Элиза умолкла, мечтательно глядя в пространство.
— И?.. — нетерпеливо спросила Кэти.
— Я забеременела, хотя еще не должна была. Конечно, последовали разборки с родителями, но теперь им уже некуда было деваться. Так что все вышло просто замечательно.
— Призыв к Луне?.. — с сомнением проговорила Кэти.
— Слова рождают вибрации. В вашем плотно-материальном мире это не очень заметно, но в Саду даже чувства вызывают отклик. Наверное, ты это заметила. — Она помолчала и шепнула: — Луна сейчас полная. Самая сильная…
Кэти проводила Элизу (их коттеджи стояли рядом) и поднялась в спальню. Матвея еще не было — видно нашли, чем заняться. Легла в постель и вызвала на ридере «Lunaria», но сонеты показались мудреными (ай да простушка Элиза!). Тогда заказала подборку стихотворений о Луне. Одно из первых оказалось Шелли, мать приохотила к классической английской поэзии (подруги в школе только фыркали):
«Tell me, moon, thou pale and gray
Pilgrim of Heaven’s homeless way,
In what depth of night or day
Seekest thou repose now?»[20]
Нет, слишком элегично для такого случая. Она просматривала стихи и гимны еще некоторое время, пока не нашла нужное.
Когда появился Матвей, спросила: — Чем занимались так долго?
— Обсуждали ту историю: Морион, хэ-ути… Кое-что ему рассказал. Боюсь, еще доставят нам хлопот. Что делаем завтра?
— Летим в Сад. Тебе надо достать аметисты, а я хочу отдохнуть хотя бы день по здешнему времени.
Она глянула в окно: над снежными горами поднялся бледный диск полной Луны.
— А знаешь, лучше прямо сейчас. Здесь одиннадцать вечера, значит на долготе Крыма еще около пяти. Мы будем там через час, и время сразу замедлится. Сколько тебе надо, чтобы набрать аметистов?
— Часа два, там недалеко.
— За это время я приготовлю ужин, мы искупаемся, и впереди у нас будет долгая-долгая ночь.
Отправила сообщение Толуману и заехали в круглосуточный магазин, где она тщательно отобрала продукты для ужина. Затем поднялись в воздух, и через полчаса тускло заблестела гладь того озера. Она содрогнулась, вспомнив, кто еще пользуется этим путем.
Но внизу уже стала развертываться светящаяся спираль, и они провалились сквозь пространство и время…
В Саду она сразу опустила стекло, не могла надышаться здешним воздухом. Тепло, солнце клонится к закату, отбрасывая на гладь моря лиловатые тени холмов. На площадке поцеловала мужа в щеку.
— Я тебя жду. Не забудь и для меня камешек.
Смотрела вслед, пока глайдер не превратился в темную точку над багряными утесами Кара-Дага… Некуда спешить. Незачем спешить. Вечный покой.
В гостинице все прибрано — похоже, Элиза с Толуманом побывали здесь. Ассоль без ума от здешней гальки… Кэти вздохнула.
Она готовила ужин тщательно, совсем особый ужин. К счастью, нашелся электрогриль. Еще раз подивилась, откуда здесь электричество — к дому не подходило никаких проводов. Потом сидела на балконе, и небо постепенно становилось жемчужным, как внутри небесной раковины, где таился Исейон.
Наконец красным угольком появился глайдер и спустился в серые сумерки.
— Здорово! — восхитилась она, разглядывая темно-фиолетовые кристаллы с золотистыми искрами в глубине. — Я беру этот, Элизе и так хватит.
Они искупались, но разнежиться на теплом песочке мужу не дала, повела ужинать. Сели на балконе под темнеющим небом.
— Вкусно, — сказал Матвей, — хотя немного остро. Что это?
— Пища для настоящих мужчин, — подмигнула она. — Говядина на гриле с приправой из кардамона.
Попили чая, Матвею налила отдельно. Тот покачал головой:
— И тут что-то особое.
— Хочу, чтобы ты потерял голову, — лукаво улыбнулась Кэти.
— И тебе это удалось. — Матвей придвинулся и поцеловал ее. — Хочу тебя, как никогда раньше.
— Все будет, как ты хочешь. Только подожди немного.
Бледный диск Луны стал подниматься из-за черных скал Кара-Дага. Кэти встала:
— Пойдем. Но не в спальню. Элиза шепнула по секрету, что здесь есть особая комната.
В спальню заглянула, только чтобы сбросить одежду и накинуть легкий халатик. Потом с трепетом повернула ручку двери напротив. Пусто, лишь диванчик на двоих. Сразу отдернула легкие гардины. Луна поднялась выше, холмы под нею таинственно мерцали. Правее вставала скала с острыми вершинами — будто рога, отсвечивающие белым.
Она покачала головой: — Ну и ну!
Села на диванчик, дождалась Матвея и придвинулась к нему…
Когда, распаленный поцелуями, он готов был овладеть ею, заставила сбросить всю одежду и скинула свою. Усадила его, нежно надавливая на бедра, и села сверху, скользнув спиной по слегка щекотной груди.
— А теперь бери меня, — шепнула она. — Только ничему не удивляйся.
С восторгом ощутила его в себе, странно и приятно было сидеть будто на твердом колышке. Несколько раз изогнулась в стороны, подняла лицо к Луне и стала громко читать древний орфический гимн:
«Услышь мой зов,
Владычица богиня,
Идущая в серебряных лучах,
В уборе из рогов быка могучих,
В великом круге, с свитою из звезд,
Свет ночи темной засветив над Миром,
Ты, с женской красотой, с мужскою властью,
С природою двойной и переменной.
То полная как круг, то вся в ущербе,
Мать месяцев, твой путь горит плодами
Царица звезд, всемудрая Диана,
В красивом многозвездном одеяньи,
В покрове пышном нежная богиня,
Зажги светильник лунный для меня,
И озари — тебе и тайне — верных»[21]
На миг стало неловко — что она вытворяет? — но это чувство тотчас исчезло: Луна ответила! Она словно выросла и приблизилась к окну вплотную. Холмы превратились в вереницы жемчужных облаков, плавно вздымающихся по ее диску. И Кэти тоже стала подниматься и опускаться — то тянулась к сверканию Луны, то отступала от ее нестерпимого блеска. И в предельной мере, почти теряя сознание, испытала могущество лунной богини: волны наслаждения, тоньше и сильнее любого испытанного, стали пронизывать ее, словно вздымая к сияющему диску. Вдруг он стал невыносимо ярок, и будто всплеск сияния затопил ее изнутри — сметая все препоны, снимая все запреты, подчиняя тело единственной силе, власти Луны… Трепет, будто тела коснулось пламя. Сил нет ни на крик, ни на стон. Она безмолвно сгорала в белом холодном огне…
Очнулась от похлопывания по щекам, над ней озабоченно склонился Матвей.
— Ты как? Вдруг обмерла, словно потеряла сознание.
Кэти облизнула пересохшие губы: — Ты почувствовал ее… Луну?
— Ну, это трудно описать. Меня будто взяли и безжалостно вывернули наизнанку. Но такого наслаждения никогда не испытывал.
— Я тоже, — слабо улыбнулась Кэти. — Наверное, будем спать без задних ног (тоже одно из любимых выражений отца).
Они выспались, поплавали в ночном море — свет бесчисленных звезд дрожал на воде — и, не задерживаясь, вернулись домой. Хотя где теперь ее дом?.. Оказывается, предупреждать Толумана не было нужды, в Усть-Нере только наступало утро…
Колье с аметистами Матвей заказал в Якутске, а спустя какое-то время, завтракая, она отодвинула чашку с любимым кофе: вкус показался отвратительным. Поднялась налить чая, и соски болезненно задели изнанку халатика. Тест подтвердил, что она беременна!..
Подошло двадцатое ноября. Снег лежал не только в горах, но и на улицах. Ехать особо не хотелось — на работу-то ходила с трудом, и куда исчезла прежняя деловитость? Но при полном параде вышла в гостиную (ночевали на руднике в квартире Толумана) и накинула шубку из голубых песцов, подаренную отцом маме. Элиза надела соболью, подарок Рогны. Аметисты замечательно шли к ее темным волосам и золотисто-желтому платью. Кэти пришлось выбрать красное, хотя Морион был прав: на черном платье бриллиант смотрелся потрясающе. Ничего, и так королевский вид.
С любопытством поглядывала в окно: на чем за ними приедут? Глайдер не очень подходил для подземного мира. Может, на упряжке из драконов?
Подъехала довольно обычная машина и посигналила. Вышли.
Эмблема с дракончиком или чем-то похожим действительно была на радиаторе, а машина вблизи оказалась внушительной и громоздкой. Толуман присвистнул:
— Да это «Century», машина для японского императорского дома. Такая была в Магадане у бывшего Координатора.
Из-за руля вышел пожилой коренастый водитель с сединой. Поклонился мужчинам, неловко поцеловал ручки дам. Подмигнул Кэти:
— Меня зовут Кемень. Я когда-то сопровождал вашего отца, вот мне и выпала честь везти вас.
Кэти улыбнулась: — Благодарю. Отец говорил о вас (вспомнила об этом только сейчас).
— Извините, нам пришлось заменить задние сиденья на диван для троих. Боюсь, будет неудобно. Хотя ехать недалеко.
Худощавого Толумана посадили в середине, так что по сторонам оказалось просторно даже в шубах. Сиденья были обтянуты приятной на ощупь тканью, на окнах кружевные занавески. Кемень сел за руль, Матвей рядом, и автомобиль плавно тронулся.
— Вы сами делаете автомобили? — поинтересовался Толуман.
— Нет, — ответил Кемень, — они неудобны в туннелях, а на поверхности дорог мало. Эту купил наш агент в Токио, для специальных случаев. Ну а как доставить — дело техники.
Несколько прохожих, оказавшихся на улице, провожали машину взглядами. Повернули к началу серпантина, и короткий бетонированный съезд уперся в скалу. Тотчас в ней открылся знакомый, освещенный опаловым светом туннель.
— Для вас все устраивает господин Морион, — сказал Кемень. — Очень талантливый, хотя и молодой. Когда его вижу, вспоминаю вашего отца.
Кэти моргнула.
Поездка и в самом деле оказалась короткой: опаловое мерцание сменилось пышностью мрамора и самоцветных светильников — вестибюль был просторен и напоминал богато украшенный вокзал. Интересно, за сколько километров они оказались от Усть-Неры?..