я не люблю песен, презираю мужчин, которые поют. Мужчина должен быть мужчиной!
Она быстро пошла к двери. Шаги у нее были широкие, твердые. Девушка на ложе тревожно бросила вдогонку:
— Зейнаб, когда вернешься?
— Утром, — отрезала Зейнаб. — Мой конь хромает, надо осмотреть копыто. А гепарда я сама кормлю!
Она выскользнула, бросив на сестру и Таргитая взгляд, полный презрения. Служанка тут же задвинула дверь на два засова.
Таргитай чувствовал, что от его ушей можно зажигать факелы. Он подошел к ложу. Девушка была так прекрасна, словно сюда, на землю, попала случайно, ее место в вирые среди богов и героев!
Медленно он опустился на колени. Девушка приподнялась на локте, тонкая ткань соскользнула с плеча, обнажив белую как снег кожу. Над ухом Таргитая раздался нежный, как вздох утреннего ветерка, голос:
— Певец из дальней страны… Меня зовут Зебо, я дочь кагана. У меня беспокойные сны. Я хочу, чтобы ты спел мне.
— Все, что велишь, — ответил Таргитай прерывающимся голосом. — И даже больше.
Зебо улыбалась, у нее были нежные щеки и яркие пухлые губы.
— Не нужно ли тебе чего-либо от меня?
— Нет, — заверил ее Таргитай. — Моя свирель со мной!
В ее огромных глазах промелькнуло странное выражение. Таргитай запоздало подумал, что надо бы сказать про переполненный мочевой пузырь — в животе уже горячая тяжесть, но, возможно, дочь кагана имела в виду не его мочевой пузырь?