– Доброе утро, меня зовут Эд Роджерс.
– Ах да. Минутку, пожалуйста… Вот интересующие вас данные, а это счет.
– Спасибо, весьма оперативно.
– Ну вот, я так и знал! – пробормотал Хасан.
– Благодарю вас.
– До свидания, мистер Роджерс.
– Он не очень-то разговорчив, – заметил Тюрин.
– Запомни – хорошие агенты никогда не болтают попусту, – назидательно ответил Ростов.
– Понял.
– Черт, теперь мы не узнаем, что ему там ответили, – расстроился Хасан.
– Неважно, – успокоил его Ростов. – Нам известны вопросы – значит, мы можем точно так же задать их сами. Тихо! Он опять вышел на улицу. Петя, поезжай вперед – вдруг удастся его заметить.
Фургон тронулся, но не успели они объехать квартал, как уличные звуки снова пропали.
– Чем могу помочь, сэр?
– Зашел в магазин, – прокомментировал Хасан.
Ростов покосился на него. Когда араб забывал о своей гордыне, то вел себя как ребенок, взбудораженный приключениями: фургон, «жучки», слежка… Возможно, он будет держать язык за зубами, если ему позволят и дальше играть с русскими в шпионов.
– Мне нужна новая рубашка.
– Только не это! – простонал Тюрин.
– Вижу, сэр. Чем это вы так?
– Кофе.
– Надо было сразу замочить – теперь уже пятно не отойдет. Вам такую же?
– Да, если можно. Белую, нейлоновую, на пуговицах, 37-й размер.
– Пожалуйста. Тридцать два шиллинга шесть пенсов.
– Подходит.
– Наверняка запишет в представительские расходы, – вставил Тюрин.
– Спасибо. Желаете сразу надеть?
– Да, пожалуйста.
– Примерочная вон там.
Шаги, пауза.
– Положить старую рубашку в пакет, сэр?
– Не могли бы вы ее выбросить?
– «Жучок» стоит две тысячи рублей! – воскликнул Тюрин.
– Разумеется, сэр.
– Ну все, – уныло констатировал Хасан. – Больше мы ничего не узнаем.
– Две тысячи! – повторил Тюрин.
– Ничего, эти деньги окупились, – успокоил его Ростов.
– Куда теперь?
– Назад, в посольство. Я хочу размять ноги – левая совсем затекла. Зато мы неплохо поработали!
– Нужно выяснить, где сейчас «Копарелли», – задумчиво произнес Хасан.
– «Белки» этим займутся, – отозвался Ростов.
– «Белки»?
– Канцелярские крысы в Москве. Сидят целый день на заднице, ни черта не делают, а получают больше, чем оперативники. – Ростов решил воспользоваться ситуацией и пополнить образование Хасана: – Запомни: агент никогда не должен тратить время на поиск информации, доступной для всех. Книги, отчеты, досье – в этом пусть роются «белки». Всегда используй «белок», и никто не подумает, что ты ленишься.
Хасан улыбнулся небрежно, словно припомнив свою старую роль томного аристократа.
– Дикштейн так не работает.
– У израильтян другой подход. К тому же подозреваю, что он просто не любит работать в команде.
– И сколько времени это займет?
– Примерно день. Я направлю запрос, как только приедем в посольство.
– А можно и мне заодно подать заявку? – полуобернулся Тюрин.
– Что тебе нужно?
– Еще шесть пуговиц.
– Шесть?!
– Если пришлют такие же, как в прошлый раз, то пять из них не будут работать.
Хасан фыркнул.
– И это деловые способности коммунистов?
– Коммунисты тут ни при чем, – ответил Ростов. – Просто русские не умеют работать.
Фургон свернул на Посольскую улицу, и полисмен махнул рукой, пропуская их.
– А что мы будем делать, когда найдем «Копарелли»? – спросил Хасан.
– Внедрим на борт своего человека, конечно же.
Глава девятая
У дона выдался тяжелый день.
Все началось с самого утра: за завтраком ему сообщили, что ночью арестовали его людей. В Олбани полиция остановила и обыскала грузовик с двумя тысячами пар меховых тапочек и пятью килограммами разбавленного героина, следовавший из Канады в Нью-Йорк. Наркотик конфисковали, а водителей упрятали за решетку.
Груз не принадлежал дону, но шайка, перегонявшая товар, платила ему дань и ожидала взамен покровительства. Теперь он должен вызволить и людей, и героин, что было практически невозможно. Если бы в облаве участвовала только полиция штата, еще куда ни шло; с другой стороны, тогда и облаву не стали бы устраивать.
И это было только начало. Из Гарварда телеграфировал старший сын, требуя денег: он проиграл свое содержание за семестр еще до начала занятий. Все утро дон выяснял, почему его сеть ресторанов приносит убыток, после обеда объяснял любовнице, почему не сможет вывезти ее в Европу в этом году. И наконец, доктор сообщил ему, что он снова заразился гонореей.
Дон посмотрелся в зеркало, поправляя галстук-бабочку, и пробормотал себе под нос:
– Ну и дерьмовый же денек…
Оказалось, что арест – дело рук нью-йоркских копов: они слили информацию полиции штата, стремясь избежать разборок с мафией. Конечно, они могли бы закрыть глаза на это дело, но, судя по всему, на них нажали сверху, возможно, даже из Управления по борьбе с наркотиками. Дон назначил адвокатов, отправил людей навестить семьи шоферов и начал переговоры по поводу выкупа героина у полиции.
Он надел пиджак – всегда любил переодеваться к ужину. Что же делать с Джонни? Почему паршивец не приехал домой на каникулы, как все нормальные студенты? Надо бы послать кого-нибудь к нему, но тогда мальчик подумает, что отец беспокоится только о деньгах. Похоже, придется ехать самому.
Зазвонил телефон, и он поднял трубку:
– Да?
– Охрана ворот, сэр. Тут какой-то англичанин вас спрашивает, фамилию не назвал.
– Так гони его в шею, – ответил дон, все еще думая о сыне.
– Он говорит, что вы дружили в Оксфорде.
– Я не знаю никого из… Погоди-ка. Как он выглядит?
– Маленький такой, в очках, похож на бродягу.
– Да ты что! – Лицо дона расплылось в широкой улыбке. – Впускайте скорей – и расстелите красную дорожку!
Год выдался урожайным на встречи старых друзей, однако изменения в наружности Ала Кортоне поражали больше всего. С послевоенных времен он так и продолжал поправляться, и сейчас его вес перевалил за сотню. На одутловатом лице появилось выражение сладострастия, едва намечавшееся в далеком сорок седьмом году и начисто отсутствовавшее в годы войны. А еще он совершенно облысел, что, по мнению Дикштейна, было совсем нехарактерно для итальянца.
Он помнил тот день так отчетливо, словно это было вчера. Тогда ему пришлось на себе испытать психологию зверя, загнанного в угол: когда бежать некуда, ты готов драться до последнего. Один в чужой стране, отрезанный от своей части, пробираясь по незнакомой местности с одной лишь винтовкой, Дикштейн вдруг обнаружил в себе новые запасы терпения, хитрости и жестокости. В течение получаса он лежал в той рощице, наблюдая за брошенным танком, инстинкт подсказывал ему, что это ловушка. Он уже засек одного снайпера и высматривал другого, когда появились американцы. Тут-то Дикштейн и решил воспользоваться удобным моментом: если бы в засаде оставался второй снайпер, то он наверняка выбрал бы более явную мишень, американцев.
Таким образом, думая лишь о себе, Дикштейн невольно спас жизнь Алу Кортоне.
Кортоне был еще более «зеленым» новобранцем, чем Дикштейн, но тоже схватывал на лету. Дети улицы, они учились применять ее законы в новых условиях. Какое-то время они сражались бок о бок, хохотали, сквернословили и трепались о женщинах. После захвата острова друзья воспользовались передышкой, улизнули и поехали в гости к сицилийским кузенам Кортоне.
Именно они и представляли сейчас для Дикштейна наибольший интерес.
Они уже помогли ему однажды, в 1948-м. Тогда им это было выгодно: сицилийцы получили свою прибыль. Теперь же дело обстояло совсем иначе: он хотел просить об одолжении, но ничего не мог обещать взамен. Поэтому Дикштейн и решил поехать к Алу и предъявить долг двадцатичетырехлетней давности.
Он вовсе не был уверен в том, что это сработает. С тех пор много воды утекло, за это время Кортоне сказочно разбогател. Теперь у него огромный дом – в Англии его бы назвали особняком – с лужайками, окруженный высокой стеной с охраной у ворот, три машины у подъезда и бессчетное количество слуг. Преуспевающий американец средних лет вряд ли захочет лезть в политические интриги – даже ради человека, который однажды спас ему жизнь.
Судя по всему, Кортоне искренне ему обрадовался. Они хлопали друг друга по спине, совсем как в ноябре сорок седьмого, и повторяли: «Ну, как делишки?»
Кортоне оглядел Дикштейна с ног до головы.
– А ты не изменился! Я вот, видишь, облысел и набрал лишних пятьдесят кило, а ты даже не поседел. Ну, чем занимался все эти годы?
– Уехал в Израиль, горбочусь на земле, а ты?
– Да все тем же, знаешь, бизнес. Пойдем-ка ужинать!
Ужин протекал в странной атмосфере. Миссис Кортоне сидела на дальнем конце стола, не участвуя в разговоре. Два дурно воспитанных юнца заглотили еду и поспешно удалились, вскоре послышался рев спортивного авто. Кортоне поглощал солидные порции жирной итальянской пищи, запивая их красным калифорнийским вином. Однако самым загадочным персонажем оказался хорошо одетый мужчина с хищным лицом, он вел себя то как друг, то как советник, то как слуга: раз Кортоне назвал его консультантом. За столом о делах не говорили, вместо этого травили военные байки – в основном сам хозяин дома. Он также упомянул ту историю с арабами в 1948-м, о которой узнал от своих кузенов и от которой был в полном восторге, в его пересказе она обросла дополнительными подробностями.
Дикштейн пришел к выводу, что Кортоне и вправду рад его видеть. Наверное, ему было скучно. Хотя чего ожидать, если каждый вечер приходится ужинать в компании молчаливой жены, угрюмых сыновей и мерзкого типа. Дикштейн старательно поддерживал атмосферу дружелюбия и непринужденности: Кортоне был ему нужен в хорошем расположении духа.