Трое — страница 74 из 87

огих. Он касается пальцами моей шеи. Зачем? Наверное, решил задушить. Почему я так подумал? В нас нет нежности – мы грубы и неумелы. Я осознаю реальность происходящего, почувствовав касание его губ. Я до сих пор помню вкус его языка и соленой слюны. Наше соприкосновение длится долго, очень долго, у нас обоих полно времени, как у пары, которая предается любви в последний раз, как у двух осужденных на казнь, знающих, что рассвет поставит финальную точку в истории, которая так и не началась.

«По большому счету, – думает Этьен, – я предал Клотильду, Адриена и Луизу в день похорон Пьера Бо. Тогда же предали земле мою честь и чистоту».

Ему захотелось убить Адриена, когда он прочел эти строки. Да как он посмел заговорить об этом, о нем? Его могут опознать… Этьен блефовал, шантажируя друга детства, грозя раскрыть личность автора «Мела».

«Слава богу, у меня есть Валентин…» Он только что звонил сыну из Неаполя, тот уже лежал, сжимая в руке телефон. Мальчик выдохнул «Папа…» с таким облегчением, что Этьен едва не разрыдался.

Только Валентин считает его хорошим, он один на всем свете делает его приличным человеком.

В тот год, когда он уехал учиться в Париж, Нина пела одну песню, казавшуюся ему слишком сладкой. Идиот!

Этьен хватает руку спящей Нины и сильно сжимает пальцы, безуспешно пытаясь удержаться от слез. Мужчина не плачет.

* * *

«Мужчина не плачет». Нина вспоминает название романа Фаизы Гэн[181], который когда-то очень любила и несколько раз перечитывала. Она притворяется спящей, когда Этьен сжимает ее ладонь. Нельзя, чтобы он почувствовал или догадался, что она проснулась или слышит его задавленные рыдания. Нина притворяется… мертвой, а умереть готовится он.

Нина отказывается поверить. Случится чудо, жизнь вздрогнет, даст отсрочку, шанс на выздоровление. В их реальности Этьен не может умереть.

Нина изображает мертвую в тот самый момент, когда ее собственная жизнь только начинается. Предчувствие обновления в сорок один год. «Никогда не поздно…» – пелось в одной старой песенке.

Какой? Они с Адриеном сочинили ее в тринадцать или четырнадцать лет. Слов Нина почти не помнит, но это было что-то жалкое: «Никогда не поздно посмотреться в зеркало, никогда не поздно, даже если ты считаешь, что тебя окружает мрак…» Со времен Эмманюэля Нина поняла одну простую вещь: невозможно ничего построить ни с кем-то, ни для кого-то, жизнь складывается сама по себе, а встреча с родственной душой – бесценный подарок. В своей взрослой жизни она только с появлением Ромэна почувствовала себя «обжитой». До него чудо совершила Лили, но оно было другого типа. Ромэн – ее возлюбленный. Возможно, они не расстанутся. Будут вместе. Нина верит, что люди состоят из «может быть».

Она чувствует, как Этьен погружается в сон, его дыхание успокаивается. Он спит.

* * *

Я слышу дыхание Этьена. Он плачет. Я не смею шевельнуться. Он слишком горд и не перенесет утешений. Общаясь с ним, всегда приходилось притворяться: «Я не понимаю, что с тобой происходит на самом деле…» Этьен один из рисковых красавчиков, что радуют взгляд окружающих, но не допускают никого к своим эмоциям. Они прячутся за фасадами-обманками.

Та же конфигурация, что вчера в пансионе: я лежу на узкой детской – дополнительной – кровати, Этьен и Нина спят на «родительской».

Мы нашли отель рядом с пляжем Маппателла.

Мы ели лингвини с моллюсками (у них смешное название – петушки), выпили бутылку чу́дного белого вина, как будто приехали в отпуск на берег моря, а не составляем Этьену компанию в его последнем, предсмертном путешествии.

Он выскочил из машины, сорвал с себя одежду и с радостным воплем бросился в воду. Не берусь сказать, был то крик радости или отчаяния. Чувства смешались… Нина заорала: «Вода ледяная! Ты рехнулся!» – и принялась тянуть его за руку к берегу, а он умолял: «Дай побезумствовать, будь милосердна!»

Он плавал, а она не спускала с него глаз. Я пошла купить два пляжных полотенца на базарчике, и мы досуха растерли Этьена. Его зубы выбивали дробь, но он выглядел счастливым, тело покраснело, а лицо осталось бледным. Впервые со дня девичника Нины я увидела его без одежды, и это был взрослый мужчина.

«Нам сорок один, наше поколение хотело изменить мир и не преуспело…» – подумала я.

В номере Этьен заглотнул очередную порцию таблеток и лег в горячую ванну. Мы с Ниной выгребли все из мини-бара и начали угощаться, не глядя на этикетки. Она спрыгнула с кровати. Я включила музыку, тот самый «случайный» плейлист, который записала перед отъездом.

Этьен крикнул из-за двери: «У вас все те же дерьмовые вкусы!»

Мы сохранили все рефлексы детских лет, как воссоединившиеся братья и сестра. Стоит взрослым, росшим вместе, выпустить себя на свободу, и детство всплывает на поверхность.

Я включаю мобильник, наплевав на запрет Этьена, и проверяю почту: меня заботит судьба Николя.

– Нина…

– Да? – шепчет она.

– Я получила конфиденциальное сообщение из редакции. Останки в машине – женские…

– Это Клотильда? – Нина произносит имя со страхом.

– Пока рано что-нибудь утверждать.

– Думаешь, обнаружат и кости… младенца, если это она?

– Вряд ли после стольких лет… эмбрион – если он был – сохранился.

– Ужас какой!

– Я все слышу, – сообщает Этьен, – жизнь еще не покинула меня… Если это Клотильда, эксперты получат череп и бедренную кость зародыша. Пресная вода не так агрессивна, как морская, а тело матери должно было защитить его от тины… Я двадцать три года только о том и думаю.

80

Суббота, 13 августа 1994

Тупая тягучая боль. Клотильда застряла в кошмаре и не может выбраться. Она считает: Раз, два, три – и я просыпаюсь.

Снова песенка Франсиса Кабреля, которую безостановчно крутят все радиостанции, преследует ее во сне.

Не стоит стремиться к точности

История окончена

Мы поступили бы иначе

Доведись нам начать сначала

А сейчас – суббота, суббота, суббота

На всей земле…

Раз, два, три, я просыпаюсь, мне десять лет. Я – принцесса, единственная дочь у родителей, мама накрыла завтрак на веранде, небо синее, а наша жизнь напоминает рекламу, в которой у всех все идеально, у меня в первую очередь. Я блондинка, опушка лиловых, с золотыми пайетками, тапочек ласкает ноги. Я влюблена в мальчика, он сидит во втором ряду, рядом с Ниной Бо. Его зовут Этьен Больё. Я слегка румяню щеки и мажу губы блеском, чтобы он обратил на меня внимание, но ему интересны только его друзья, мальчишка, похожий на дождевого червяка, и черноглазая девчонка. Ничего, я подожду. Однажды он меня заметит.

Раз, два, три, я просыпаюсь. Мои ноги совсем замерзли. Мне очень холодно. В кровать как будто нападал снег.

Боль такая сильная, что она с трудом сдерживает крик.

Клотильда открывает глаза. У нее получилось. Раз, два, три, я просыпаюсь. Песня закончилась.

В жизни – в настоящей жизни – еще совсем темно. Она может поспать до начала смены в пиццерии. Работать придется еще две недели, а она так устала петлять между столиками!

Вчера, в тот момент, когда она разносила «Четыре сыра», «Королевскую» и тарелки с лазаньей, прислуга Больё доставала письмо из почтового ящика, чтобы положить его на стол Этьена. Святое семейство загорает на юге, а в комнате сына его ждет бомба замедленного действия. Через десять дней она рванет!

Клотильда хихикает. Боль усиливается, ее кидает в пот. Проклятый кошмар напугал ее до кишок!

Она думала, что проснулась, а сама была пленницей.

Раз, два, три, я просыпаюсь.

Теперь она думает вслух: «Письмо на столе Этьена…»

Сколько раз они встречались в этой комнате, кувыркались на его кровати? Сколько раз она потом собирала разбросанные по полу вещи, как Мальчик-с-пальчик белые камушки, одевалась и шла домой?

Клотильде, в противоположность ребенку из сказки, хотелось навсегда остаться в объятиях злого волка.

Сколько раз она надеялась услышать от него всего одно слово: «Останься!»

Она, опьяненная наслаждением, наклонялась за своим лифчиком и украдкой наблюдала за Этьеном сквозь завесу белокурых волос. Он лежал, обнаженный, загорелый, тянулся к пачке сигарет и закуривал небрежно-изящным жестом, не глядя на нее, и только загадочно улыбался. О чем он думал? О ком?

В лицее он в конце концов (в самом конце!) обратил на нее внимание. Начал здороваться, этак небрежно, сквозь зубы, а в выпускном классе увидел по-настоящему. Задержал взгляд.

3 ноября, на дне рождения одноклассника, Этьен не стал соблазнять Клотильду, он не умел произносить красивые слова да и не считал это нужным, просто подошел и поцеловал ее в губы. Гости окружили их и горланили на разные голоса: «В твоей голове! В твоих мыслях!»[182]

Вот так исполнилась мечта маленькой девочки. В первый же вечер они переспали в комнате Этьена. Зачем ждать? Кто первым произнес идиотскую фразу: «Ни за что на первом свидании?» Жизнь слишком коротка. От принца несет спиртным, но что есть, то есть, бери или бросай!

Клотильда давным-давно снесла на чердак лиловые тапочки с золотыми блестками. Воспоминания похожи на шкафы, рано или поздно мы избавляемся от их содержимого.

Клотильде семнадцать, но она уже осознала азбучные истины. Она – пожилая девушка. Без иллюзий. И она одержима Этьеном Больё, хотя знает, что однажды потеряет интерес даже к нему.

«Я впервые получил удовольствие».

Этьен то и дело повторяет Клотильде эту фразу. Для нее первый раз имел аромат любви.