— Ты даже не знаешь, чем отличается ручка скоростей от кнопки сигнала, — грубо сообщил я ему.
— Ну ведь я же могу научиться.
— О'кей, валяй учись!
Наш знакомый уделил нам полчаса времени, чтобы показать Визи, как нажимать на газ и сцепление, как переключать скорости и читать показания приборов. Через час после того, как Визи впервые взялся за руль, он уже ездил на автомобиле взад и вперед по дороге. Мне потребовалось почти год, чтобы научиться как следует править упряжкой лошадей. А Визи за полтора часа научился управлять этим джипом.
Несмотря на то что я настаивал, чтобы Лилиан возвращалась домой в повозке, она забралась на сиденье рядом с Визи, и они отправились к северу, в направлении озера Мелдрам. Я стоял у повозки, глядя на клубы пыли, которые оставлял за собой джип. Когда я уже больше не слышал звука мотора, я повернулся к приятелю и сказал:
— Готов спорить, что он не доберется до дому.
— А я спорю, что доберется.
Этот спор я проиграл. Через два с половиной часа после того, как они выехали из Риск-Крика, Лилиан и Визи были уже дома. Я ехал следом в повозке, все время глядя вперед в ожидании, что вот-вот увижу их, сидящих у обочины рядом со сломавшимся джипом. Когда же этого не случилось, я был немного разочарован.
Прошло не меньше недели, прежде чем я рискнул взяться за руль автомобиля. В конце концов Визи уговорил меня сесть на сиденье рядом с ним.
— Все равно тебе когда-нибудь придется научиться водить машину, — уверял он меня, — так чего тянуть?
И наконец я решился. Я говорил «но!», переключая скорость из нейтрального положения в первую и выжимая газ, и кричал «тпру!», когда мне нужно было остановиться. Прежде всего я загнал эту штуковину в ирригационную канаву, и мне пришлось звать Визи, чтобы вытащить ее оттуда. Когда я в первый раз поехал в Риск-Крик, я ободрал кору со стольких сосен, что казалось, будто кто-то наставил свежих меток. Но все же я научился.
Поездка в лагерь для ловли бобров. Мост и дорога построены Эриком и Визи.
Наша повозка так и не была покрашена. Ее даже ни разу не закладывали, с тех пор как на наши земли пришла механизация. Она стоит заброшенная под сосной, стоически выдерживая непогоду, дышло постепенно гниет, а шины давно свалились с ободов. Иногда, после заката, когда все звуки тайги стихают, мы с Лилиан подходим к повозке и присаживаемся на ступеньку, подперев головы руками и глядя задумчиво на лес. Но вместо деревьев мы видим нашу повозку у фактории, нагруженную покупками. А когда до нас доносится ветерок, нам кажется, что повозка трясется по острым камням, и вдруг я спрашиваю Лилиан, почувствовав, что она думает о том же: «Помнишь?» Она кивает головой: «Как будто вчера». Я повторяю: «Как будто вчера». Но какой длинный путь мы прошли с тех пор!
Глава XXVI
Это навалилось на меня внезапно, как гром среди ясного неба, или олень, появившийся из молодой поросли. Это было начало хождения по мукам для Лилиан, которое потребовало от нее всех сил, ума и веры, испытание, которому редко подвергалась какая-либо из женщин во все времена. Лилиан боролась один на один с тайгой, и шансы на победу были не на ее стороне.
Это был вторник в середине декабря, и я думал, что вот через две недели кончится еще один год и мы вступим в 1948. Я был в четырех милях от дома и на снегоступах обходил капканы, которые за ночь покрыл слой снега толщиной около восьми дюймов. Снег был мокрым, налипал на лыжи и каждый шаг причинял мучения. Но я уже привык к этому. Испокон веку ходить на снегоступах было трудным делом, особенно по свежевыпавшему снегу, который так насыщен водой, что, если бы воздух был чуть теплее, он превратился бы в дождь.
Когда это со мной случилось, было около полудня. Всего полчаса назад я чувствовал себя великолепно, и с интересом осматривал капканы и попавшую в них добычу. Вдруг я почувствовал страшную усталость, ноги заломило, и я покрылся холодным потом. Я разжег костер, отбросил в сторону лыж снег и быстро приготовил себе постель из сучьев. Несмотря на жар от костра, я весь дрожал, лежа на сучьях.
Я достал завтрак, безразлично посмотрел на бутерброды и отодвинул их в сторону. Есть не хотелось. Костер весело горел, но, казалось, совсем не давал тепла. Я подвинулся как можно ближе к пламени, почти касаясь его одеждой, но никак не мог согреться. И чем дольше я лежал, тем слабее становился.
Снова пошел снег. С северо-запада слышался шум ветра в вершинах деревьев. Оттуда надвигалась метель. Если бы она продолжалась час или даже меньше, она, вероятно, оставила бы после себя еще дюйма четыре свежего снега.
Мне хотелось сделать навес из веток и переждать метель у костра. Благоразумие, однако, подсказывало, что не следует делать глупости и надо немедленно вставать и идти домой, пока держат ноги и не путаются мысли.
«Все будет хорошо, стоит лишь добраться до дома, — старался я успокоить себя. — Сейчас мне немножко нехорошо, но вот доберусь домой, лягу в постель и к утру буду уже здоров».
Я понял, что заболел, и сразу подумал о Визи. Он охотился в избушке, в низовьях ручья. Он был там один и охотился в восточной и северной частях наших угодий, а я оставался дома с Лилиан и охотился к югу и к западу от озера Мелдрам. Это было очень удобно, так как мы могли достаточно хорошо справиться с промыслом по всей нашей территории в то время, когда мех был самым лучшим. В последние два-три года Визи часто жил один в избушке, охотясь, и мы никогда не волновались о нем. Он был сильным, здоровым, и ни один индеец в Чилкотине не знал лучше него, как вести себя в лесу. Мы были уверены в том, что лес никогда не причинит ему вреда. Но теперь, когда ноги отказывались служить мне, я подумал: «Надеюсь, что у мальчика все в порядке».
Метель налетела через несколько минут, после того как я покинул костер. Скоро следы, оставленные мной утром, скрылись под снегом, и я мог найти их только на ощупь. Самих следов не было видно.
Прежде я никогда не попадал в подобные ситуации. С каждой минутой я становился все слабее. Желание прекратить борьбу, разжечь костер, сесть возле него и отдохнуть, а может быть, и немного поспать было почти непреодолимым. Но нет, этого делать было нельзя. Я должен идти вперед. Пусть медленно. Я двигался скорее усилием воли, чем напряжением физических сил.
Метель прошла, и воздух стал неподвижным. Теперь мне приходилось останавливаться, чтобы отдохнуть, через каждые сто ярдов. Я отдыхал, стоя на лыжах, так как боялся снять их и сесть. Если бы я сел, то уже не смог бы встать и идти дальше. Мне надо было двигаться.
Ночь давно наступила, когда я добрался до дома. Только инстинкт подсказывал мне дорогу. Инстинкт и какая-то упрямая настойчивость, не позволявшая мне сдаться тайге. Отметины, которые попадались мне то здесь, то там и могли бы мне указать направление, потеряли для меня всякое значение.
Внезапно в темноте показались очертания дома. Я остановился, протирая глаза, и долго смотрел на него. Только через некоторое время я понял, что это наш сарай. Я сбросил лыжи и прислонил их к бревнам. Теперь они уже не нужны. Я уже дома или во всяком случае буду там, если у меня хватит сил добраться по тропинке от сарая к дому.
Лилиан, вероятно, сидела у окна гостиной, глядя в темноту и ожидая меня. Лилиан всегда немного волновалась, если меня или Визи ночь заставала в лесу. Кругом было столько опасностей…
Она услышала, как я шел по тропинке, и встретила меня у черного хода, когда я, наконец, подошел к дому.
Она сразу поняла, что случилось что-то серьезное.
— Эрик, ты заболел, что с тобой? Что случилось? — вскрикнула она взволнованно.
— Да, что-то неважно себя чувствую. — Я с трудом добрался до кухни, опустился на стул и пробормотал: — Не беспокойся, ничего страшного, к утру все будет в порядке.
Ужин был на столе, но есть мне совершенно не хотелось. Я выпил чашку чая, разделся. Смутно припоминаю, что Лилиан помогла мне лечь в постель и укрыла меня одеялами. Меня продолжало знобить, хотя Лилиан положила под одеяло две грелки. Мне пришлось пролежать в кровати три недели, прежде чем у меня хватило сил встать.
К утру я был в бреду и ничего не сознавал. Белье на мне было насквозь мокрым, так как ночью я сильно потел. В буфете у нас была небольшая аптечка, но мы редко заглядывали в нее. В ней хранилось несколько таблеток хинина, микстура от кашля, несколько бутылочек с растираниями — и только. С тех пор как мы поселились на ручье, мы никогда не позволяли себе всерьез задумываться о том, что кто-то из нас может заболеть. До тех пор Лилиан не приходилось сталкиваться с чем-либо, кроме насморка или небольшой головной боли. Теперь, когда на нас нагрянула действительно серьезная болезнь, единственным более или менее подходящим лекарством в аптечке был хинин.
Лилиан каким-то образом заставила меня проглотить несколько таблеток хинина. Однако, сидя возле меня ночь напролет и укрывая меня одеялами, когда я метался в постели и сбрасывал их, она чувствовала, что нужно нечто большее, чем хинин.
Рассвело. Лилиан бесцельно стояла в спальне у окна, глядя, как над вершинами деревьев поднимается холодное солнце, и думала: «Что же делать?» И тут она вспомнила, что сегодня среда.
Эта мысль несколько успокоила ее душу. В среду вечером вернется Визи, и она не будет одна. Если потребуется, Визи сможет на санях поехать в Риск-Крик. В поселке Вильямс-Лейк, в тридцати милях к востоку от нас, теперь был врач, и, если случиться что-нибудь плохое, Визи сможет поехать в Риск-Крик, позвонить в Вильямс-Лейк и вызвать врача, а потом он смог бы на санях привезти его к озеру Мелдрам. В ту зиму выпало столько снега, что ни один джип не смог бы проехать по дороге.
Визи устраивался с промыслом так, что по средам и субботам он приезжал домой и ночевал дома. Поэтому сегодня он должен был вернуться, а завтра, если потребуется, он мог бы поехать в Риск-Крик за помощью.
Мысль о том, что Визи к вечеру вернется, поддерживала Лилиан весь этот томительный день. В четыре часа дня она пошла на конюшню, чтобы накормить и напоить лошадей. Когда она стала накладывать сено лошади, из леса вышли лосиха с лосенком, и через несколько секунд около сарая их уже было с полдюжины. Она дала и им сена, разбросав его по снегу, и, когда все принялись за еду, быстро убежала домой. Лилиан никогда не могла забыть тот момент, когда Старый Бандит упал замертво у ее ног. Этот случай навсегда оставил след в ее душе, и она не могла относиться спокойно к лосям, будь то корова или бык. Однако лоси не обращали на нее никакого внимания, когда она бежала домой: они были слишком заняты, отталкивая друг друга от сена.