— Рагна, давай пойдем… — я протянул руку, чтобы взять жену за руку.
— Нет-нет, зачем? — удивленно спросила она. — Надо же, похоже, слухи о нас далеко разошлись… Я хочу дослушать.
Говорила она спокойным тоном, со знакомой мне ледяной иронией.
— Жену не боюсь я заездить свою:
Големы, известно, не устают!
Супружеский долг исполняя в седле,
Скачу — а лошадка моя только злей!
Ой-ё… То есть это вот какая песня, да? Ну, впрочем, с самого начала было ясно.
— Впрочем, — Рагна с сочувствием поглядела на меня, — если твое чувство юмора не дает наслаждаться этим представлением, давай выйдем.
— Да мне-то что, — качнул я головой. — Просто неприятно. Хотел прославиться немного другим образом…
— Тихо вы, там про меня как раз! — шикнула Леу.
— … Крылья и хвост, чешуя и броня,
С ними дракон защищает меня!
Если же в срок я обед не подам,
Сам стану обедом для этой мадам!
— Ничего так, — одобрила Леу. — Хотя я бы Андрея есть не стала, зря он. Так… понадкусывала бы. Не до крови.
Я чуть не подавился пивом, которого тоже решил было отхлебнуть.
— Ох непривычно с супругой-мечом!
Как же ее полюбить горячо?
Кровью горячей исходит супруга —
Зарежу врага я для милого друга!
— Хорошо, что Ханна это не слышит, — заметила Рагна. — Она бы лютниста точно зарезала!
— А если супруга и вовсе скелет,
И плоти в скелете ни унции нет?
Но не боится мужчина кладбища,
Глядишь, поуютней могилку отыщет!
Мужик ударил по струнам и пропел другим тоном:
— Глядишь, поудобнее дырку отыщет!
Ох ты ж мать.
Я поглядел на Рагну. Она сардонически улыбалась.
— Мне скорее нравится, чем нет, — спокойно проговорила некромантша. — «Поюутней могилку» — неплохо. Ну, а вторая, более прямолинейная строчка снисходит до уровня слушателей… Надо думать, на этом все? В начале упоминалось четыре жены, значит, автор песни знал только о четырех.
— И специально для вас — последний куплет, который только недавно пошел в народ! — крикнул лютнист.
После чего продолжил:
— Но с темной эльфийкой попал я впросак:
«Ах брось, не получится с нею никак», —
Твердили зеваки, друзья и молва.
Пускай у нее не болит голова,
Пускай все, что надо, и сразу при ней,
Но только эльфийка та лошади злей!
Женился на темной эльфийке — держись,
Или петлю себе сразу вяжи!
— Кто-то очень хорошо осведомленный это сочинял… — задумчиво проговорила Рагна. — Не Колин, часом? Ты ему что писал о нашей жизни, Андрей?
— Особо ничего не писал, как раз по этой причине! — отперся я. — Язык у него без костей. Ты с ним больше по научным вопросам переписывалась, чем я!
— Но слушать я этих не стал подпевал!
Лишь на ладони слегка поплевал!
Примерился, взялся — и как зарядил!
Я силой богини ее укротил!
И вот та эльфийка, на счастье мое,
Как верная женушка гладит белье!
— Хе-хе-хе, — сказала Леу, — все так, все так! Только белье Мира не гладит! Белье гладит Рагна, я видела.
— Ну, кто-то же должен это делать, пока я в отъезде, — усмехнулась Рагна. — Не удивлюсь, если Мира возьмет это на себя. Магией воздуха при наличии нагретых камней это тоже можно делать сравнительно легко.
— В общем, хорошая песня! — подвела итог Леу. — Хотя про меня можно было бы и побольше! Про грацию там, про красоту…
— Про добрый нрав… — добавила Рагна.
— А то ж!
И обе захихикали.
Ну что ж… хоть кто-то хорошо проводит время.
После обеда мы отправились в поместье Габриэля. Девушки живо обсуждали песню, непрестанно фыркая и откровенно хохоча. Сошлись на том, что это не иначе Кэт кому-то насплетничала во время торжеств, а этот кто-то потом не поленился и навел справки про барона Ильмора. Колина они все же отмели по зрелому размышлению: он не стал бы так рискованно шутить над Рагной, которую ценил как ученую корреспондентку.
Я чувствовал большую неловкость, но в такой ситуации ничего не поделать: песня уже ушла в народ, не кидаться же с кулаками на каждого менестреля? Только дураком себя выставишь. Придется демонстрировать спортивное отношение.
Так-то я не страдал: про меня могли бы и похлеще чего-нибудь сочинить, подумаешь, дело житейское. А вот что жены мои стали героинями полупохабной песни — это неприятно.
С другой стороны, пришла мне в голову утешительная мысль, пиар — это всегда пиар! Если песню полюбили, если мы стали популярны как бренд («Избранник Любви и его боевой гарем!»), то, может, и наши деловые предприятия лучше пойдут? И герцог Прен с семьей меньше проблем Рагне смогут доставить? Тогда оно стоит того.
Поместье Габриэля Лираэнна по прозванию «Справедливый» встретило нас, что удивительно, плотно закрытыми воротами. Помню, в прошлом году их держали открытыми постоянно, там возле створок лопухи росли! А сейчас что случилось?
На мой стук выглянул пожилой работник, один из местных дедов с повадками опытного воина.
— Прошу прощения, добрые господа, — сказал он. — Хозяин не велел никого пропускать!
— Доложите, что к нему мессира Рагна Брейдау, баронесса Ильмор, по его приглашению! — сказала Рагна. — Вместе с мужем, бароном Ильмором.
— Баронесса Ильмор? — уточнил старик. — И барон Ильмор? Это, выходит, Избранник Любви… — Он запнулся.
— Он самый, — сказал я любезным тоном. — Ты не помнишь меня? Я в прошлом году с Габриэлем на Темного властелина ходил. Так что уж доложи ему, что прибыли старые соратники!
— Ладно, ваша милость, — сказал привратник, как мне показалось, не очень охотно. — Сейчас отправлю мальчонку ему сказать.
Про себя я гадал, с чего это пожилым рыцарем овладела такая мизантропия — неужели какое-то горе? Он мне ничего об этом не писал, вообще у него были скупо-официальные письма… Неужели с его детьми, внуками или правнуками что-то случилось?
Мы ждали довольно долго, и вдруг услышали за воротами шушуканье, спор…
— Что там у вас⁈ — крикнул я.
— Господин не просыпается! — крикнул отчаянный мальчишеский голос. — Не могу его добудиться!
У меня упало сердце.
— Открывайте ворота! — велел я самым грозным тоном, на который был способен.
— И быстрей! — резко и холодно добавила Рагна. — Я ученый некромант, если вашего господина можно спасти — я его спасу!
Ворота заскрипели, отворяясь. Слишком медленно!
Только бы мы не опоздали!
Слушать песню в современной обработке: https://4beat.ru/m_4usr1753640299/tracks/varvara-madoshi-boevoy-garem-track-3886
Глава 14Еще один сподвижник
В особняке Габриэля ничего не изменилось с прошлого года. Снаружи — то же большое старинное каменное здание простейшей архитектуры, похожее на наш собственный дом. Только у старого рыцаря имелась большая терраса с перголой, увитой диким виноградом, а у нас ни до чего подобного руки пока не дошли. Внутри тоже вроде все оставалось на тех же местах. Об этом мне было сложнее судить, потому что я лишь один раз ночевал здесь в прошлом году, и мало что запомнил: был уже немало вымотан многократными ночевками на голой земле — а также находился в некоторой эйфории от свежезаключенного брака с Ханной и отличного секса каждую ночь, пусть даже и во сне.
В общем, интерьеры особняка некоего рыцаря, с которым я только что познакомился, меня интересовали мало. А вот теперь, хотя шагали мы по коридорам и комнатам этого дома очень торопливо, обратил внимание, что эти интерьеры с изюминкой: на первый взгляд в них царил почти японский — или, наоборот, скандинавский — аскетизм. Но при этом то тут, то там, выглядывали следы продуманного и явно женского влияния: декоративные панно и гобелены, подобранные с большим вкусом, композиции из сухих цветов и живые цветы в подвесных горшках возле окон… Когда нас проводили в спальню старого рыцаря, взгляд сам собой зацепился за большой ткацкий станок, стоявший в чем-то вроде холла второго этажа, прямо у большого окна. Ничем не прикрытый и чистый от пыли.
Похоже, покойная жена Габриэля была отличной хозяйкой. И сколько бы лет назад она ни умерла, следы ее влияния сохранялись в этом доме со всей скрупулезностью.
В хозяйскую спальню я в прошлый визит, естественно, не заглядывал — зачем? Но вот она наверняка изменилась, не могла она так выглядеть раньше! Так же аскетично обставленная комната теперь играла явно не предназначенную для нее роль палаты больного, который, похоже, хворает уже не первый месяц.
Стол, явно перенесенный сюда из кабинета и слишком громоздкий для этой комнаты, заваленный бумагами (хозяин не успевает их разбирать). Множество пузырьков и коробочек с порошками, расставленные на всех горизонтальных поверхностях. Застарелый запах трав, мыла и немного мочи — чувствуется, что в комнате часто моют, но этого недостаточно.
И жаровня, несмотря на жаркое лето за окном!
Мы попали в комнату умирающего.
Поэтому, подходя к постели Габриэля, я примерно уже представлял, что увижу.
За год, что мы не виделись, старый рыцарь изменился разительно. Похудел до последней крайности — лицо превратилось в обтянутый кожей череп. Кожа пожелтела, вокруг глаз — темные круги. Даже седые волосы поредели, а прекрасные седые усы и бородка-эспаньолка, которые составляли особую гордость их владельца, наоборот, отрасли, превратившись в обычную, не слишком опрятную бороду.
Он еще дышал, когда мы вошли, грудь медленно поднималась и опускалась. Но не отреагировал на слугу-привратника, который бросился к нему:
— Командир! Господин Габриэль! Командир! Неужели вы сдаетесь⁈ Вы даже сына не дождались!
— Оставить истерику! — рявкнула Рагна таким командирским тоном, какого я ни от Ханны, ни от Мириэль пока ни разу не слышал.
Привратник немедленно замолчал и уставился на нее чуть ли не в испуге.
— Воды сюда, быстро! — распорядилась она. — Горячей прокипяченной, должна на кухне такая быть, и тоже прокипяченной, но остуженной! Остужайте как хотите, если в погребе лед, то им.