– Ты, – Ульяна ткнула пальцем на Лару, – Лане алиби подтверждала, на танцплощадке скакала с местными, пока та Самсонова сталкивала со скалы, да? В парике была? Точно. Если бы ты, – Ульяна опять ткнула пальцем в Лару, – пошла на встречу вместо сестры, Самсонов бы что-нибудь заподозрил.
На Ульяну смотрели две пары одинаково недобрых серых глаз. Лара сжала руку сестры, словно призывая к молчанию, и выпрямилась:
– Полицейские фотографию нашли? Черно-белую? Разобрались, почему рожа Самсонова перечеркнута, и написано «убийца»?
– Это жена его перечеркнула, когда он наркоманку сбил на дороге, – растерянно пролепетала Ульяна.
– Наша мама никогда не была наркоманкой! – одновременно крикнули сестры.
– Наша мама, – разделяя каждое слово, медленно выговорила Лара, – шла с работы домой. По пешеходному переходу. Медленно шла, потому что в каждой руке у нее было по сумке с продуктами. Позади двигались две семилетние девочки. Они немного отстали, потому что заспорили, кто сегодня в школе лучше ответил учительнице. И только поэтому машина, которая мчалась по шоссе, их не сбила. Но сбила женщину. Насмерть.
– Нас оторвали от тела мамы и увезли в детприемник. Там мы узнали, что она была наркоманкой, что нас отправят в специальный интернат, куда отдают детей наркоманов и психопатов, ведь за такими детьми нужно следить, кормить их медицинскими препаратами, чтобы из них не выросли уроды.
Лара мельком взглянула на сестру, закрывшую лицо руками, и продолжила:
– С двенадцати лет нас уже продавали. Многим было интересно с двумя сестрами одновременно. А если мы сопротивлялись – били, не по лицу, лицо – товар. Ланка даже хотела на себя руки наложить, да я не дала. Сказала, что мы вырастем и отомстим. Только из-за этого и продержались еще два года. Помогла воспитательница. Мы писали с ней в месяц по несколько запросов – искали отца. И нашли. Он и знать не знал про то, что мы существуем на свете. Доказать отцовство быстро не получилось, и он нас просто удочерил. Помог с образованием, одел-обул, как мог попытался вернуть нам детство.
Чара словно услышала что-то в словах девушки, что-то не угрожающее, а наоборот, жалкое. Она перестала сторожить «чужого», легла у ног сестер и положила голову на толстые лапы.
– Самсонов тогда уже стал народным артистом. Не сходил с экранов. И мы решили, чтобы поближе к нему подобраться, сделать Ланку артисткой. Она с первого раза поступила в театральный. Прочитала на вступительных что-то трагичное, даже слезы пролила –интернат вспомнила. И училась легко. А я помогала отцу с бизнесом – у него типография была своя, – приватизировал с другом на двоих еще в начале девяностых. Теперь я там хозяйка, папа умер, а его друг все на меня переписал, я ему выплачиваю проценты. Кстати глянцевый журнал «Артисты России» у меня печатают. Там столько про Самсонова информации можно было найти! Роль в этом фильме, который здесь снимают, Ланка сама заработала, переспала с кем надо. Не привыкать ей притворяться, как и мне.
Ульяна слушала исповедь Лары и не шевелилась, уставившись на грязное пятно скатерти. Она чувствовала, как зарождаются слезы, но пока держалась.
Лара глотнула минералки из высокого стакана и с вызовом посмотрела на Ульяну:
– Это все.
– А как вы Самсонова… Или Лана сама…
– Договорилась она с ним встретиться подальше от глаз, мол, разойдемся, будто я в номер, а ты гулять, а потом сойдемся на тропе в скалах. А то надоели, подглядывают за каждым шагом, подслушивают, потом постят в инстаграме. Намекнула, что разговор будет важный. Он, дурак, повелся. Все ждал, что очередная любовница ему ребеночка родит. Думал, Ланка беременная. Я сказала своему партнеру по танцу, что плохо мне, вернусь через полчаса, пусть ждет, и побежала к сестре. Ну, Самсонов как увидел нас вместе, так и затрясся. Понял, кто мы. Видел же девочек-близнецов на месте аварии, когда ментов ждал.
– А фото? Это вы фото ему в карман положили?
– Конечно. Эту фотку я добыла еще в интернате и хранила свято. Когда Ланка думала о самоубийстве, я ей фотку показывала и заставляла жить. Жить и ждать.
Лана посмотрела в упор на Ульяну и выпалила:
– Это из-за меня он упал в пропасть. Лара ни при чем. Она не успела добежать до нас.
– Нет. – Лара тоже смотрела на Ульяну в упор, – я добежала. Фотографию показала, рассказала, как и где мы ее хранили, чтобы за маму отомстить. В карман ему засунула. Мол, помни, тварь. Так что… Даже толкать не пришлось. Он все мотал, мотал головой, отступал от нас все дальше, шептал: «Вы ничего не понимаете», да к самому краю и подобрался. Оступился и начал валиться. Можно было руку протянуть, спасти. А мы стояли и смотрели, как он падает. Потом я вернулась на дискотеку. Парень все ждал. Хороший, кстати, парень. На допросе не сказал, что я отлучалась. Никто не заметил, что меня не было. Все пьяные, уже лизались по углам. Травкой пованивало. Ну, а потом, утром, мы поменялись. Я к себе в отель пошла, а Ланка, после завтрака, к себе.
Лара погладила начавшую плакать сестру по руке и сказала Ульяне:
– Теперь точно все. Что делать будешь? Побежишь докладывать своему полицейскому капитану из Москвы? Ну, с которым ты живешь?
– Я с ним не живу! Он с моей подругой… Мы просто в одном доме…
– Ааа, в одном доме. Друзья, значит? Ну, так что? Уберешь собаку? Или к капитану?
Лара опять смотрела на Ульяну с презрением. И вообще не боялась Чару. Ульяна зажмурилась. Что же сестрам пришлось пережить? И они же младше ее, Ульяны. А она-то жалела себя, мол, у меня мама умерла, я – сирота. Смогла бы, как они? Не сломаться под побоями и насилием? И откровенно ответила сама себе: не знаю. А еще вспомнила свои дилетантские слова: «Убил? Должен быть наказан!». Да уж. Не получается, как в книжках. Ульяна открыла повлажневшие глаза и твердо ответила:
– Капитан ничего не узнает. Но это еще не все. У Самсонова жена в психоневрологическом диспансере здесь живет. Уже много лет живет. Во время аварии она находилась в машине, все видела, и у нее случился выкидыш. Оправиться так и не смогла, потеряла память. Самсонов всю жизнь оплачивал ей проживание и лечение в диспансере. Больше родственников у нее нет. Теперь это ваш трофей. Забирайте.
Сестры переглянулись и согласно кивнули:
– Адрес нам дайте, мы будем платить. Жена ни в чем не виновата.
***
По пути в аэропорт, откуда капитан должен был лететь в Москву, Ульяна упросила Петечку заехать в психоневрологический диспансер, чтобы посмотреть на жену Самсонова.
– Без тебя не пустят, – оправдывалась она, – а ты корочки покажешь, расскажешь что-нибудь по делу, как расследовали, наври что-нибудь, а мы с Верой быстренько посмотрим на нее.
– Ой, ну что там смотреть, – злился Петечка, – психи они и есть психи, бродят по территории, как лунатики, или сидят в инвалидках, в глазах ни одной мысли. Буйных в этом диспансере нет, все солидно.
– Нам только одним глазком, а? – подключилась Вера, – такая знаменитость – жена самого Самсонова! Ну, Петечкааа…
Диспансер и впрямь выглядел солидно. Старинное здание из бело-серого камня, колонны, сбегающая в сад мраморная лестница. Повсюду зеленые пышные кусты и хвойные деревья, в саду – посыпанные гравием дорожки и много скамеек. И все это великолепие было окружено высоченным бетонным забором, скрытым от глаз вьющимся девичьим виноградом.
– Вон она, – сиделка, которая сопровождала подруг, махнула на одиноко сидящую женщину в конце сада, – всегда молчит, смотрит, иногда бормочет. Нет с ней никаких проблем. Можете подойти ближе.
Вера и Ульяна осторожно обошли пациентку диспансера и остановились рядом, бросая короткие взгляды на безмятежное, несомненно, когда-то очень красивое лицо.
– Странно, что она молчит, у нее же голос не пропал, – вышагивая обратно по гравию, удивлялась Ульяна. – А решили, куда перевести, ведь Самсонов погиб, а больше платежеспособных родственников нет?
– Не поверите, но буквально на днях приезжала племянница Ларочка, такая приятная девушка, такая умничка. Все с директрисой быстро решили. И договор новый, и платежку сразу сделали. Ну и слава Богу, – сиделка неожиданно перекрестилась, – жалко мне их, вроде на вид целые, а внутри пустые. Орехи такие бывают. Как же не помнить жизнь свою, детишек, маму с папой?
– Ну, что-то они наверняка помнят, – возразила Ульяна, обрадованная новостью о племяннице Ларочке, – я уверена, помнят, но только хорошее.
… Ирина помнила. Как счастливая вышла из роддома, прижалась к мужу и прошептала, что врач ее похвалил, сказал, что все неплохо, но нужно беречься. Как попросила сесть за руль машины, мол, в последний раз, ну, пожалуйста. А потом острую боль внизу живота и затемнение в глазах. И удар помнила. И брызги крови на стекле. И страшный детский крик. А потом все путалось. Вроде бы мужчина взял ее на руки и зачем-то перенес на пассажирское сиденье. Все приговаривал: «Ты только не волнуйся, ты молчи, я сам все сделаю». Что сделаю? Этого Ирина уже не помнила. И все… Дальше воспоминания путались. Но это же какое-то кино? Красивый мужчина несет ее на руках. Кровь на капоте и стеклах автомобиля. Наверное, мужчина ее сбил, потом спас, а потом они поженились. Ирина прикрыла веки и задремала. Конечно, кино. В жизни так не бывает.