Падре Гатти. В Риме, ясно. Вы помните, как Петр, встретив Христа, спросил: куо вадис, домине, – хотя прекрасно знал, куда идет Господь, поскольку все дороги ведут в Рим.
Все трое смеются.
Фокс. Однако вы, сенатор Орси, сами не стали участвовать в выборах. Почему? Вас Рим больше не прельщает?
Сенатор Орси. Ах, что вы хотите, все эти слухи, что распространяются по моему поводу…
Фокс. Слухи? Какие слухи?
Сенатор Орси. Господи, вы что, не помните этот безобразный скандал с денежными переводами эмигрантов?
Фокс делает вид, что не помнит.
Я много лет занимался тем, что собирал франки, зарабатываемые в Швейцарии итальянскими рабочими, и выплачивал их родственникам в Италии в евро… У меня на это работала целая организация, «Единая Италия» называлась. А что в ответ? Одни упреки. И знаете, в чем меня обвиняли? В вывозе капиталов!. Не больше, не меньше! Может быть, практически… это похоже. Но теоретически это абсолютно не так! Посмотрите мне в глаза, синьоры! Грошовые заработки бедных рабочих – у кого язык повернется назвать это капиталами?
Фокс. Но если умножить эти так называемые гроши на тысячу, на две тысячи, на десять тысяч… В таком случае даже мизерные заработки одного рабочего оборачиваются для кого-то приличным капиталом.
Сенатор Орси. Нет, конечно, если мы захотим довести ситуацию до абсурда, то возможен любой вывод. Но я отказываюсь опускаться на этот уровень. В чем мне оправдываться? Доказывать корректность моих поступков? Но я даже в мыслях не допускаю, что она может быть поставлена под вопрос! Я давно собирался сказать вам об этом, дорогой доктор Фокс, с тех пор, как именно вы, насколько мне известно, начали распускать эти слухи…
Фокс. Не начни вы первым, пытаясь бросить тень на продвигаемый мною план региональной реконструкции…
Сенатор Орси. Да, но только после того, как вы, непонятно, с какой стати, потребовали начать расследование деятельности «Банка ди Комо»…
Фокс. Это был мой ответ на ваши махинации с лекарствами фонда Фармацевтического союза…
Сенатор Орси. Но какое отношение ко мне имели лекарства?
Фокс. Точно такое же, как и транспортные накладные автомобильной компании международных перевозок.
Сенатор Орси. Ну уж это, простите!..
Падре Гатти. Братья! Братья! Дети мои! Прекратите! Во имя любви к Господу! Так мы ни о чем не договоримся!..
Фокс прижимает руку к сердцу, морщится, закрывает глаза, глубоко дышит.
Видите? Вот что случается, когда дух общинного братства подменяется духом дьявольского материалистического антагонизма. Разве для того мы здесь, в столь радостный день? К чему нам копаться в старых недоразумениях, нелепых двусмысленностях и ядовитых сплетнях? Не лучше ли обсудить новые возможности, попытаться достичь согласия и гармонии в изменяющихся условиях? Мир, братья! Эт пакс ин терра хоминибус волунтатис. Помолимся, братья.
Все складывают руки в молитвенном жесте, склоняют головы на грудь.
Минута покаянной молитвы.
Сенатор Орси возвращается в наш город из Рима, сенатор Фокс оставляет его, чтобы отправиться в Рим. Здесь мелкие заботы об общих интересах, там огромные управленческие возможности. Правая рука забывает о том, что левая рука делала в прошлом, и обе руки сходятся в братском пожатии… Обменяйтесь знаками примирения, братья.
Фокс и Орси пожимают друг другу руки.
Падре Гатти кротко благословляет их.
Фокс. Мне нужны друзья, синьоры. Я собираюсь покинуть вас…
Сенатор Орси. Не говорите так!
Фокс. Нет, я имею в виду отъезд в Рим, сенатор! Но одна только мысль о том, что я оставляю здесь все наработанные связи, так долго создаваемые и культивируемые… в первую очередь, разумеется, во имя общественных интересов… зная, что им со всех сторон грозит опасность…
Сенатор Орси. Не с нашей, уверяю вас! Больше того, именно по этому поводу мы здесь. Не разделяя ваших опасений, что вы из Рима не сможете контролировать ваши здешние проекты, мы, тем не менее, явились сюда предложить вам участие и в наших проектах. Если вам интересно.
Фокс. Ну, конечно, дорогой, мне это было интересно! И даже очень. К сожалению, я понятия не имею, что вы имеете в виду, говоря о ваших проектах.
Падре Гатти. Мы и собирались рассказать вам об этом.
Фокс. Что-то я слышал краем уха об обществе Охраны материнства и младенчества…
Сенатор Орси. Вы намекаете на Дом беспризорных детей?
Падре Гатти. Это благотворительное учреждение, которое опекает более трехсот подкидышей по всей Италии…
Фокс. За сто евро чистыми в день на душу… за счет государства…
Сенатор Орси. Только не говорите мне, что ваша дочь обходится вам меньше, чем сто евро в день.
Фокс. Не скажу. (Кротко). Но я еще ее и кормлю.
Падре Гатти. У них высококалорийная и обильная еда, доктор Фокс, это я вам гарантирую.
Сенатор Орси. Падре Гатти – духовный отец Дома беспризорных детей. К тому же не стоит их перекармливать? Нас же потом съедят эти взрослые, помешанные на диетах, формах и лишних килограммах?
Падре Гатти. Братья, я боюсь, что так мы утонем в деталях. Сегодня в Риме стольким учреждениям подобным нашему, разные политиканы и демагоги угрожают закрытием… И мы здесь не гарантированы от такого… Поэтому, если бы сейчас вы порекомендовали кого-нибудь… а лучше самого себя… в административный совет Общества… Вы сможете сами сделать несколько шагов?
Фокс. Да.
Падре Гатти. Тогда пойдемте, я вам кое-что объясню.
Берет его под руку. Уходят.
Сенатор Орси(почувствовав свободу с заметным нетерпением, Коломбо). Вы, действительно, в этом уверены?
Джакомо. С его сердечными проблемами он не протянет и двух месяцев. Вы разве не видите, что он едва держится на ногах?
Сенатор Орси. Да, но когти и язык у него все еще в порядке!
Джакомо. Прошу вас, сенатор, только никому: вчера вечером у него был повторный приступ.
Сенатор Орси. Потому мы и следуем советам, которые вы нам дали: рассказываем о наших делах, втягиваем его, предлагаем ему доли в них, ключевые должности, даем ему…
Джакомо. Давайте, и вам воздастся.
Сенатор Орси. Да-да, вы правильно говорите. Но проблема в том, что он в ответ не открывает своих карт, не предлагает ничего взамен. А если он неожиданно умрет? Я в таком случае остаюсь с дохлой мухой в кулаке.
Джакомо. Но есть я. А я, уверяю вас, в курсе всех его дел.
Сенатор Орси(после паузы). Место в административном совете Дома беспризорных детей… вас устроило бы?
Джакомо. Только в качестве гарнира.
Сенатор Орси. Вот как? А… что бы вам было интереснее?
Джакомо. Мне нравятся банки.
На веранде появляется Мария Виттория, всем видом показывая, что было бы лучше, если присутствующие покинули сад.
Сенатор Орси(не замечая ее). Мои возможности в банках очень ограничены…
Джакомо. Не скромничайте, сенатор Орси. Мне, к примеру, достаточно известно о вашей роли в руководстве «Католического банка Ланге»… Пройдем в мой кабинет.
Сенатор Орси. А вы не боитесь? Стены имеют уши.
Джакомо. Не только стены. Деревья тоже.
Орси, с недоумением оглядев деревья, следует за Коломбо по лестнице на веранду и в дом.
Мария Виттория, дождавшись их ухода, спускается в сад. В руке у нее книга. Спустя некоторое время появляется Бьянка Мария.
Бьянка Мария. Почему ты ушла, Мария Виттория? Я ведь с тобой разговаривала…
Мария Виттория. Мама, я не хочу больше никаких разговоров!
Открывает книгу и делает вид, что читает.
Бьянка Мария. Что ты делаешь?
Мария Виттория(сухо). Я читаю, мама, не видишь?
Бьянка Мария. Почему ты говоришь со мной таким тоном?
Мария Виттория. Потому что ты задаешь бессмысленные вопросы. Очевидно же, что я читаю.
Бьянка Мария(мягко). Было бы очевидно, если б ты не держала книгу вверх ногами, Мария Виттория.
Мария Виттория нервно переворачивает книгу, с силой захлопывает ее и прекращает ломать комедию.
Ты даже не знаешь, что я хочу тебе сказать… Я много думала сегодня ночью… Вчера вечером события застали меня врасплох… Первая моя реакция была… она соответствовала той роли, которая… роли матери… Но сегодня ночью, пока твой отец читал, я притворилась спящей и размышляла… Мне так живо представилось, в какую трагедию может превратиться твоя любовная история… как разрушится твоя жизнь… Я спрашивала себя, не является ли это Божьим наказанием за мои грехи…
Мария Виттория(нервно перебивает ее). Какие у тебя грехи, мама! И что это за мелодраматический лексикон: трагедия любви, разрушенная жизнь! Как будто я должна умереть старой девой из-за того, что этот засранец… Только не падай в обморок, мама, прошу тебя!
Бьянка Мария. Можно, я продолжу?
Мария Виттория. Прости, я тебя слушаю.
Бьянка Мария. Еще я думала, что ты будешь счастлива, несмотря ни на что. Конечно, удар был очень сильным… но что поделать… все мужчины одинаковы! Чтобы убедиться в этом, не обязательно становиться несчастной. В том, что случилось, нет твоей вины. И его тоже. Никто не может отвечать за то, что случилось до его рождения. Думаю, даже в Евангелии можно найти что-нибудь в этом роде… В общем, вы поженитесь и будете счастливы.
Мария Виттория. Мама!..
Бьянка Мария. Я знаю, что ты хочешь сказать: позиция твоего отца. Я подумала и об этом. Он никогда не выступал против равенства между людьми, если только это не касалось экономических вопросов. Следовательно, и он, по сути, не может иметь ничего против доктора Коломбо, которого знает много лет и к которому прекрасно относится. Конечно, твой отец очень принципиален в вопросах, касающихся нашей семьи. Но я знаю, как можно снять проблему. Поскольку респектабельность семьи – это, прежде всего, внешние приличия, достаточно, чтобы… недоразумение с отцом доктора Коломбо сохранялось в абсолютной тайне… чтобы об этом ничего не узнала твоя тетя Анджела… ни она, ни кто другой…