Беспрепятственно по мощенной серыми плитами дороге я прошла несколько метров. Потом за фигурными кустами послышался смех — и под ноги мне вылетел мяч. Самый обычный кожаный мяч для игры в европейский футбол.
Хихикая, из-за кустов выскочили две девочки в одинаковых пышных юбках лилового цвета, белых футболках и розовых мокасинах. Русые волосы собраны в такие же одинаковые задорные хвостики. Близняшки трех-четырех лет. Открытые личики сердечком и неприкрытое любопытство в голубых глазах вызвали у меня улыбку и одновременно настороженность. Дети прислуги? Или отчим женился? Но тогда, судя по возрасту девочек, он забыл о маме слишком быстро… Что ж, это объясняет его молчание в последние два-три года и то, что перестал звать меня в гости.
— Здравствуйте!
— А вы кто? — в один голос произнесли девочки.
Я постаралась подавить раздражение — вспыхнувшая на отчима злость не касалась его детей.
— Здравствуйте. А я — гостья.
— К нашей маме?
— К нашему папе? — снова в один голос спросили девочки.
Позабытый мяч остался на дорожке, все внимание приковано к моей персоне. Я тоже не сводила с них глаз, выискивая черты Росса. Да, определенно это его дочери. Что ж, теперь понятно, почему он продал семейное дело и свил гнездо в глуши. Дети — веский повод не связываться с ведьмами после развала первой семьи.
— Ханна, Элли, вас ищет няня, идите в дом, — приятный женский голос вызвал у меня оторопь.
Я медленно, через силу повернула голову в сторону говорившей — и забыла, как дышать.
Тяжелый пучок из русых волос с редкими нитями седины, красивое бледное лицо с лучиками морщин в уголках глаз. Персиковое платье и золотистые босоножки на высокой платформе дополняли жемчужные серьги и браслет. В потертых серых джинсах и темно-синей футболке с геометрическим принтом я почувствовала себя плебейкой рядом с королевой.
Красивая, элегантная женщина внимательно рассматривала меня в ответ. Страха или сожаления в ее небесно-голубых глазах я не заметила.
— Мама, а кто это? — спросила девочка, та, что смелее.
— Я — гостья, — улыбнулась невесело, не отрывая взгляда от хозяйки дома.
— Ханна, веди Элли в дом, вам пора обедать, — велела женщина строго.
В этот раз близняшки ее послушались и, не забыв мяч, поспешили исполнить приказ. Мы же остались стоять, глядя друг на друга, как ковбои на площади в каком-то второсортном вестерне.
— Здравствуй, Вероника, — мелодичный голос прозвучал надломленно. — Войди в мой дом, дочь.
Я не ответила, опасаясь, что разревусь. Молча последовала за матерью. Я старалась смотреть на особняк, отмечая особенности его архитектуры и отодвигая подальше мысль, что я — самая большая в мире идиотка.
Дом с мансардой скорее всего имел интересную историю. Белые стены и колонны, серая черепичная крыша. Окон столько, что рябило в глазах. Высокая центральная лестница с узорными перилами — солидное строение, явно под вкусы Росса.
Переведя взгляд на мать, я невольно отметила, что после поздних родов она немного поправилась, но ей шло.
На самом верху лестницы сидел ворон Абрахам. Нахохлившись, эквиум матери смотрел на меня осуждающе, как будто говоря, что я не имею права здесь объявляться. А может, он и прав…
Внутри дом выглядел соответствующе: мебель и резные панно из ценных пород дерева, великолепные картины и статуи, призванные украсить интерьер. И море цветов в больших кадках.
Я усиленно глазела по сторонам, лишь бы поменьше смотреть на женщину, идущую впереди. Ох, женщину, которая меня предала! Обманула, бросила, заставила страдать… Сначала я убивалась, оплакивая ее мнимую гибель, затем мучилась, стараясь отмстить убийце. Милосердное Провидение, да я же Стеллу ненавидеть начала из-за обмана! Ненавидела невиновную женщину впустую! Но самое страшное — четыре года я терпела нелюбимого…
Я сбилась с шага, чувствуя, как злость ищет выхода, грозя всплеском бесконтрольной силы.
— Папа, а у нас гостья! — долетел щебет одной из близняшек.
И я выдохнула. Нет, я сдержусь. Проклинать за страшный обман не буду, хотя в своем праве и отбить мое «слово обиды» мать бы не смогла. Но не хочу я никого проклинать… Не хочу… Впрочем, и простить не могу. Пока не могу.
К моменту, как в холле появился Росс с девочками, я успокоилась, и он встретил меня теплее, чем мать.
— Ричард, я хочу поговорить с дочерью наедине, — сообщила она.
— Как скажешь, дорогая.
Седовласый мужчина улыбнулся безмятежно и увел близняшек.
Здравствующая глава рода Вороновых открыла передо мной дверь, приглашая в какую-то комнату. Кабинет, как вскоре выяснилось.
— Присаживайся, Вероника, — прохладно предложила хозяйка дома, указывая на низкое кресло с овальной спинкой.
Сама она заняла точно такое же. Стеклянный журнальный столик на мощных металлических ножках в виде львиных лап стоял четко между нами, как граница.
— Поговорим, дочь?
— Поговорим, мама…
Я смотрела на нее, уже не сдерживая скачущих мыслей: обдумать предстояло однозначно интересные вещи. Теперь понятно, почему гримуар Вороновых не хотел подчиняться — я оставалась рядовой ведьмой, ведь глава дома жива.
— Спрашивай.
Она скрестила руки на груди и агрессивно вскинула подбородок.
Кроме обиды я испытывала страх, что мне все чудится, что мамы здесь нет. Она же явно ждала обвинений, а не расспросов.
— Недавно ты тайно приезжала в Темные Воды? Хотела забрать книгу?
Мама вздрогнула.
— В первую очередь тебя интересует власть? Причина, по которой ты не заполучила могущество рода?
— Нет. Все встало на свои места — у гримуара есть законная хозяйка, а я даже не наследница.
Так вот кого видел Морриган возле схрона и почти опознал. И конечно, ведьма из Вороновых знала, чем отвлечь эквиума, когда бросала на землю пригоршню блестящей дребедени.
— Вероника, понимаешь… — Мама вздохнула, помолчала, но все-таки ответила на вопрос: — Да, я дважды в этом месяце спускалась в хранилище, но ничего не нашла.
— Поразительно, что ты побывала в Темных Водах и никому не попалась на глаза, — с иронией произнесла я. — Видать, натренировалась в чарах маскировки в последние годы.
Она спокойно подтвердила:
— Да, мое мастерство выросло. Я вынуждена была рискнуть — Ханне и Элли пора осваивать наследие предков. У тебя очень одаренные сестры, Ника.
Лицо мамы освещала мягкая улыбка, беспокойные руки же выдавали нервозность.
— Не сомневаюсь, что одаренные… — Я старалась не ревновать, гоня от себя мысль, что, узнав о беременности, она сразу вычеркнула меня из своей жизни ради будущих дочерей. — Это ведь из-за «Пинка», да?
Мама скрестила руки на груди и кивнула:
— Разумеется. Но, заверяю, это вышло случайно, я не надеялась на его успех.
— Верю… Жаль, что ты не рассказала о своих экспериментах мне.
И снова тяжкий вздох. Тонкие пальцы старшей ведьмы переплелись в шаткий домик.
— Ты же понимаешь, что я не могла так рисковать? Твои сестры — уникальной силы дети, хоть и рождены от обычного мужчины. Они заинтересовали бы общину.
— А Стеллу бы разозлили? У нее ведь не получилось то, что вышло у тебя? Тебя пугала ее реакция?
Я сама давала ей подсказки, как оправдаться. Но она не пожелала воспользоваться шансом, предпочтя честность.
— Я также делала это и для тебя, Вероника. Принадлежать к сильному дому приятнее, чем к умирающему, не так ли? Я планировала выйти из тени сразу, как малышки чуть окрепнут.
— Принадлежать к сильному дому, мама? Я четыре года считала себя последней Вороновой. Если бы ты думала обо мне, то не позволила бы поверить в свою гибель.
— Росс звал тебя в Америку, дочь. В Темных Водах ты сама решила зачем-то остаться.
— Зачем-то? — Я задохнулась от боли. — Зачем-то, мама?! Я считала, что тебя убила Верховная! Так для чего я могла остаться?!
Мать тонко улыбнулась:
— Ради своего мужчины? Герман — хороший мальчик. Рада, что ты приняла его предложение.
Я нахмурилась. Вот и последний кусочек мозаики — хороший мальчик Герман, который хотел в чем-то признаться, прежде чем на него подействовали сонные чары. В день мнимой смерти моей матери Стелла находилась далеко от Темных Вод. Во всей общине было только две ведьмы, умеющие создавать «Перуницу». Герман вытащил меня из горящего дома, но не успел найти мою мать…
— Это ведь ты? Это не трагическая случайность, что наш дом сгорел? Ты не воспользовалась подвернувшимся случаем, чтобы исчезнуть? Ты сама организовала свою гибель, мама? Сама подожгла дом «Перуницей»? А Герман тебе помог скрыть следы?
Мать встала с кресла и повернулась ко мне спиной.
— Какой же ты тугодум у меня, Вероника… Да, узнав о беременности, я решила покинуть общину так, чтобы меня потом не беспокоили. Герман любезно мне помог, купив подходящий труп в морге соседнего города и вытащив тебя из горящего дома.
— А что ты ему пообещала за помощь, мама? — спросила тихо, уже зная ответ.
Взамен она не забрала меня с собой, оставив Герману. Зачем ей взрослая сломленная дочь-неудачница, когда она ждала двух талантливых девочек?..
— Я защищала нерожденных детей, Вероника. Это обстоятельство оправдывает любые преступления.
Я вздохнула, отводя взгляд от узкой, подчеркнуто ровной спины. Оправдывает, да. И все же не пойму, почему она позволила мне пройти через череду никому не нужных испытаний? Почему позволила ломать жизнь, гореть ненужной местью к невинному человеку?
Я могу задать ей эти вопросы. Вот только она ответит, что не просила мстить за себя.
Все сама… Я сама испоганила собственную жизнь… Я, как зашоренная лошадь, бежала по ухабистой дороге судьбы, не видя поворотов на более ровный путь.
— Вероника, раз ты все знаешь, отдай нам гримуар.
Требование матери не позволило окончательно раскиснуть, взбодрив. Усмехнувшись, продемонстрировала ей небольшую дамскую сумочку.
— Не могу — у меня его нет.
— Ты его с собой не взяла, оставив в Темных Водах? — Темные брови матери недоверчиво приподнялись. — Опрометчиво, дочь.