— Как вы правы! — воскликнул он. — Но кто еще возьмет это на себя?
— Попробуйте-ка поместить объявление, — предложила она. — Требуется бонна!
— Няня-студентка, — поправил он добросовестно. — На полном пансионе. Ласковое обращение гарантировано.
— Вот именно! — разозлилась она. — Не моложе шестидесяти лет! С разрешением на ношение оружия!
Она сошла с дороги и затопала по снежной целине, ругаясь про себя. Он старался не отставать. Один раз Хильда обернулась.
— Что смеетесь! — крикнула она гневно. — Вы распутник! — И заспешила дальше.
— Сейчас же остановитесь! — приказал он.
В это мгновение она провалилась в снег по пояс. На ее лице отразился испуг. Она задрыгала ногами, но погрузилась еще глубже. Со стороны казалось, будто она тонет. Хагедорн поспешил на помощь.
— Хватайтесь за мою руку! — с тревогой сказал он. — Я вас вытащу!
Она замотала головой.
— Посмейте только! Я не из тех, кто просит, чтобы их спасали. — В ее глазах стояли слезы.
Но его уже нельзя было остановить. Он нагнулся, схватил ее, вытащил из занесенной снегом ямы, прижал к себе и поцеловал в губы.
— Негодяй! Каналья! Мошенник! Торговец женщинами! — едва не задохнувшись, выпалила она. И возвратила ему поцелуй. Без вычета. Сначала она молотила кулачками его по плечам. Потом кулачки разжались. Зато закрылись, постепенно, ее глаза. На ее длинных темных ресницах еще виднелись слезинки.
— Ну, как впечатления? — спросил Шульце, когда они вернулись.
— Это неописуемо, — ответил Хагедорн.
— Да, да, — согласился Кессельгут. — Глетчеры, перевалы, белые просторы — куда ни глянь! Никакими словами не выразишь.
— Особенно белые просторы! — подтвердил молодой человек. Хильда строго посмотрела на него.
В это время проснулась тетя Юлечка. Ее лицо покраснело от загара. Она зевнула и протерла глаза. Хильда, усевшись, сказала:
— Фриц, иди! Рядом со мной есть место. Тетю словно током подбросило.
— Что случилось?
— Ничего необычайного, — сказала девушка.
— Но ты же говоришь ему «ты»! — воскликнула тетя.
— Я ничуть не обижаюсь на вашу племянницу, — заметил Хагедорн.
— Он мне тоже тыкает! — сказала Хильда.
— Дело в том, — объяснил Фриц, — что мы с Хильдой решили говорить друг другу «ты» ближайшие пятьдесят лет.
— А потом? — спросила тетя Юлечка.
— Потом мы разведемся, — сказала племянница.
— Сердечные поздравления! — радостно воскликнул Кессельгут.
Пока тетя жадно ловила воздух, Шульце спросил:
— Милая фройляйн, у вас случайно есть какие-либо родственники?
— С вашего разрешения, — заявила девушка. — Случайно располагаю отцом.
Хагедорн воспользовался этим и спросил:
— Он хотя бы симпатичный?
— С ним можно ладить, — сказала Хильда. — К счастью, у него очень много недостатков. Это вконец подорвало его отцовский авторитет.
— Ну а если он меня на дух не примет? — с тревогой спросил молодой человек. — Может, ему хочется, чтобы ты вышла за директора банка. Или за ветеринарного врача, живущего по соседству. Или за школьного учителя, напротив которого он каждое утро сидит в трамвае. Так уже бывало в жизни. А когда он узнает, что у меня даже нет работы!
— Работу ты найдешь, — утешила его Хильда. — Если же он и потом будет возражать, мы перестанем здороваться с ним на улице. А этого он не выносит.
— Или мы сделаем его как можно быстрее десятикратным дедом, — задумчиво предложил Фриц. — И сунем весь десяток внучат в его почтовый ящик. Это всегда действует.
Тетя Юлечка разинула рот и заткнула уши.
— Вот это правильно! — сказал Шульце. — Вы его одолеете, старого черта, не сомневаюсь!
Кессельгут предостерегающе поднял руку.
— Вам не следует, господин Шульце, так нелестно отзываться о господине Шульце!
Для тети Юлечки это было уже слишком. Она поднялась и сказала, что хочет вернуться в Брукбойрен.
— Но канатной дорогой я не поеду!
— Пешком дорога еще опаснее, — сказал Хагедорн. — Да и займет она четыре часа.
— Тогда я останусь здесь и дождусь весны, — категорически заявила тетя.
— Но я уже купил всем обратные билеты, — сказал Кессельгут. — Неужели ваш придется выбросить?
Тетя Юлечка боролась с собой. Это было захватывающее зрелище. Наконец она сказала:
— Ну тогда, конечно, другое дело. И первой зашагала к станции. Бережливость рождает героев.
Глава семнадцатаяНадежды и планы
После обеда, когда пожилые дамы и господа решили немного вздремнуть, Хильда с Фрицем отправились в лес. Они шли, взявшись за руки. Время от времени они переглядывались с улыбкой. Иногда, остановившись, целовались и нежно гладили друг друга по волосам. Иногда играли в салки. Но чаще молчали. Им хотелось обнять каждую встречную ель. Счастье навалилось на их плечи сладостным грузом.
Фриц сказал задумчиво:
— Ведь мы, собственно, два довольно умных существа. Я, во всяком случае, принимаю это за истину. Почему тогда мы ведем себя так же нелепо, как другие влюбленные? Держимся за ручки. Бродим и скачем на безлюдной природе. Нам хочется откусить друг другу носы. Разве это не глупо? Прошу вас, фройляйн, высказать свое мнение, не обязательно авторитетное.
Хильда скрестила руки на груди, трижды поклонилась и сказала:
— О великий султан, позволь твоей весьма недостойной служанке заметить, что ум в любовном концерте народов еще никогда не играл первую скрипку.
— Встаньте, драгоценная графиня! — воскликнул он с пафосом, хотя она не стояла на коленях. — Встаньте! Кто настолько умен, что знает пределы ума, тот заслужил награду. Отныне назначаю вас моей камер-фрейлиной!
Она сделала книксен.
— Я так тронута, ваше величество, что сейчас заплачу, и позвольте мне искупаться в моих слезах.
— Быть посему! — объявил он по-королевски. — Только не простудитесь!
— Ни в коем случае, мэтр, — сказала она. — Температура пролитых слезинок обычно колеблется между двадцатью шестью и двадцатью восемью градусами по Цельсию.
— Так и быть! — воскликнул он. — А когда вы приступите к исполнению служебных обязанностей при моем дворе?
— Когда захочешь, — ответила она и принялась танцевать, несмотря на горные ботинки. — Это — умирающий лебедь, — пояснила она. — Прошу обратить особое внимание на мою длинную шею.
— Продолжайте, — сказал он. — Вечером я за вами приду.
Он повернулся и пошел. Она, с притворным страхом, рыдая, кинулась за ним. Он взял ее за руку и сказал:
— Глупышка!
— Но лебедь же умер, — сказала она прерывистым голосом. — А оставаться одной в лесу с такой большой мертвой птицей — ой-ой-ой!
Он дал ей шлепка, и они продолжили путь. Через некоторое время он перешел на серьезный тон.
— Сколько я должен зарабатывать, чтобы мы могли пожениться? Ты любишь шикарную жизнь? Сколько стоило кольцо, что у тебя на пальце?
— Две тысячи марок.
— Ничего себе! — воскликнул он.
— Но это же хорошо, — сказала она. — Мы можем его заложить!
— Я тебя сейчас выпорю! Мы будем жить не за счет того, что ты заложишь, а тем, что я заработаю.
Она уперла руки в бока.
— Ага! Тебя только это устроит! Противный эгоист! Все мужчины эгоисты. Я читала об этом в книге «Деньги на хозяйственные расходы и моногамия». Вы коварные мелочные существа, бр-р! — Она отряхнулась, как мокрый пудель. — На это кольцо мы прожили бы четыре месяца! В трехкомнатной квартире с освещением отраженным светом! С центральным отоплением и лифтом. А по воскресеньям мы сидели бы у окна и глядели на улицу. Но нет! Хочешь держать меня на поводке и дрессировать как несмышленую девчонку до старости. Я тебе не девчонка!
— А кто же? — осмелился он усомниться.
— Я выброшу дурацкое кольцо в снег! — крикнула она и сделала это.
Потом они на четвереньках ползали вокруг, роясь в снегу. Наконец он нашел кольцо.
— Ага! — воскликнула она. — Теперь оно твое! Он надел кольцо ей на палец и сказал:
— Я одалживаю его тебе до поры до времени. — Помолчав, он спросил: — Итак, ты полагаешь, что нам хватит пятьсот марок в месяц?
— Ясно.
— А если буду получать меньше?
— Значит, обойдемся меньшим, — убежденно сказала она. — Ты придаешь деньгам слишком важное значение, Фриц. На худой конец, займем у моего отца. Чтоб он знал, для чего на свете живет.
— Ты сумасбродка, — сказал он. — Ничего не понимаешь в деньгах. А в мужчинах и того меньше. Да будь твой отец персидским шахом, я ни гроша не возьму у него даром.
Она поднялась на цыпочки и прошептала ему на ухо:
— Милый, но мой отец вовсе не персидский шах!
— Вот так-то, — сказал он. — Убедилась еще раз, что я всегда прав?
— Ты упрямая башка, — возразила она. — В наказание тебе малышка Хильдегард упадет в глубокий обморок. — Она выпрямилась, плашмя упала в его распростертые объятия и, украдкой поглядев сквозь опущенные ресницы, сложила губы дудочкой. (Не для того, чтобы свистнуть.)
Тем временем пожилые господа успешно вздремнули. Иоганн по служебной лестнице поднялся на шестой этаж, принес цветы, ящичек сигар, новые бритвенные лезвия, а также фиолетовые брюки тайного советника Тоблера, которые он отутюжил.
— А я ищу их как дурак, — сказал Тоблер Иоганну, шагая по натопленной мансарде в подштанниках. — Уже собрался было идти на файф-о-клок в таком виде!
— Пока вы спали, я унес брюки из вашей комнаты. Вид у них был скандальный, — сказал Иоганн.
— Главное, что они вам сейчас нравятся, — сказал Тоблер, одеваясь.
Иоганн почистил его пиджак и ботинки. Затем они пошли вниз и по дороге постучали в номер фрау Кункель. Тетя Юлечка, нарядная, выпорхнула в коридор.
— Да вы накрасились! — заметил Иоганн.
— Самую чуточку, — сказала она. — А то не укладываешься ни в какие рамки. Нельзя же нам все время ходить гурьбой, как бродяги! Господин тайный советник, я привезла вам парочку костюмов. Не хотите ли наконец переодеться? Сегодня утром, когда мы были на горе, я слышала ужасные замечания по вашему адресу.