– Эй, ты моего напарника не оскорбляй… – угрожающе надвинулся на него Пригоршня.
Он не успел договорить: к нему подскочил Крыса и, вскинув автомат, прикладом ударил Никиту в челюсть. Пригоршня отклонился, так что удар прошелся по касательной, – но Крыса немедленно пнул пленника в колено. Никита охнул, приседая.
– Хватит тебе, они нормальные парни. – Шнобель положил ладонь приятелю на плечо. Крыса гаденько усмехнулся и вновь навел на Пригоршню ствол. Я уставился на него и сказал громко, чтобы наемник услышал:
– Ты, крыса! Еще раз ударишь моего друга, и я тебе руку сломаю.
Маленький наемник подскочил, как ужаленный, оборачиваясь, но я уже не обращал на него внимания, переключившись на Дядю.
– Всего лишь недостаток информации, чтобы делать правильные выводы, – сказал я ему. – Так о чем идет речь?
Дядя перевел быстрый взгляд с меня на Никиту, после чего, не отвечая, упал в кресло.
– Валерьян, когда мы будем на уже известном месте?
Главарь сверился с набросанным Шнобелем планом и картой.
– К вечеру.
– А где будем в полдень?
Мускулистый красавец опять сверился с картой:
– У переправы.
– Хорошо, тогда выходим, – кивнул Дядя. – Приготовьтесь к полудню.
Я заметил, что Валерьян слегка побледнел.
– Что на этот раз? – спросил он, махнув Шнобелю, чтобы забирал свой рюкзак.
– А я знаю? – раздраженно отозвался пожилой родственник. Хотя, конечно, я уже понял, что никакой он не родственник, ни близкий, ни дальний, ни седьмая вода на киселе. Просто чокнутый, который нанял отряд для какого-то грязного дела. Почему-то я не сомневался, что дело грязное. Почему? Думаю, дело в методах. Чистые дела грязными руками не делаются. – Но она точно что-нибудь устроит.
О ком это они? Ни черта не ясно, что происходит и о чем они говорят…
Крафт сгреб мои вещи, кроме патронов, запихнул в вещмешок и кинул мне, даже не завязав. Я не стал ловить поклажу.
– Никуда не пойду, пока не узнаю, зачем…
Удар был неожиданным, хотя я заметил движение. Крыса щучкой кинулся ко мне, занося ствол. Я поставил блок – но он предательски ударил снизу левой в печень.
Я молча скрючился, сцепив зубы, прижимая ладонь к боку. Боль, только что бывшая острой, растеклась по телу, теперь в месте удара тупо ломило.
Дядя поморщился.
– Валерьян, я который раз вас прошу, обуздайте этого крысеныша. Он портит мне человеческий ма-териал.
Человеческий материал? Это еще что значит?
Главарь шагнул вперед и без замаха дал Крысе в зубы. Тот отскочил, ощерившись, но ничего не сказал.
А Дядя повернулся ко мне:
– Как вас… Химик? Вечером вы все узнаете.
Я пошел – а что оставалось делать? Их больше, даже если удалось бы как-то договориться с Пригоршней, нам все равно их не одолеть. Они отобрали у нас оружие, связали нам руки и погнали по маршруту, который я сам обрисовал Шнобелю вчера вечером. Какое-то время я потратил, проклиная собственную неосмотрительность, а также доверчивость Пригоршни. Затем, понимая, что трачу время зря, стал приглядываться к своим спутникам.
Никиту пустили вперед вместе с Перцем и Крысой. Крыса этот не нравился мне чем дальше, тем больше. Кличку свою он совершенно оправдывал. За ними шагали, не придерживаясь особого порядка, Дядя с Крафтом и Валерьян. В конце я с Боцманом, Шнобель замыкал. Поначалу он пытался поддерживать беседу, но потом понял, что я с ним говорить не собираюсь, и заткнулся.
Путь пролегал вдоль реки. Было на удивление тихо. Замерло все, и природа, и звери, и птицы. Я шел, постоянно озираясь, потому что, честно говоря, подобная тишина конкретно настораживала. В Зоне, где мутанты вытеснили большинство обычных животных, все равно присутствует немолчный гул живой природы: листва шелестит, ветерок посвистывает, насекомые жужжат, птицы свиристят что-то свое, птичье. А тут – все будто вымерло. А ведь такого тут раньше не было. Даже солнце, казалось, застыло в небе и никак не могло подняться к зениту.
Было заметно, что наемники нервничают. Ближе к полудню они стали оглядываться, как и я, зарядили и по пять раз перепроверили оружие. Они будто ожидали нападения. Я попытался вспомнить, о чем говорил Дядя. Что должно случиться в полдень? Почему в полдень? Если нападение, то, может, стоит попросить оружие? Да нет, глупости, не дадут. Еще и в зубы можно получить… я вспомнил, что костяшки на правой руке у Валерьяна сбиты, видимо, у главаря это не пустая присказка, а реальный метод общения с подчиненными, наверняка и с пленниками он не миндальничает.
Идти, постоянно ожидая неизвестно чего, да еще не имея возможности защититься, – невольно и я немного занервничал.
Запястья стянули не слишком туго, но все равно довольно скоро заведенные за спину руки заныли, начали болеть, потом затекли и онемели. Я постоянно шевелил пальцами, крутил кистями, насколько позволяла веревка, однако это не помогало.
Дядя вполголоса переговаривался с главарем.
– Аномалий совсем нет, – тихо сообщил Ва-лерьян.
– Энергию копит, – отозвался Дядя. Он задрал голову, изучая небо. Я тоже бросил взгляд наверх. Кто копит энергию, для чего?
До переправы оставалось всего ничего, когда вдруг поднялся ветер. Он свежел, становился влажным. Небо резко затянуло тучами – откуда и взялись? На реке поднялись волны.
А ветер крепчал с каждой секундой, он бил в лицо, гудел в ушах.
– Бегом! – крикнул Валерьян. Дядя, подняв воротник, перешел на мелкую старческую рысь. Мы все побежали. Если нас накроет… в общем, лучше не надо. Буря в этих местах – опасное дело. Подгнивший лес, широкая река со склонностью к разливу, глинистые берега…
– На том берегу лодочная станция! – крикнул я, стараясь перекричать завывающий ветер. – Надо успеть переправиться!
Потемнело, начался дождь, усиливаясь с каждым мгновением. Ветер швырял в лицо горсти холодной воды, заливал за шиворот. Река вспучилась, волны захлестывали берег, вода поднималась с каждой минутой.
Через две минуты, промокшие насквозь, мы стояли у переправы.
У бывшей переправы.
Вздувшаяся река разметала мостки по бревнышку. Над волнами едва-едва виднелись верхушки опор, которые раньше поддерживали настил, вода бурлила вокруг них, завивалась в водовороты. Выше на берегу, привязанные за колышки, лежали перевернутые вверх днищем лодки.
– Переправимся! – сложив ладони рупором, прокричал Дядя.
– Самоубийство! – заорал в ответ Валерьян.
Он был прав. Ветер достиг почти ураганной силы, гнул деревья. Вода в реке все прибывала, уж не знаю, откуда она бралась. Черная, холодная, еще минуту назад она была метром ниже, а теперь лизала нам ноги. Было темно, как ночью, волны ходили по реке, вода закручивалась водоворотами, ревя и пенясь.
Мы поспешили подняться выше по берегу, ближе к лесу. Трава была мокрой и скользкой. Я запнулся обо что-то, не удержался, повалился лицом. В последний момент ухитрился упасть на плечо. Сильная рука схватила за куртку, Шнобель рывком поставил меня на ноги. Я облился холодным потом, представив, что было бы, если бы я упал в реку, со связанными-то руками.
Оскальзываясь и спотыкаясь, мы бежали вверх по берегу, а река наступала нам на пятки. Лес качался и скрипел. В какой-то момент Дядя остановился и потряс кулаком, грозя небу:
– Ты меня не остановишь! Я пробьюсь!
– Берегись! – страшным голосом закричал Пригоршня.
Неслышно за раскатами грома и общим скрипом, одно дерево качнулось, завалилось вперед и стало падать. Грохот, треск – ствол обрушился на берег, ломая ветки. И тут же крону захлестнула вода.
Мы метались по берегу, увязая в песке, скользя по островкам травы. Буря достигла невиданных размеров, природа рвала и метала, падали деревья, вода прибывала, сметая все на своем пути, дождь заливал глаза, гром оглушал, молния ослепляла.
– Лодки!!! – надрывался Дядя.
До меня дошло. Я толкнул плечом Шнобеля, который все еще держал меня за куртку.
– Спрячемся под лодку! – крикнул я ему. – Под лодку!
Очередной зигзаг молнии порвал небо, в синем свете разряда я разглядел непонимание в глазах наемника. А потом он кивнул и, пригибаясь, с трудом удерживаясь на ногах, бросился к лодкам, которые, привязанные к вбитым в землю кольям, не могли уплыть и качались, перевернутые, на волнах, бились друг о друга.
Меня несколько раз сбивало с ног порывами ветра. Дождь хлестал по лицу, слепил, я захлебывался в потоках льющейся с неба воды. Шнобель с Крысой поймали одну лодку и, по колено в воде, пытались вытащить ее на берег, перерезав веревку. Меня в очередной раз кинуло на берег, песок забился в рот. Уже не пытаясь встать, я кое-как поднялся на колени и закричал:
– Развяжите мне руки!
Вода подобралась ко мне, заливала колени. Сквозь штаны я чувствовал ее леденящий холод.
Вытолкнув лодку на берег, Шнобель подбежал ко мне, несколькими движениями перепилил веревку на запястьях, помог подняться. Втроем мы потащили лодку вверх и влево, на открытый участок, подальше от леса. Руки пронизывала боль, но я упорно тянул и толкал. Ничего не было видно, только в разрывах молний можно было кое-что разглядеть вокруг, и то недалеко. Все смешалось: воздух, вода, река, небо, лес, берег… Мы уже не видели других и только старались спастись сами.
Кое-как выбравшись подальше от воды, приподняли лодку и полезли туда. Когда я попытался нырнуть в укрытие, Крыса встретил меня ударом в лицо:
– Куда, сука! Без тебя места мало!
Ненависть сдавила горло. Сжав пальцы в «лапу ягуара», я врезал маленькому наемнику по глазам. Кажется, один глаз таки пробил. Крыса захрипел, выставив руки, попытался схватить меня. Тогда я вцепился ему в горло и начал душить. Он задергался, а я перевернулся через него и, оказавшись под лодкой, выпихнул наружу. До того я подпирал борт, теперь же лодка со стуком упала. Шум бури стал тише. Я повернулся. Рядом зажегся огонек – Шнобель щелкнул зажигалкой. Видел ли он, что случилось с Крысой?