– Давай-ка проверим трюм, – сказал он Махмуду.
Они спустились по трапу и вошли внутрь. Хасан нащупал выключатель.
Трюм был забит металлическими бочками с маркировкой «плюмбат» на боку.
– Вот… – вздохнул Хасан. – Это и есть уран.
Они посмотрели на бочки, затем друг на друга. На мгновение вражда была позабыта.
– Неужели у нас получилось… – пробормотал Хасан. – Боже мой…
Когда стемнело, механик включил белый сигнальный огонь и отправился перекусить на камбуз. Тюрину тоже хотелось есть. Он готов был отдать руку за тарелочку селедки и горбушку черного хлеба. Полдня ему пришлось проторчать в спасательной шлюпке, дожидаясь, пока Кох уйдет с мостика; он больше не мог думать ни о чем, кроме еды, и истязал себя мыслями об икре, копченой семге, маринованных грибочках, а главное – о хлебушке.
«Потерпи еще немножко», – уговаривал он сам себя.
Как только механик исчез из поля зрения, Тюрин вылез из шлюпки, разминая затекшие мышцы, и поспешил на склад.
Он предусмотрительно замаскировал вход в свою «радиорубку», закрыв его коробками и разным хламом. Теперь ему пришлось опуститься на четвереньки, отодвинуть одну коробку и проползти в образовавшийся туннель.
Приемник повторял короткий двухбуквенный сигнал. Тюрин сверился с кодовым словарем: это означало, что нужно перейти на другую частоту. Он переключил рацию на передачу и приготовился.
Ростов тут же ответил:
ПЛАНЫ МЕНЯЮТСЯ. ХАСАН НАМЕРЕН ЗАХВАТИТЬ «КОПАРЕЛЛИ».
Тюрин недоуменно нахмурился и передал:
ПОВТОРИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА.
ХАСАН – ПРЕДАТЕЛЬ, ФИДАИ СОБИРАЮТСЯ НАПАСТЬ НА «КОПАРЕЛЛИ».
– Что за чертовщина! – вырвалось у Тюрина. Он же и так на «Копарелли»! Зачем Хасану…
…ну конечно – уран!
Ростов продолжил:
ХАСАН ХОЧЕТ УСТРОИТЬ ЗАСАДУ НА ДИКШТЕЙНА. НУЖНО ЕГО ПРЕДУПРЕДИТЬ, ЧТОБЫ МЫ СМОГЛИ ПРОДОЛЖИТЬ СОГЛАСНО ПЛАНУ.
Тюрин нахмурился, расшифровывая сообщение; затем лицо его прояснилось.
– Ясно, – сказал он вслух. – Тогда мы вернемся на исходные позиции. Умно. А что делать-то?
КАК?
ПЕРЕКЛЮЧИСЬ НА СТАНДАРТНУЮ ЧАСТОТУ «КОПАРЕЛЛИ» И ПЕРЕДАЙ НА «СТРОМБЕРГ» СЛЕДУЮЩЕЕ СООБЩЕНИЕ В ТОЧНОСТИ. ПОВТОРЯЮ: В ТОЧНОСТИ. ЦИТИРУЮ. «КОПАРЕЛЛИ» «СТРОМБЕРГУ»: КАЖЕТСЯ, НАС ЗАХВАТИЛИ АРАБЫ. БЕРЕГИ. КОНЕЦ ЦИТАТЫ.
Тюрин кивнул. Дикштейн подумает, что Кох успел передать несколько слов, прежде чем его убили арабы. Предупрежденный, Дикштейн сможет захватить «Копарелли», и тогда «Карла» протаранит его судно, как и планировалось.
А я-то как же?
Он передал:
ВАС ПОНЯЛ.
Послышался глухой стук, словно что-то ударило в корпус. Сперва Тюрин не обратил внимания, потом вспомнил, что, кроме него и Коха, на борту никого нет. Он подошел к двери склада и осторожно выглянул.
Прибыли фидаи.
Он закрыл дверь и поспешил к рации.
ХАСАН УЖЕ ЗДЕСЬ.
РАДИРУЙ ДИКШТЕЙНУ.
А ПОТОМ ЧТО ДЕЛАТЬ?
ПРЯЧЬСЯ.
«Ну спасибо», – подумал Тюрин. Он отключился и настроился на стандартную частоту.
В голове мелькнула мрачная мысль: до селедочки можно и не дожить…
– Я, конечно, слышал про «вооруженных до зубов», но это переходит всякие границы! – воскликнул Нат Дикштейн, и все засмеялись.
После радиосигнала с «Копарелли» настроение его изменилось. Сперва он был ошеломлен. Каким образом противники умудрились раскрыть его план до такой степени? Где-то он фатально просчитался… Суза? Но что толку себя казнить? Впереди их ждет бой. Хандра улетучилась. Напряжение осталось, свернувшись в тугую пружину, но теперь он знал, куда его применить.
Двенадцать человек, собравшихся в столовой «Стромберга», почувствовали эту перемену и заразились его боевым духом, хоть и понимали, что кто-то из них вскоре погибнет.
И они действительно вооружились до зубов. В руках – девятимиллиметровый пистолет-пулемет «узи», компактный и надежный, весом в четыре кило со снаряженным магазином на 25 патронов, длиной всего 650 мм с разложенным прикладом, плюс три запасных магазина. В кобуре – «парабеллум» того же калибра; к нему подходят патроны для «узи». На поясе – связка из четырех гранат. Дополнительно у каждого имелось оружие на свой вкус: ножи, дубинки, штык-ножи, кастеты и другие приспособления, которые они носили с собой скорее в качестве амулетов.
Дикштейн чувствовал настрой бойцов и догадывался, что все пошло от него. Ему и раньше приходилось наблюдать такое перед сражением. Они боялись, но – как ни парадоксально – именно страх гнал их в бой, потому что ожидание казалось худшей частью; сам процесс действовал как анестетик, а дальше ты либо выживал, либо погибал, и тогда тебе уже все равно.
Дикштейн разработал детальный план действий и проинструктировал команду. «Копарелли» был спроектирован по типу мини-танкера: трюмы на носу и в средней части, главная надстройка – посередине, вспомогательная – на корме. Главная надстройка включала в себя мостик, жилые помещения комсостава и столовую, ниже располагался матросский кубрик. В кормовой надстройке находился камбуз, под ним – склады, еще ниже – машинное отделение. Над уровнем палубы надстройки не сообщались, соединяясь переходами лишь в нижней части.
Решено было разделиться на три группы: первая под командой Аббаса атакует с бака, две другие высаживаются на корму с левого и правого бортов.
Кормовым отрядам надлежало спуститься вниз и продвигаться вперед, оттесняя противника на нос, где их будет ждать группа Аббаса. При таком раскладе неохваченным останется мостик, поэтому Дикштейн решил занять его лично.
Нападение отложили до полуночи – при свете дня их сразу увидели бы. Правда, возникала другая проблема: как в темноте не перестрелять друг друга. На этот случай Дикштейн придумал опознавательный сигнал: слово «алия»[26]. Кроме того, стратегия атаки подразумевала столкновение своих лицом к лицу лишь в самом конце.
Теперь оставалось лишь ждать.
Они сидели на камбузе «Стромберга» – точно таком же, как и на «Копарелли», где им вскоре предстоит сражаться и умирать. Дикштейн инструктировал Аббаса:
– Итак, высаживаетесь на носу и берете под контроль переднюю палубу. Размести людей в укрытии, там и оставайтесь. Как только появится противник – снимайте. Самое главное – старайтесь не подставляться под огонь с мостика.
Развалившись в кресле, Аббас еще больше напоминал танк. Хорошо, что они в одной команде.
– И первыми не стреляем, – уточнил он.
Дикштейн кивнул.
– Да. У вас есть шанс пробраться на борт незаметно. Нет смысла открывать огонь, пока остальные не подоспеют.
Аббас кивнул.
– Я смотрю, Поруш в моей команде. Ты в курсе, что он мой зять?
– Да, и единственный тут женатый человек. Я подумал, что ты захочешь за ним присмотреть.
– Спасибо.
Файнберг поднял голову, отвлекшись от затачивания ножа. В кои-то веки тощий американец не ухмылялся.
– Как полагаешь, что там за люди?
Дикштейн покачал головой.
– Да кто их знает… Или армия, или фидаи.
Файнберг ухмыльнулся.
– Лучше бы армейские – мы состроим зверские рожи, тут они и сдадутся!
Шутка была так себе, но все засмеялись.
Иш, как всегда пессимистично настроенный, сидел с закрытыми глазами, положив ноги на стол.
– Самое сложное – перебраться через леера: мы будем беззащитны, как младенцы, – заметил он.
– Да, но ты учти: они думают, что мы не знаем о засаде, и рассчитывают на легкую победу. К тому же в темноте…
Вошел капитан.
– «Копарелли» в зоне видимости.
Дикштейн встал.
– Пошли. Удачи, ребята. И помните – пленных не берем.
Глава шестнадцатая
За несколько минут до рассвета от «Стромберга» отплыли три шлюпки.
Судно тут же растворилось во мраке ночи: погасли навигационные огни, палубные иллюминаторы, лампы в каютах, даже ниже ватерлинии все отключили, чтобы на «Копарелли» никто не спохватился раньше времени.
За ночь погода испортилась. По мнению капитана «Стромберга», штормом это назвать было нельзя, и все же дождь лил потоками, палубу продувал сильнейший ветер, а волны поднимались так высоко, что Дикштейну пришлось крепче вцепиться в скамью.
Какое-то время они плыли в кромешной тьме: даже лиц не разобрать.
Файнберг нарушил тишину, пытаясь храбриться:
– Эх, говорил я, надо было отложить рыбалку до завтра!
Дикштейн, как и остальные, поддался суеверию: под штормовкой и спасательным жилетом у него был надет старый отцовский жилет, в кармане которого лежали разбитые часы, когда-то остановившие немецкую пулю.
Роман с Сузой и ее предательство словно вывернули его наизнанку: все прежние ценности и мотивы перетряхнулись, а новые, приобретенные с ней, обратились в пыль. У него все еще оставались какие-то желания: выиграть этот бой, добыть уран для Израиля, убить Хасана, – но теперь ему стало совершенно безразлично, что будет с ним самим. Внезапно он понял, что не боится ни боли, ни смерти. Суза предала его, и ему больше не хотелось долгой жизни. Израиль получит свою бомбу, Эстер упокоится с миром, Мотти дочитает «Остров сокровищ», а Игаэль присмотрит за виноградником.
Дикштейн крепче сжал ствол автомата.
Они взлетели на гребне волны и, опустившись, внезапно увидели «Копарелли».
Маневрируя передним и задним ходом, Ливай Аббас подплыл к носовой части судна. Белый сигнальный огонь над ними давал хорошее освещение, а изгиб корпуса скрывал шлюпку от тех, кто находился на палубе или на мостике. Когда лодка подошла к трапу, Аббас обвязал конец вокруг пояса, затем, помедлив, сбросил штормовку, достал автомат и повесил на шею. Поставив ногу на бортик, он дождался нужного момента и прыгнул.
Вцепившись в трап руками и ногами, Аббас отвязал веревку и прикрепил ее к перекладине. Добравшись почти до самого верха, он остановился: через леер нужно перебираться как можно кучнее.
Он глянул вниз. Шарретт и Сапир уже догнали его. Поруш прыгнул, но промахнулся и скользнул вниз. На мгновение у Аббаса перехватило дыхание, впрочем, зятю удалось уцепиться за перекладину и удержаться. Аббас подождал, пока тот поднимется выше, затем перевалился через леер. Мягко приземлившись на четвереньки, он скрючился возле планширя. За ним проворно последовали остальные: первый, второй, третий. Сигнальный огонь светил прямо над ними, выставляя людей как на ладони.