Трое — страница 57 из 87

1984 года.

– Вольно́ тебе…

Адриен так и не встал с кровати. Сквозь шторы пробивается утренний свет, был слышен шум улицы. Должно быть, уже девять.

Адриен совершенно свободен. Можно пойти в кино, он обожал утренние сеансы и еще не видел фильм Доминика Молля «Гарри – друг, который желает вам добра».

Адриен уже несколько месяцев не может писать, он творит с оглядкой, выискивает красивые фразы, старается эпатировать публику и стремительно утрачивает искренность.

Он должен был написать «Мел», а сегодня жаждет показать себя в полном блеске таланта и… спасти свою жизнь. Писательство, доставлявшее гигантское удовольствие, превратилось в тяжелую работу и неприятную обязанность.

Наверное, виной всему усталость. Он живет в Париже шесть лет и ни разу не позволил себе отдохнуть.

Как же быстро бежит время! Адриен думает о Луизе и Этьене. Хорошо бы встретиться с ними в Ла-Комели. Не в Париже. Ему не хочется встречать их на Лионском вокзале, как Луизу. Стоит ей появиться в конце платформы, и он теряется. Что ему делать с Луизой? Адриен водит ее по ресторанам и музеям, чувствует себя чудовищем с ледяной кровью и считает часы до прощания. А когда Луиза наконец отбывает, вздыхает с облегчением.

66

25 декабря 2017

Нина открывает глаза. Ромэн крепко спит, накрыв голову подушкой. На тумбочке и старом сервировочном столике стоят тарелки с остатками рождественского обеда.

Кошки дремлют на креслах, карауля Боба, блаженствующего на одеяле.

Нина бесшумно встает. Собирается с мыслями.

«Так, сейчас около пяти. Нужно позвонить Симоне, поехать в приют и подготовиться к отъезду». Она берет подаренный накануне альбом, хватает угольный карандаш, начинает рисовать профиль Ромэна, щеку, волосы в беспорядке, и к ней возвращается художническая страсть. Движения руки возвращают ей связь с собственным телом, постепенно включаются забытые ощущения. Запястье касается бумаги, взгляд переходит с модели на сделанный набросок. Нина испытывает давно забытое наслаждение, перенося в альбом отдельные черты лица – нос, рот, глаза, лоб – и собирая из них цельную личность. Она пишет внизу листа: «Рождество-2017» и кладет его на кровать рядом с любовником.

В голову приходит фраза, которую утром произнесла Симона по поводу «удочерения» Корицы и ночи любви с партнером по танцам: «Знаешь, Нина, человек во что-то верит, а потом понимает, что ошибался».

«Я лет сто не собирала вещи», – думает она, глядя на висящую в шкафу одежду. Она сохранила чемодан бабушки Одиль, тот самый, старый, из искусственной кожи и картона, с которым отправилась в Сен-Рафаэль в 1990 году.

С ним же она поехала в Париж на театральную премьеру пьесы Адриена «Общие дети». Можно было бы взять один из чемоданов на колесиках, больший по размеру и очень прочный, подаренный ей Эмманюэлем, но она считает, что уехать должна с семейной реликвией.

На Лионском вокзале она оставила в камере хранения чемодан с остатками шестилетней жизни с Дамаммом, все выстиранное и тщательно отглаженное.

В столицу Нина приехала впервые. Она спустилась в метро и по линии 14 поехала в сторону станции «Мадлен», потом дошла пешком до улицы Аббесс, срезав через площадь Бланш. Она дважды спрашивала дорогу, отметив попутно, что «Мулен Руж» выглядит как декорация на съемочной площадке.

Добравшись наконец до нужного места, Нина устроилась в «Сен-Жан», кафе напротив театра. Она была уверена, что Адриен обязательно будет на премьере и, возможно, зайдет выпить или пообщаться с друзьями.

В 18:00 она послала ему сообщение:

Загляни в «Сен-Жан», я оставила для тебя сюрприз.

Два часа Нина следила за прохожими на улице и каждый раз вздрагивала, когда на пороге появлялся новый посетитель. В 20:00, не дождавшись ответа, она подошла к окошечку кассы.

«Наверное, он за кулисами, с артистами, а телефон оставил в гримерке… – подумала она. – Ничего страшного, увидимся после спектакля, а ровно в 23:00, за бокалом шампанского, скажу ему, что бросила Ла-Комель и хочу остаться в Париже. Попрошу приютить меня ненадолго, пока не найду жилье…»

Адриен будет счастлив, у него камень упадет с души. Она часто вспоминала слова, которые он прошептал ей на ухо в день свадьбы: «Для тебя у нас всегда будет наготове новенькая тачка с полным баком!» Ему пришлось долго ждать…

Шесть лет между днем, когда мальчишки отправились в Париж, и этим днем премьеры. Шесть долгих лет она жила с Эмманюэлем, а уйти решилась и сбежала только в его отсутствие. Нина ничего никому не сказала, даже не позвонила свекру и свекрови. Эмманюэль способен на все, даже на самое худшее, но пока он в Австралии, Адриен найдет решение, у него теперь связи повсюду. Он ее спрячет.

Глядя на свое отражение в витринах, Нина думала, что должна немедленно похудеть, бросить пить, принимать гормоны, а главное, снова начать рисовать, а может, даже петь.

В поезде, который вез ее в столицу, Нина мечтала, глядя на пейзажи за окном. Почему бы им не вернуться к музыке? Адриен теперь знаменитость, настоящий литератор, он будет писать тексты, она – петь их, а если они слегка надавят, присоединится и Этьен. Вряд ли он так уж счастлив в этой своей полицейской школе, они уговорят его, и группа «Трое» воссоединится! Они еще молоды, просто настоящая жизнь начнется на шесть лет позже.

Она забрала билет, забронированный по телефону, и прошла через плотную толпу в фойе театра, гордая дружбой со знаменитостью, но одновременно чувствуя некоторые опасения: все-таки они не виделись с того памятного дня, когда Франция стала чемпионом мира по футболу. Как давно это было? Она попыталась подсчитать – получилось двадцать шесть месяцев назад – и вдруг встретилась взглядом с Адриеном.

За два года и два месяца этот взгляд изменился. Может, на других он смотрел как раньше, но на нее – иначе. Адриен покраснел, осознав, что это действительно она. Нина. Его Нина. Их разделяли несколько метров.

Адриен не знал, с кем она пришла. Надеялся, что с Этьеном, но понимал, что скорее всего с Эмманюэлем, потом сообразил, что Нина одна, но и шага не сделал в ее сторону. Она подошла сама, широко улыбаясь, порывисто обняла его и… почувствовала, как он напрягся.

«Ох уж эта пресловутая застенчивость Адриена! Он никогда не любил открытого проявления чувств, тем более бурных!»

Они обменялись парой фраз.

– Все хорошо?

– Да.

– Трусишь?

– Есть немного.

Адриен был слишком немногословен, слишком изысканно одет и обут в новенькие Tod’s[153], слишком хорошо пострижен и всем своим видом давал понять: «Ты не вовремя…» Нина произнесла несколько благоглупостей и отчетливо поняла, насколько она неуместна в этом огромном ледяном пространстве. Она пролепетала: «Я приехала на поезде… я написала тебе… ладно… пойду в зал… увидимся…» Он воровато огляделся, словно хотел убедиться, что никто за ними не наблюдает, а может, искал кого-то. Нина не поняла…

– До скорого… – ответил он и криво улыбнулся.

«Бедняга, он до смерти напуган, потому и ведет себя как придурок…» Так она утешала себя, пробираясь на свое место.

Когда занавес упал, Нина одной из первых начала аплодировать. Она была в восторге, ей понравились и постановка, и игра артистов, и текст, и интрига. «Хоть каждый вечер возвращайся!»

Нина помнила рассказ Адриена о том, как он отправился на обед к отцу, познакомился со своей «другой» семьей, двумя старшими братьями и мачехой. Он тогда позвонил, возбужденный до невозможности, чтобы она разделила его переживания. «Ты не представляешь, что со мной было!» Через десять минут Эмманюэль подал первые признаки нетерпеливого недовольства: «Может, хватит уже?» Она закрыла глаза, чтобы не видеть мужа, прикрыла ладонью левое ухо. Они проговорили больше часа, после чего Маню устроил ей истерическую сцену у фонтана. Пришлось выпить больше обычного, иначе было не расслабиться, не унять душевную боль. Так она превращала ад в подобие рая.

Овации длились десять минут.

Адриен был несравненным беллетристом, то, как он переложил жизнь в слова, потрясло публику. Артисты вкусили свою порцию зрительского восторга и вывели на сцену режиссера и автора. Крики «браво!» вознаградили их за талант и усердие. Душу Нины затопил счастливый восторг: Адриен сумел! Он теперь наравне со взрослыми.

Софиты погасли, а может, темно стало на сцене – Нина не запомнила. Зал опустел, она оказалась в фойе, среди незнакомых людей, поделиться эмоциями было не с кем. Она ждала Адриена, притворяясь, что изучает афиши, а когда вестибюль опустел, не решилась спросить у билетеров, где сейчас находится Адриен. Пришлось вернуться в «Сен-Жан» и послать второе сообщение:

Жду тебя в соседнем кафе.

Звонок телефона напугал ее. Ну наконец-то! Сейчас Адриен позовет ее в гримерку, познакомит с артистами, костюмерами, осветителями, чтобы она разделила его триумф.

Высветился незнакомый номер. Она ответила с колотящимся от волнения сердцем.

– Слушаю…

– Это ты? Я не узнаю голос…

– Это Нина.

– Простите, я ошибся номером.

Почему некоторые ошибки убивают?

Нина до крови прикусила щеку, чтобы не расплакаться.

Она выпила за два часа четыре бокала белого вина, дошла пешком до Мадлен и по линии 14 вернулась на Лионский вокзал, где забрала чемодан из камеры хранения. Часы показывали начало первого ночи, следующий поезд на Макон отправится не раньше 06:30.

Нина обогнула вокзал, нашла дешевый отель и сняла номер за 394 франка. Заснуть не удавалось, она вспоминала прошедший вечер и ждала звонка Адриена. В четыре утра телефон наконец подал голос, у нее перехватило дыхание, она подумала: «Это он, вернулся домой, увидел забытый мобильник, прочел мои сообщения, сейчас будет извиняться, скажет, что с ума сходит от беспокойства, и позовет к себе».

– Я слушаю…

Голос Эмманюэля звучал восторженно: