я испытанию, запретному для тех, кто не произнес клятвы. Это необходимо для нашего спасения.
— Нет! — вскричал Кемок. — Ты не сделаешь этого! — Он, очевидно, знал, на что она намекает, хотя для меня это было загадкой. Он взял ее за подбородок, так чтобы она смотрела ему прямо в глаза. — Я говорю: нет! — повторил он.
— По-твоему, лучше слепо шагать навстречу опасностям, чем подвергнуться риску с целью прозреть? — спросила Каттея.
— Подумай, о чем ты говоришь, сестра, — упорствовал Кемок. — Не делай глупостей. Не многие из колдуний Эсткарпа позволили себе такое. Для этого требуется высшее искусство владения Силой…
— Все-то ты знаешь, — перебила его Каттея. — Но не очень-то верь тому, чего наслушался. В натуре Мудрейших — создавать вокруг своего ремесла ореол таинственности. Да, ты прав — не многие из колдуний прибегают к помощи Посланца. Все дело в том, что он им и не нужен. Они знают Эсткарп как свои пять пальцев. Знают — какова эта страна сейчас и какой она была в древности. Другие же страны их никогда не интересовали. И не колдуньи, а наши отец и мать отважились на то, чтобы разыскать логово Кольдера. А ведь Кольдер был воплощением зла. Здесь же этого нет. Здесь встречаются лишь очаги того, что недоступно нашему пониманию. Проводник нам необходим…
— О чем она толкует? — обратился я к брату.
— О сотворении Посланца, — ответил он с загадочным видом.
— Посланца? — переспросил я, ничего не поняв. — Какого такого Посланца?
Каттея отвела от своего лица руки брата. Но, отвечая мне, продолжала смотреть на него, словно взглядом хотела убедить его в разумности своих намерений.
— Видишь ли, Килан, — медленно произнесла она, — мне нужен помощник, который знал бы эту страну такой, как она есть, а не как воспринимаем ее мы, который вернулся бы в ее прошлое и, узнав, что здесь происходило, помог бы нам найти спасительный путь.
— Для чего сестре потребуется ни больше ни меньше, как подвергнуть себя родовым мукам, — вмешался Кемок. — И хотя дитя будет всего лишь порождением духа и разума, а не плоти, роды могут оказаться смертельными.
— Всякие роды связаны с риском, — заметила Каттея. — Но я рассчитываю на вашу помощь и потому так спокойна. В Эсткарпе еще не было тройняшек, подобных нам, не так ли? Мы можем стать единым целым, когда в том есть необходимость. Клянусь, я не решилась бы на такое одна, без вашего согласия и помощи, и я прошу вас мне помочь.
— Ты считаешь, это так необходимо? — спросил я.
— Я предлагаю выбор: продвигаться вслепую — или идти с открытыми глазами, зная куда ступаешь, — ответила она. — Семена того зла, что угрожает нам, были посеяны давно. Время взрастило их, но и подвергло изменению. Если мы докопаемся до сути и познаем их природу, то сможем уберечься от яда плодов, которые за многие годы произросли из них.
— Я не одобряю твоего выбора! — заявил Кемок.
— Кемок… — спокойно отозвалась на его протест Каттея. Она еще не выпустила его рук из своих и теперь, подняв вверх его покалеченную руку, поглаживала пальцами шрам на ней. — Скажи мне, был ли у тебя выбор, когда ты ввязался в бой и получил в награду вот это?
— Это совсем другое дело! — возразил брат. — Я воин, и это был мой долг — ответить силой на силу…
— Так почему же меня ты считаешь не способной отвечать за свои слова? — оборвала его Каттея. — Пусть мои битвы не требуют владения мечом, но за эти шесть лет я прошла школу не менее суровую, чем любой воин. У меня были такие противники, каких ты себе и представить не сможешь. Но я не настолько самонадеянна, чтобы заявлять, будто не нуждаюсь в вашей помощи. И потому прошу вас присоединиться ко мне, что, кстати, гораздо проще, чем быть в стороне.
Лицо Кемока все еще было напряженным, но Он уже не возражал ей, и я понял, что она его убедила. Я же не остался на его стороне только потому, что не представлял меру опасности, которой Каттея себя подвергала. Я всегда верил в нее. В подобные моменты она выглядела отнюдь не девочкой — мне казалось, что из нас троих она — старшая.
— Когда? — спросил Кемок, давая понять, что он согласился с ней.
— Может, прямо сейчас? Только сначала было бы неплохо поесть. Сила тела подкрепляет волю и дух, — ответила сестра.
— Да, подкрепиться не грех, — шутливо заметил Кемок. Казалось, он втайне надеялся, что эта прозаическая потребность заставит Каттею отказаться от своего намерения. — Вот только, как раздобыть еду?
— В этом нам следует положиться на Килана, — сказала сестра, не взглянув на меня, и я понял, чего от меня ждут.
Тот, кто хоть в какой-то мере наделен способностью обращаться к Силе, знает, что есть определенные ограничения в пользовании ею. Если ими умышленно пренебрегают ради выгоды, то за этим неизбежно следует расплата. Обнаружив еще в детстве, что могу влиять на животных, я никогда не пользовался своим даром при охоте на них. Несколько раз мне удавалось воспрепятствовать нападению дикого зверя на человека. Но я никогда не позволял себе приманивать зверя, чтобы убить его.
Теперь мне предстояло сделать именно это — во благо Каттеи. Мысленно, я призвал на себя всю кару за преступное пользование Силой, лишь бы последствия моих действий не коснулись сестры. Затем я настроился на охоту.
Мозг рыб и рептилий настолько отличается от человеческого, что они почти не поддаются мысленному воздействию — это я понял давно. Другое дело млекопитающие. Я вспомнил антилоп — они должны уметь плавать… Я попытался вызвать в своем воображении зримый образ животного. Добившись этого, я начал нащупывать мысленный контакт с невидимой жертвой. Мне еще не приходилось делать такое, и я не исключал неудачи.
Мои старания увенчались успехом — внезапно у меня возникло хорошо знакомое ощущение мысленного контакта. Усилием воли я стал подзывать жертву. Несколько мгновений спустя на берег выскочил молодой бычок. Я вынудил животное спрыгнуть в воду в том месте, откуда его течением понесло прямо на наш островок.
Кемок начал целиться, но я запретил ему стрелять.
Я один должен был ответить за убийство. Животное откликнулось на мой зов, поэтому я же должен был отнять у него жизнь.
Я чувствовал на себе взгляд Каттеи, пока вытаскивал тушу из воды на камни.
— Не повредит ли это твоему общению с Силой? — спросил я.
Она отрицательно покачала головой, но в ее взгляде угадывалось замешательство.
— Мы не можем обходиться без пищи, Килан, — сказала сестра. — Однако… ты обременил себя проступком, и чем ты за него поплатишься, я не могу сказать.
«Скорей всего — утратой своего дара», — подумал я.
Мы разожгли костер из сучьев, оставленных на островке половодьем, нажарили мяса и сытно поели.
— Скоро ночь. — Кемок приладил над огнем сырую ветку с нанизанным на нее мясом. — Не повременить ли, Каттея, до утра? Нам способствуют силы, питаемые светом. А в такое время — мы рискуем вызвать вместо них силы тьмы.
— То, что мы задумали, следует творить на заходе солнца, — возразила Каттея. — Свет и тьма не всегда противятся друг другу. Теперь оба выслушайте меня, ибо, когда я предамся действию Силы, вы уже ни о чем не сможете меня спросить. Вам нужно взять меня за руки и соединиться со мной разумом. Не обращайте внимания на то, что будет происходить со мной, и ни в коем случае не выпускайте моих рук из своих. Что бы ни случилось, не оставляйте меня!
Ей не нужно было просить нас об этом. И Кемок, и я тревожились за нее. Она была слишком молода и хрупка, хотя и прошла суровую школу колдовства. Сестра старалась казаться спокойной и уверенной в себе, каким старается казаться юный воин, которому предстоит первый бой.
Тучи, закрывавшие небо весь день, к заходу солнца рассеялись. Каттея позвала нас на западную сторону островка, откуда мы могли наблюдать закат. Мы взялись за руки и так замерли.
Мои ощущения были схожи с теми, что я испытывал, когда мать созвала нас помочь ей найти отца. Так же, как и в тот раз, я утратил осознание себя и, ничуть не противясь этому, растворился в каком-то пульсирующем потоке, словно сам стал этим потоком…
Не знаю, как долго это продолжалось. Внезапно я опять ощутил себя самим собой. Я держал за руку Каттею, которая, судорожно глотая воздух и стеная, дергалась всем телом, как в падучей. Свободной рукой я взял ее за плечо, стараясь сдержать эти конвульсии, и заметил, что Кемок тоже вцепился в нее обеими руками.
Она резко вскрикивала и дергалась так, что мы едва удерживали ее на месте. Глаза сестры были закрыты. Казалось, сознание покинуло ее, и тело само собой продолжает противиться тем мукам, которые она ему навязала.
Вдруг она пронзительно закричала, изогнулась дугой и так застыла, а над ее телом возник узкий и длинный язык света, который чуть покачивался, как пламя свечи на ветру. Каттея задрожала и открыла глаза. Порожденное ею свечение изменило форму — оно приобрело вид крылатого жезла и больше не двигалось.
Поддерживаемая нами под руки, Каттея опустилась на колени перед этим сгустком света и стала что-то наговаривать — как тогда, когда общалась с фланнаном. Все еще соприкасаясь с нею разумом, мы были способны улавливать смысл произносимых ею слов: она твердила древние заклинания, уговаривая свое бестелесное создание быть послушным и послужить ей.
— Теперь лети! — крикнула она под конец.
Светящийся жезл исчез. Каттея поднялась с колен и провела по себе руками, будто снимая боль.
Я подбросил сучьев в костер. Огонь осветил Каттею, и она показалась мне чуть ли не старухой. Ее искаженное болью лицо ужасно осунулось. Кемок шагнул к сестре и притянул ее к себе. Она приникла к его плечу и, постояв так, подняла голову и провела рукой по его щеке.
— Вот и все, — сказала она, — кончились мои муки. Вы помогли мне, братья. Это дитя не связано ни пространством, ни временем. Наш посланец вернется и укажет нам путь, уверяю вас в этом. А теперь давайте спать.
Сестра и брат скоро уснули. Мне почему-то не хотелось ложиться; что-то не давало покоя, и я не мог понять что. Опасения за жизнь Каттеи? Но ее муки кончились. Боязнь подвергнуться нападению? Но мы находились на безопасном месте. Мой собственный проступок? Скорее всего. «Мне предстоит расплатиться за содеянное, — сказал я себе. — А пока лучше выкинуть это из головы».