(Сопровождает слова действиями, так же вертя лицо Клодин, словно перед ним не живой человек, а товар на продажу).
Клодин кажется скорее изумленной поведением мужчин, чем оскорбленной. Или скорее напуганной, чем возмущенной, безропотно перенося все.
Улотер. Какое это имеет значение! То ты не замечаешь, что моя мать как две капли воды похожа на Ванду, то с пеной у рта утверждаешь, что эта… Ты посмотри, как она двигается!
Нино. Но она еще не сделала ни одного движения!
Уолтер. В этом нет необходимости! Она манекен! Труп! Две руки, две ноги, одна голова, и одна, подозреваю, задница. Ну-ка, посмотрим… Точно. Все, что предусмотрено природой, на месте. Я не стану спорить: все выглядит неплохо. Она довольно симпатична. И даже, если хочешь, красива. Но это ничего не значит. Я ищу героиню для самой простой, самой чистой, самой элементарной любовной истории, какой прежде не было ни описано, ни снято! А эта… кокетливая кукла… Максимум, в чем можно ее снимать, так это в роли барменши на танцплощадке…
Слова Уолтера переполняют чашу терпения Клодин. Вначале, пока речь шла о том, похожа ли она на кого-то, она мало что понимала. Но презрительную грубость Уолтера в свой адрес она уже не может вынести.
И в тот момент, когда Уолтер поворачивается к ней спиной, давая понять, что вопрос закрыт, она с глухим криком набрасывается на него и несколько раз ударяет его кулаками.
Нино бросается к ней и с силой обхватывает ее руками.
Нино. Стоп! Стоп!! Остановись!! Успокойся!
Уолтер(в изумлении поворачивается). Что такое?
Клодин(в ярости, обращаясь к Нино). Что он себе позволяет, этот засранец! Он даже не знает, кто я такая! Обращается со мной, как со скотиной! Хватает своими грязными лапами!
Пытается вновь ударить Уолтера, но Нино крепко ее держит. Не в силах вырваться, она смиряется и начинает плакать от обиды. Ее плач разряжает ситуацию. Нино отпускает ее, она опускается в кресло, продолжая плакать.
Уолтер (изумленно). Что случилось? Какая муха вас укусила?
Смотрит на Нино. Тот укоризненно качает головой. До Уолтера доходит бестактность его поведения. Искренне раскаиваясь, он пытается исправить ситуацию.
Но, синьора… простите, синьорина… как вы могли подумать?.. Вы здесь совершенно не причем! Мы просто разговаривали… я и мой ассистент, мы обсуждали кое-какие технические вопросы… Но вы правы, а я, наверно, не прав… и я прошу у вас прощения… Дай синьорине что-нибудь выпить, Нино.
Нино спешит к бару.
Уолтер становится на колени перед креслом и берет Клодин за руку, меняя тон с грубого на самый доброжелательный.
Видите ли, дорогая… Мы ищем актрису на главную роль в моем фильме. Мы ее ищем, исходя из конкретного физического сходства… Вы, несомненно, очень красивы… (Подает ей стакан, который принес ему Нино). Вот, выпейте…
Клодин нервно пьет.
Я повторяю: вы очень красивы. Но не это самое главное. Все, что я говорил своему другу, поверьте, не имеет прямого отношения лично к вам! Это… как вам сказать… мои рассуждения относительно типажа, который нас интересует. И которому вы, к моему большому сожалению, увы, не соответствуете. Только и всего. Как бы то ни было, мы возьмем вас на заметку и при случае… какую-нибудь небольшую роль… если, конечно, вам интересно сниматься в кино…
Клодин окончательно успокаивается. Однако Уолтер продолжает проявлять к ней несколько излишнее внимание.
Скажите, а чем вы занимаетесь?
Клодин. Работаю.
Уолтер. Где?
Клодин. В цирке.
Уолтер. Да что вы?! Вы акробатка?
Клодин. Нет.
Уолтер. Ну и правильно. Я обожаю акробатов, но это очень опасное занятие. (Ему в голову приходит соображение). Наш с вами случай – как если бы я был директор цирка, который ищет акробата. И тогда, оценивая кандидатов, я бы говорил: этот похож на паралитика, а этот – на мешок с картошкой!.. И, наверное, я был бы прав. Как вам кажется? И, наверное, я очень удивился бы, если бы кто-то из них воспринял это, как оскорбление. Вы понимаете, о чем я?
Клодин. Да-да… я понимаю.
Уолтер. Вот и прекрасно! Так чем вы занимаетесь там, в цирке?
Клодин. Ничем конкретно и всем понемногу. Одно время я пела. У меня был комический номер в паре с моим мужем, который играл Аугусто…
Уолтер. Аугусто! Замечательная роль! Паяц старинной театральной традиции. Тот, который больше всего нравится детям и незамысловатой публике… Доведись мне сыграть паяца, я, конечно, предпочел бы роль Аугусто, а не слюнявого Арлекино. Уже хотя бы потому, что он нравится детям. Успех в цирке определяют ведь дети, правда?
Клодин. Правда.
Уолтер. Извините, я перебил вас.
Клодин. Ничего страшного. Муж умер, и я осталась без номера. Попробовала стать дрессировщицей… у меня были дрессированные собачки… Но больше пользы от меня оказалось в том, чем я занимаюсь сейчас. Выношу на арену разный реквизит, ассистирую иллюзионисту, выхожу в парад-алле, вывожу лошадей. Хлопочу лицом.
Уолтер. Молодчина!
Клодин. Потому что все говорят, что я красивая.
Уолтер. Ну, это очевидно.
Клодин. А еще сижу за кассой, продаю билеты, или стою за стойкой бара в антракте.
Уолтер. Я вижу, вам уже лучше.
Клодин. Да. Благодарю вас.
Уолтер. Мой друг заплатит вам за то, что мы вас побеспокоили, и вызовет такси.
Клодин. Такси? Мне?
Уолтер. Не беспокойтесь, он оплатит.
Нино подходит к Клодин и протягивает конверт, который та кладет в сумочку.
Клодин. Спасибо.
Уолтер. Не за что. Я сам провожу вас до такси, чтобы вы окончательно простили меня. Нино, будь добр, вызови такси.
Уолтер провожает Клодин к выходу, в то время как Нино звонит по телефону.
Клодин (на пороге). А вы знаете, я видела ваши фильмы.
Уолтер. Да что вы?.. Надеюсь, они вам понравились?
Выходят.
Нино. Алло?.. Такси? Машину, пожалуйста… Площадь Гюго, 14… Спасибо.
Кладет трубку. Подходит к проектору и что-то колдует с ним. Заканчивает в ту секунду, когда Уолтер возвращается. Скорость, с какой Нино отскакивает от проектора, дает понять, что таинственные манипуляции касаются Уолтера, который слишком возбужден, чтобы обратить на это внимание.
Уолтер (войдя). Безумие! Чистое безумие! Чем проще и незамысловатее любовная история, тем более бесспорными должны быть ее герои! Мне нужны Адам и Ева! Ромео и Джульетта! Тристан и Изольда! Паоло и Франческа! Не больше и не меньше! А ты привел мне… не возражай… третьеразрядную кокетку… ничего не умеющую… Не знаю, может, если одеть ее получше, причесать, убрать этот макияж портовой шлюхи… Несчастная женщина! Кляну себя за то, как я вел себя с ней… щупал, как арбуз на рынке! Но это было сильнее меня. Я даже не думал о ней в тот момент. Я был в панике. Это объяснимо, поскольку я вдруг понял, что мне так и не удастся найти актрису, равную Ванде, а без этого фильма не будет! Я спрашиваю себя: а вообще, с какой стати я вообразил, что могу снять его?
Нино. Маэстро, я даже не знаю, что вам ответить. Я обращался в Антропометрический центр, чтобы они помогли нам подобрать кандидатку, у которой антропометрические данные совпадали бы с данными Ванды: рост, фигура, линия плеч, цвет лица, форма ушей… ну и все такое.
Уолтер. И что бы мы стали делать с твоей антропометрией? Кино? Но разве можно оценивать человека с точки зрения клинической карты: рост, вес, особые приметы… А гармония черт лица? А ритм тела? А свет глаз?.. Как можно выразить все это в цифрах? Как сравнить? С чем сопоставить? Разве нам удастся узнать, чьи мозги умнее, просто взвесив их?
Нино(после паузы). Отчасти вы правы…
Улотер. Что значит отчасти?
Нино. А то, что, что кино не есть жизнь. Кино – совсем другое дело. Снимая фильм, вполне можно обойтись без многого из того, что вы назвали. Гармония лица – это вопрос построения кадра. Ритм тела – мастерство монтажа. Свет в глазах зависит от качества пленки, угла съемки, освещения, и всего того, что программируется, придумывается, дозируется, как в аптечном рецепте.
Уолтер. Не надо мне напоминать азбучных истин. Я лучше тебя знаю, что кино – это гигантская обманка, где трюк и грим могут совершать чудеса. Кларк Гейбл был невысокого роста, и когда целовал Софию Лорен, его ставили на скамеечку и следили, чтобы она не попала в кадр. Но всему есть пределы. Никакой кинотрюк не может превратить меня в Аполлона Бельведерского! И никакой кинорежиссер не сможет извлечь из глаз этой цирковой кассирши свет Ванды!
Нино. Хорошо. Мне больше нечего сказать. Одно для меня несомненно: есть кое-что посильнее кино, что манипулирует реальностью и делает с ней все, что хочет.
Уолтер. Например?
Нино. Например, память. Кинотрюки – ничто в сравнении со спецэффектами памяти! Что, вдобавок, доступна каждому. Это пленкой и кинокамерой владеет только режиссер, а памятью владеет любой.
Уолтер. Я понял тебя! Ты хочешь сказать, что моя память о Ванде может рисовать мне не то, какая она была на самом деле, и что поэтому я, несмотря на всю твою антропометрию, не нахожу в этой… барышне ничего общего с Вандой? Э, нет! Моя память подтверждается документально: есть фотографии, есть фильм, есть куча отснятого материала, и все это без искажений и режиссерских ухищрений демонстрирует не только то, какой она была внешне, но и то – какой внутренне! И еще эти документы… я говорил тебе об этом сегодня ночью… неоспоримо и однозначно показывают, каким самодовольным и дремучим субъектом был я! Закрой окно.