– Начнут они с того, что Будку обыщут, – подал голос Морошкин. – Если мы останемся здесь, то будет заваруха, и Пригоршню твоего наверняка под шумок положат. Не мы, так они.
– Да через сетку их покрошить, и делов-то! – горячо воскликнул Жевунов, вдохновленный общим обсуждением. – Еще пока в Будку не вошли. Снаружи в кустах залечь и…
– От сетки пули отскакивать будут, половина выстрелов впустую уйдет, – возразил Архаров.
– А те, что не впустую, Пригоршню задеть могут, – вмешался я. – Время поджимает, мужики. Думаю, действительно лучше остаться снаружи. Посмотреть, куда бандиты направятся, и брать их по дороге.
– На открытом пространстве, чтобы им деться было некуда, – кровожадно добавил Жевунов. Ему, как я погляжу, очень нравилось участвовать в операции по обезвреживанию наемников. Молодой, необстрелянный, глаза горят…
– Не суйся под выстрелы, – посоветовал я ему.
– Темно снаружи, – с сомнением покачал головой Морошкин.
– А ученые и прочие, когда выстрелы услышат, – не сунутся на улицу? – вспомнил я. – Не хватало еще задеть кого-нибудь. Может, послать кого-нибудь предупредить, что сейчас стрелять будут, чтобы не полезли?
Архаров махнул рукой:
– Все спят. У нас иногда мутанты сбегают, приходится на них охотиться на территории. Так что никто в жилом корпусе на выстрелы не отреагирует. И не выйдут наружу, если что такое услышат.
Большие настенные часы показывали без двух минут пять.
– Все, время вышло. Идем на улицу. Шнобеля тоже вывести! И убрать куда подальше, хоть в столовую отвести, чтобы он не подал им сигнала какого-нибудь. Я сяду ближе к Будке, когда увижу Пригоршню – свистну. Он высокий блондин такой, может, кто помнит.
Нестройная толпа высыпала наружу, двое вытолкали сонного Шнобеля. Я понимал, что мы действуем бестолково, но не было времени продумать нормальный план. Часовых с крыльца отослали дальше, в кусты рекреационной зоны напротив. Вместе со мной в кустах у входа засел Морошкин и Жевунов. Архаров с еще двумя скрылись в темноте слева, где еле виднелась в темноте генераторная, остальные ушли направо, за угол Будки.
Все затихло. Я сидел на корточках, сжимая приклад и цевье автомата до боли в пальцах, и прислушивался. Воздух был влажный, полный запахов зелени и подмокшего бетона. Мы притаились не у самой стены, так как туда падал свет от фонаря над дверью, а чуть дальше по дорожке. Матовое стекло входной двери притягивало взгляд. Еще немного, еще чуть-чуть, и за стеклом мелькнут силуэты… Или сначала послышатся шаги и голоса? Мучительно хотелось посмотреть на наручные часы, но я сдержался и не пошевелился. Рядом тихо дышал Морошкин, сопел Алексей, напряженный, как сжатая пружина. Да я и сам готов был подскочить от любого звука.
И этот звук пришел. Все навалилось сразу: шаги, голоса, стук дверей в глубине здания… Я замер, забыв дышать. Морошкин с Жевуновым вытянули головы.
Белая пластиковая дверь распахнулась, пропуская крупное тело Песца. Ствол АК-12 плавно поворачивался, круглый барабан на девяносто пять патронов, казалось, хищно вздрагивает, предвкушая драку. Морошкин едва слышно втянул воздух сквозь зубы, увидев пулемет.
Потом выскочили Крафт с Перцем, выставив стволы налево и направо, прикрывая идущего следом Дядю. Наемники зыркали по сторонам, стараясь проникнуть взглядами в ночную тьму, особенно темную за пределами круга света.
Следом шагал Валерьян, держа в каждой руке по стволу – свой FNP-9 и ПП-90М1 с круглой дурой под стволом, – готовый палить на любой шорох.
За ними Боцман вел Пригоршню. Никита шел спокойно, но я видел, как он рыскает глазами, ожидая нападения – или выискивая возможность сбежать? Если крикнуть ему «Ложись, Пригоршня!» и открыть огонь на поражение – успеет ли напарник среагировать?
А если они откроют ответный огонь, кусты нас не спасут…
Кажется, Морошкин подумал об этом же, потому что осторожно положил мне ладонь на плечо, не давая подняться.
– Пусть пройдут, – шепнул он.
Боцман шел, упирая ствол Никите между лопаток. По этому жесту было понятно, кто пленник, издалека.
По бетонной дорожке процессия двинулась вперед. Наемники заметно нервничали, стволы так и дергались из стороны в сторону, пальцы на спусковых крючках напряжены. Любой звук, любое движение – они сначала начнут палить, потом уже разбираться, кто и что…
Морошкин незаметно нагнулся, я вздрогнул, услышав его шепот возле самого уха.
– Сниму крайнего, – прошелестел он едва слышно. – Ты валишь своего парня на землю, чтобы не трепыхался. Мы берем остальных. Валить или?..
– Или, – решил я. – Обойдемся без шума. И пусть ваше начальство утром с ними разбирается.
– Не боись, я на снайпера учился, – прошелестел Морошкин, поднимая ствол. – Не задену твоего парня.
Хорошо, что я приготовился к прыжку заранее, потому что вспышка ослепила меня.
У Пригоршни реакция отличная, и прыгать на него лучше сбоку, чтобы не получить кулаком в челюсть. Примерно так и рассчитав, я по сигналу Морошкина с воплем «Пригоршня, ложись!» бросился на напарника. Сбил его с ног, и мы, сцепившись, укатились в кусты.
И тут же по обеим сторонам дорожки выросли фигуры охранников, наставив на бандитов стволы. Те не успели сделать ни одного выстрела, только дергали стволами из стороны в сторону. Навстречу от рекреации бежали еще люди.
– Что, что такое? – в бессильной злобе заскрипел Дядя, поворачивая голову и близоруко щурясь. – Откуда? Где Брежнев, где Шнобель?
– Говорил я: подозрительно это, не надо вперед лезть! – сердито откликнулся Валерьян и толкнул Жевунова, который забирал у него оружие. – Поосторожней со стволами, молокосос!
Алексей вспыхнул и хотел что-то сказать, но Морошкин положил ему ладонь на плечо.
– Нечего, нечего, – спокойно сказал. – Им есть с чего беситься, а тебе нечего дергаться.
Пригоршня вскочил, дернул меня за руку, поднимая, и заключил в медвежьи объятья. Кажется, у меня хрустнули ребра.
– Вот и ты, Андрюха! – заорал Пригоршня. – А я все высматриваю, жду, когда ж ты меня спасать будешь! Не подвел, а? – И он радостно огрел меня по спине. Я охнул, потер бока – но не смог сдержать ответной улыбки.
– Куда бы я делся…
Охранники быстро разоружили наемников. Дядя шипел и плевался и все бросал вокруг яростные взгляды, наверное надеясь испепелить ими нежданное препятствие на пути к непонятной своей цели, так некстати возникшее.
– Что за самодеятельность? – злился он. – Я вам еще покажу!
Архаров всмотрелся в потемневшее, небритое лицо Дяди.
– Ба, да это же Никодим Иванович! – удивился он. – Вы как это тут, зачем? Вы же вроде бы улетели месяц назад!
Дядя плюнул и отвернулся, не удостоив Архарова ответом.
Нас с напарником окружили оживленные охранники. Пригоршне жали руку, его приветственно, одобряюще хлопали по плечам, по спине.
– Повезло тебе, парень, с напарником. Он тут такого учудил, чтобы тебя освободить! – смеялся Архаров.
– А почему, вы думаете, он Химик? – радостно отвечал Пригоршня, оглядывая окружавшие его лица. – В химии разбирается? Нет! Химичит много…
– Куда этих? – подошел Морошкин. У него за спиной красный от возбуждения Жевунов тыкал стволом в Валерьяна, а тот громко ругался. Тело Боцмана оттащили в сторонку.
Я посмотрел на небо – за куполом чуть посветлело.
– В лабораторию их, в камеры, – решил я. – Доложите начальству, как проснется, мол, так и так, предотвратили диверсию. Кстати, почему все дрыхнут?
– Брежнев не велел общую тревогу поднимать, еще когда началось, – подал голос Михайлов. – А потом не до того было сообщать.
– Да у нас Димыч вообще такой человек… – усмехнулся Морошкин. – Кабинетный…
– Давай отведем их и запрем, – сказал я. – И внимательней будьте, Брежнев где-то до сих пор гуляет. Как дела за мониторами, на главном посту? Спросите, они никого не видели?
Архаров связался с Административным корпусом и выяснил, что у них все спокойно, Брежнев не появлялся, ни сам, ни на камерах.
– Это ничего не значит, он знает и покрытие камер, и слепые зоны, – сказал Морошкин.
– Да он сбежал уже небось. Пробрался через окно в Будку и чешет теперь отсюда на всех парах… Пешкодралом через всю Зону… – предположил Алекс.
Я махнул рукой, и мы с Пригоршней и Архаровым повели пленных к лаборатории. Морошкин с Алексеем и другими держали наемников под прицелом. Бандиты недовольно щурились и переругивались друг с другом. Дядя, кажется, утратил способность связной речи – по-прежнему плевался и шипел. Иногда только можно было разобрать «Я вам еще покажу!» и «Подождите немного!» Наконец, громко фыркнув напоследок: «Человеческий материал!», – он затих.
Я понял, что мы победили. Осталось дождаться утра, получить свои деньги – и валить отсюда нафиг. Пусть местные сами разбираются со своими проблемами. Мы свою часть сделки со Шнобелем выполнили, чем бы это ни обернулось, значит, честно заработали то, о чем договаривались. Кстати, где сам Шнобель? Я сказал Архарову, чтобы тот связался с охраняющими наемника ребятами, все ли у них в порядке.
Вот и стена вокруг лаборатории, вот и открытые ворота. Фонари над воротами и над входом в лабораторию создавали своего рода световой тоннель от стены к зданию. Охранники оживленно переговаривались, подталкивая неохотно идущих наемников. Дядя у нас с Пригоршней за спиной шел молча, только иногда фыркал и бубнил что-то насчет «человеческого материала».
Выстрел выбил бетонную крошку из-под ног идущего впереди Васютина. Шустов вскрикнул: рикошетом ему ранило ногу. Голос раздался сверху:
– Стоять, не двигаться! Вы окружены и под прицелом!
Это был Шнобель.
Все разом подняли головы.
Людей видно не было, но торчащие из окон стволы, слабо подсвеченные снизу, заметны были очень хорошо.
– Черт, он что, поднял тех, кто спал? Две другие смены? – слабо выругался Архаров.
– Бросить оружие!
Сколько бы их там ни было, их положение оказалось намного выгодней нашего: сверху они легко могут нас контролировать. И при желании расстрелять, как куриц в загоне.