– Может, пойдем покурим?
– Я бросила.
– Так начни снова.
– Ты что, забыл про ее астму? – удивляется Мари-Лор.
Этьен поднимается, Нина идет за ним, не глядя на Мари-Кастий, наверняка очень недовольную.
– Накинь пальто, на улице холодно, – советует Этьен.
– Хорошо, папочка.
Он улыбается. Протягивает Нине пачку, она качает головой – нет.
– Ты ведь знаешь, я не могу. Никогда не могла.
Она замечает шрам, пересекающий его бровь.
– Откуда это?
Этьен выдает очередную улыбку.
– Боевое ранение… Если скажу, кто его нанес, ты не поверишь…
– Кто-то из знакомых?
Этьен уходит от ответа.
– Ты счастлива?
– Скорее спокойна. Живу в мире с собой. Ну а ты? Счастлив?
– Сама знаешь, я не могу быть счастливым. Никогда не мог. У меня со счастьем такие же отношения, как у тебя с курением.
– Ты болен?
Он смотрит на нее, и она видит в его глазах сначала гнев – «Черт, Нина, ты совсем не изменилась, всегда перла напролом и теперь делаешь то же самое!» – и почти сразу уныние. Он сложил оружие. Сдался.
– Кто тебе сказал?
– Валентин.
Этьен ошеломлен. Между ними повисает долгая пауза. Дымок от сигареты клубится в холодном воздухе. Когда он в очередной раз затягивается, Нине кажется, что его рот горит.
– Не хочу об этом говорить…
– Что с тобой? – не отстает Нина.
– Сказал же, не-хо-чу!
– Почему?
– Просто не хочу.
Выражение лица у него упрямое, как в прежние худшие дни, когда ему в чем-нибудь отказывали. Мы стареем, меняем кожу, но некоторые автоматизмы не исчезают. Безвозвратно выпадают только волосы.
– Твоя жена знает?
– Нет… И я думал, что Валентин… Наверно, порылся в моих бумагах. Ну что, пошли? Я замерз.
Нина не успевает ответить, Этьен уже толкнул дверь, и на них пахнуло теплом, запахом птифуров, кто-то засмеялся, что-то сказал…
– Мне пора… – объявляет она семейству Больё.
– Уже? – огорчается Мари-Лор. – Но ты ведь совсем недавно пришла.
– Простите, только что позвонили, надо ехать.
Все встают, целуются с Ниной.
– Славно, что мы повидались… – Луиза сжимает ее руки. – Я как-нибудь загляну к тебе, выпьем кофе, поговорим.
Нина знает, что она не придет.
– С кем ты празднуешь? – спрашивает Мари-Лор.
– С приютскими коллегами и друзьями. Мы приглашаем друг друга по очереди.
– Тебе правда пора? – спрашивает Валентин.
– Да… А ты забегай, когда захочешь. Я на месте каждый день.
– Заметано.
– Я тоже нанесу вам визит, – обещает Мари-Лор. – Обязательно.
Валентин подмигивает Нине.
– Я тебя провожу… – бормочет Этьен.
Они выходят из дома и останавливаются у ее машины.
– Хорошая телега, – насмешливо бросает он, глядя на «Ситроен Джампер».
– …
– С чего ты вдруг заторопилась? Никакую псину от ветеринара забирать не нужно, так ведь?
– Так.
– А почему пришла?
– Из-за Валентина.
– …
– Он очень на тебя похож.
– Я был на него похож, когда-то давно. А вот ты все такая же красивая.
– Прекрати.
– Надо было мне трахнуть тебя, как всех остальных.
Ей хочется поговорить с ним о Клотильде, но она этого не делает. Не сейчас. Не здесь. Она гладит Этьена по щеке. Привычное движение. Жесты не забываются. Этьен печально улыбается, два раза хлопает ладонью по крыше «Джампера», поворачивается, чтобы уйти, говорит:
– Рад был повидаться… – и исчезает в доме. На крыльце гаснет свет.
Нина не без труда заводит машину, так сильно у нее дрожат руки. Сильное волнение подобно бомбе замедленного действия. Она поворачивает зеркало, смотрит на свое отражение. Кожа, не привыкшая к макияжу, впитала всю косметику.
Она может сделать две вещи: вернуться домой, пропылесосить и разогреть еду в микроволновке или отправиться к Ромэну Гримальди и проведать старину Боба.
Впрочем… Сейчас всего семь, еще не поздно съездить в гости к котенку Николя.
37
14 августа 1994
Кое-что из области невозможного. Мозг тормозит. Не выдает нужную информацию: смысл слов становится ясен через столетия.
Мари-Лор взяла все на себя.
– Присядь, детка, у меня печальная новость. С твоим дедушкой произошел несчастный случай, грузовик сбил велосипед, и спасти Пьера не удалось.
Кому не удалось? Кто не спас? Один человек или несколько?
– Все случилось мгновенно, – добавляет Марк.
Нина не может шевельнуться. Все застыло. Совсем как в мультфильме «Кэнди-Кэнди»[98]. Да-да, точно.
В краю Кэнди
Как в любом другом краю
Люди веселятся, плачут и смеются
Есть всякие – злые и добрые
И очень важно иметь друзей
Чтобы вместе выбираться из трудностей.
Капелька любви все меняет —
Такая она, жизнь Кэнди.
Нина видела один фильм, там героиню, молодую девушку, прокляли, и она превратилась в камень.
Они сидят перед ней, все вместе, загорелые, отдохнувшие, и ждут ее реакции. Этьен, Адриен, Луиза, Поль-Эмиль, Марк, Мари-Лор и Жозефина. Она никого не узнает.
Каменное изваяние. Мари-Лор вооружилась молотком, зубилом и, как Изабель Аджани в «Камилле Клодель»[99], выбивает на нем, то есть на ней, на Нине, слова:
– Мы простимся с Пьером в среду, 17 августа, в церкви Ла-Комели, похоронят его рядом с твоей бабушкой Одиль. Я взяла на себя формальности, выбрала цветы и гроб – ты слишком молода для таких забот. Случилась авария, и с этим ничего не поделаешь. Ты несколько дней побудешь у нас, потом решишь, как жить дальше. Жозефина заботится о твоих кошках и собаке.
Нина открывает рот, надеется, если услышит свой голос, даже шепот, проклятие улетучится.
– Дедуля?
Никто не отзывается, только Адриен тянется к ней, хочет коснуться, но она отдергивает руку. Все взаправду. Так не бывает.
Мари-Лор снова берется за резец, чтобы «выбить» на Нине еще одну фразу:
– Хочешь пойти в похоронное бюро и посмотреть на Пьера?
Нина снова зовет его. Ну все, хватит, путь придет и заберет ее!
– Дедуля! – молящим тоном произносит она.
Пьер Бо никогда не появится в этом доме без предупреждения. Он позвонит в дверь, как делает всегда, если у человека нет почтового ящика или требуется вручить адресату лично в руки посылку, заказное письмо или перевод. «Треклятые звонки…» – иногда недовольно ворчит он.
Однажды в детстве он посадил Нину на раму, и они отправились по адресам. Пьер с гордостью показывал ей улицы, которые ему полагалось объезжать на велосипеде. Быстро крутя педали, кивал прохожим и говорил: «Это моя внучка!»
Наверное, звонок сломался… Нина встает, на ватных ногах выходит в коридор и приоткрывает входную дверь. Никого. Нужно заставить деда показаться, и она шепчет фразу, которая точно разозлит его:
– Дедуля, я по-прежнему роюсь в почте…
Она ждет. Закрывает глаза и молится. Сейчас он выйдет и отвесит ей затрещину. Ничего не происходит.
38
22 декабря 2017
Я все еще сижу в кабинете, когда к дому подъезжает машина, осветив фарами стеклянную дверь кухни. Всего на мгновение, потом водитель выключает двигатель.
У моих ног Николя играет с воображаемой птичкой.
Ко мне редко кто приходит, а в такое время тем более. Звонят, я открываю и вижу Нину. Странно, она явно была накрашена – под глазами остались следы подводки. Она говорит: «Я виделась с Этьеном, и мне надо выпить…» Услышав имя Этьена, я вздрагиваю. Выставила бы ее за дверь, чтобы она умолкла. Навсегда. Жалею, что открыла. Лучше бы спряталась, ей-богу, поступила бы как в детстве, когда не хотела показываться. А ведь и здесь, и в Париже я долго мечтала о ее появлении.
– Входи.
Она хватает Николя, утыкается в него носом, делает глубокий вдох и спрашивает: «Ну, как поживает этот малыш?» Бросает взгляд на миску с едой и плошку с водой. Профессиональная деформация… Она довольна – дом уютный, руки хорошие.
Нина садится на диван, медленно обводит взглядом гостиную, роняет: «Симпатично…» – снова встает и подходит к стеллажу. Она берет с полки «Мел», я узнаю роман по обложке: взятые крупным планом руки ребенка в красном шарфе, лепящие снежный шар. У него за спиной прилавок, замазанный белилами, так поступают с витринами, если меняется хозяин или предстоит ремонт. Белый цвет символизирует мгновенное закрытие.
Нина листает книгу, смотрит на меня, закрывает и ставит на место.
Я не реагирую.
– Портвейн, виски, сухой мартини. Еще есть «Апероль» и «Просекко», могу соорудить тебе шпритц.
– Давай, но безо льда, – отвечает она.
– Знаю.
– Неужели ты помнишь?
– Я все помню… Как он?
Я все-таки задала этот вопрос. Это оказалось сильнее меня. Проклятая неизлечимая болезнь, нежелание ничего знать и даже слышать о нем. Этот черенок не приживется. Его отторгли. Нина сразу понимает, о ком я, и садится на место, как послушная девочка. Поверить не могу, что она рядом. Со мной. У меня. Я и не надеялась.
– Он изменился. Сильно. Выглядит печальным. У него четырнадцатилетний сын, очень красивый, очаровательный. Валентин.
– Луиза мне рассказывала.
Нина выглядит изумленной.
– Вы что, видитесь?
– Да. Говорим об Адриене. Об Этьене редко.
Она держит паузу и как-то странно смотрит на меня. Как будто я выругалась.
– Встречаешься с кем-нибудь? – спрашивает она, глядя на меня бездонными черными глазищами.
Ее взгляд непроницаем, она всегда умела отгородиться от собеседника, выставить заслон, за который никто бы не проник.
– Ты о психиатре?
Она смеется моей шутке.
– Нет, о любовнике.
– В анкетах, в графе «Семейное положение», я пишу «Не замужем, без детей».