Сразу за нашим забором проходила широкая дорога в Петипасы. На дороге было, конечно, светлее, чем в саду под деревьями. И вот я увидел – по дороге бежало «это», а головы у него не было.
В это время залаяла собака в домике через дорогу; к ней присоединилась вторая, затем третья, в через минуту все собаки в Петипасах разразились громким лаем.
Не знаю, как я попал обратно, но попал я туда довольно быстро. Не помыв даже ног, забыв совсем про пижаму, я пулей влетел в комнату, нырнул в постель и натянул на себя перину.
Страх мало-помалу проходил. Вскоре я даже мог сосчитать в уме, сколько будет пятнадцать умножить на семнадцать. Но встать и погасить свет я все же не отважился.
Немного погодя открылась дверь из кухни, и пани Людвикова тихо окликнула меня: – Ты ещё не спишь?
Я быстро закрыл глаза, чтобы пани Людвикова не спросила, вымыл ли я ноги.
Она вошла в комнату, закрыла дверь на веранду и погасила свет. Затем вернулась на кухню, оставив дверь за собой полуоткрытой, чему, честно говоря, я был даже рад. Я повернул голову на подушке так, чтобы видеть свет в кухне, и стал размышлять, что же это я видел за забором. Неужели всё-таки привидение? Не может быть!
Но, если это не привидение, тогда что же это? Так и не найдя ответа, я решил, что рано утром напишу обо всем Руде Драбеку. После этого я поправил подушку под головой и начал придумывать письмо Руде. Начать я решил как можно спокойнее, а то он подумает, что я совсем струсил.
«Милый Руда, ты, наверное, очень удивишься, получив от меня письмо. Прежде всего должен тебе сказать, что ты оказался прав. Петипасы мне совсем не нравятся. Сюда и вправду можно добраться простым поездом, который останавливается даже в Хухлях. Каких-то двадцать пять минут – и ты уже на месте. Дома здесь самые обыкновенные, а деревья очень пыльные, как ты и говорил. В саду у шлагбаума вечно торчит девчонка в голубом платье и смеется над каждым мальчишкой, выходящим из поезда. На реке я ещё не был. Но зато мне уже устроил экзамен петипасский учитель. Он задал мне страшно трудный вопрос о Кази.
Единственная радость – это пан Людвик.
Приходилось ли тебе когда-нибудь жить у настоящего моряка? Так вот, пан Людвик, у которого я теперь живу, бывший моряк. По-моему, он даже был капитаном корабля, некогда потерпевшего крушение. Когда я вернусь в Прагу, я расскажу тебе захватывающую историю о корабле „Южный крест“. История эта длинная. В письме о ней не расскажешь.
Да, Руда, ты случайно не забыл рассказать мне тогда про такую вещь: что бегает по ночам в Петипасах без головы? Станда Калиб наверняка рассказал тебе об этом. Прежде чем ты уедешь в свое Гуменное, зайди к Станде и выспроси его хорошенько. Обязательно!»
О чем бы ещё написать Руде? Но, как я ни старался, так ничего и не придумал. Оставалось только наклеить на конверт марку в шестьдесят талеров, чтобы Руда мог мне ответить. Затем я повернулся на другой бок и уснул.
5
Проснулся я очень рано. Солнце только что взошло, и петухи ещё горланили вовсю. Оглядев комнату, я страшно удивился: как это я сюда попал? Наконец понял, что я в Петипасах у Людвиков.
И тут же мне вспомнилось привидение. Когда мы в классе проходили пословицы, мы узнали, что утро вечера мудренее. Но здесь, в Петипасах, эта пословица не имела никакой силы. Чем больше я думал о привидении, тем больше мне казалось, будто я решаю какую-то сверхтрудную задачу. И каждый раз, когда решение уже вертелось где-то близко, у меня в голове вдруг становилось пусто.
Солнце поднялось выше и заглянуло ко мне в окошко. Стоявший на окошке пузырек с чернилами засветился синим цветом. Это напомнило мне о письме Руде Драбеку. Я немедленно принялся за письмо, чтобы поскорее получить ответ. То место, где я просил Руду разузнать у Станды Калиба о петипасском привидении, я подчеркнул двойной жирной чертой.
Кончив писать, я посмотрел на часы. Было только четверть шестого. На кухне стояла мертвая тишина. Людвики ещё спали. А я стал думать, чем мне заняться сегодня. Пожалуй, лучше всего отправиться на рыбалку. Я вынул из шкафа коробку с крючками, грузилами, дробью и поплавками и стал искать в ней ржавый крючок, который нашел в прошлом году на Лужнице, а заодно грузило с маленькой дыркой и сломанный поплавок. На дне Бероунки сплошные камни и коряги. Возьму крючки, грузило и поплавок похуже, – по крайней мере, не будет жалко, если они останутся на дне.
В шесть часов я умылся и отправился на кухню спросить пани Людвикову, не пора ли вставать. Открыв дверь, я увидел, что пани Людвикова и пан Людвик уже осторожно ходят по кухне, боясь меня разбудить.
Пан Людвик сегодня не собирался на работу, потому что работал в прошлое воскресенье. За завтраком он мне сказал, что сначала займется садом, а потом покажет мне, как идти к речке. Я был очень доволен. Не так уж часто показывает ребятам дорогу к реке настоящий моряк.
Но и пани Людвикова мне понравилась не меньше. Поэтому я не пошел с паном Людвиком в сад, а попросил полотенце и стал вместе с ней вытирать посуду. Кроме того, мне хотелось расспросить её о петипасском привидении.
Начал я разговор очень осторожно:
– А знаете, пани Людвикова, о чем я вспомнил?..
Она отвернулась от таза с посудой и подала мне вымытую тарелку.
– Ну что ж, выкладывай! Мы с Яркой всегда любили поговорить.
Я сделал вид, что тщательно вытираю тарелку, а сам одним глазом посматривал на пани Людвикову.
– А говорят, что у нас в Праге, на Увозе, – заметил я безразличным голосом, – ходит рыцарь без головы.
«Подумаешь! У нас в Петипасах тоже есть привидение и тоже без головы», – вот такого ответа ждал я от пани Людвиковой. Мо ничего подобного она не сказала. Наверное, не хотела меня пугать. Однако я хорошо заметил, что пани Людвикова склонилась над лоханкой ещё ниже, а главное, как-то уж очень громко загрохотала тарелками.
Я обошел стол, чтобы получше видеть лицо пани Людвиковой.
– Что бы вы, пани Людвикова, сделали, если бы однажды ночью шли по Увозу и вдруг вам попался бы навстречу рыцарь без головы?..
Пани Людвикова должна была бы ответить на это:
«Пожалуй, Тоник, я бы не очень перепугалась. Ведь такое я могу встретить каждую минуту. Хотя бы у нас саду».
Но она и этого не сказала. Спокойно налила в лохань теплой воды и заметила, покачав головой:
– Что за стланные вопросы ты задаешь, Тоник?
Из этого мне стало ясно, что она прекрасно знает о петипасском привидении, но просто не хочет о нем говорить. Тогда я заложил руки за спину – так всегда делает наш папа, когда разговор заходит о важных делах, – и сказал пани Людвиковой:
– А моя мама говорит со мной обо всем. Даже о привидениях. – И добавил погромче: – Будь у нас в Праге сад и разгуливай там привидение, мы бы обязательно поговорили о нем с мамой.
Теперь пани Людвикова должна была бы сказать:
«Ну, Тоник, я вижу, ты знаешь тайну нашего сада. Сядь-ка вон там на стул, и я все расскажу тебе о петипасском привидении».
Поэтому я подошел к окну и уселся на стул. Но дани Людвикова продолжала спокойно мыть посуду и только улыбалась.
– И откуда это ребята набираются такой чепухи?
Тут уж я рассердился. Не люблю, когда взрослые всячески избегают разговаривать с нами о важных вещах! Я встал со стула и сказал серьезным голосом:
– Пани Людвикова, вчера вечером я видел в вашем саду привидение. Объясните мне, что это было.
Пани Людвикова откинула со лба влажные от пара волосы и весело рассмеялась:
– Насос, Тоник! Конечно, насос! Наш Ярка, когда был поменьше, тоже как-то раз спутал его с привидением.
Я понял, что пани Людвикова не хочет сказать правду, и гневно закричал;
– Но ведь насос не может бегать по дороге!
– Конечно, не может, – согласилась пани Людвикова и тут же спросила меня, часто ли я болтаю подобные глупости.
Я промолчал в ответ, но пани Людвикова стала почему-то нравиться мне гораздо меньше.
Она насухо вытерла таз и убрала его. Потом отрезала кусок хлеба, намазала его маслом, положила сверху помидор и протянула мне. Но я ни за что не стану брать хлеб у человека, на которого так сердит.
– Спасибо, не хочу, – отказался я, хотя очень люблю помидоры.
Если бы я ответил так маме, она положила бы хлеб на стол и сказала: «Ну что ж, съешь, когда захочется». Но пани Людвикова сказала:
– Как хочешь! – и принялась за хлеб сама.
Я разозлился ещё больше и отправился в сад.
И в самом деле, у меня в Петипасах одна только радость – моряк пан Людвик.
Вот вернутся все наши ребята в Прагу, соберутся в своем «парламенте» у карты и как начнут рассказывать о всяких приключениях, которые произошли с ними во время каникул! Франта Турек наверняка начнет так:
«Знаете, ребята, какая буря застала нас в Татрах? Такой вы ещё никогда не видели! Гром там грохочет раза в три сильнее, чем у нас!»
Руда Драбек покачается на носках, прищурит глаза и фыркнет под нос:
«А хоть и в семь раз! Вот у нас в Гуменном была такая буря, что я даже не слышал выстрела, когда папин брат стрелял в медведя, который разворотил оконную раму в его доме. А ведь я стоял рядом! Ясно? Вот это буря так буря!»
Потом настанет моя очередь. Сначала я спрошу ребят:
«А знаете ли вы капитана Людвика?»
Они, разумеется, не будут его знать, и тогда я сделаю удивленный вид:
«Как, вы не знаете этого капитана, грозу морей, который звал меня Тоником и ходил со мной на реку? Вот кто рассказал бы вам о настоящих бурях!»
И все ребята сразу забудут и о Татрах и о медведе и станут, открыв рты, слушать меня. И Руда тоже будет слушать, и под конец скажет мне:
«В будущем году я поеду на каникулы только в Петипасы. Дело решенное!»
Я вспоминал о ребятах из нашего класса, пока не дошел до клумбы – здесь росли цветы, которые нельзя было рвать. За клумбой зеленела трава, а дальше до самого забора тянулись грядки с овощами. От них шел запах лука и петрушки. Пан Людвик стоял у первой грядки и рыхлил землю мотыгой. Мотыга так и сверкала в его руках. Я зажмурил глаза, и мне показалось, что пан Людвик с острой саблей в руках дерется с пиратами.