Троих надо убрать — страница 12 из 17

17

– Я представлял вас себе совсем не такой, – сказал Жерфо Альфонсин Рагюз.

– А какой вы меня представляли?

Она сидела в общей комнате в кресле старика, одетая в жемчужно-серые вельветовые брюки, коричневые сапоги, однотонную блузку и темно-коричневое кожаное пальто. Ее густые черные волосы были просто подстрижены "под горшок" парикмахером, каждый взмах ножниц которого стоил не меньше десяти "штук" старыми франками. Матовая загорелая кожа, светлые глаза, высокие брови, выступающие скулы, маленький нос и энергичный подбородок. Ярко-красные губы улыбались и открывали ослепительно белые здоровые зубы. Она выглядела как на хорошей рекламе дома отдыха, хотя рекламы домов отдыха никогда не бывают такими и вызывают скорее желание остаться дома. Альфонсин пила водку, привезенную с собой на своем "форде-капри". Привезла она и типа по имени Макс, который в настоящий момент уехал на "капри" за продуктами за двадцать пять километров.

– Не знаю, – ответил Жерфо. – Пожалуй, женщиной лет сорока пяти, но выглядящей старше, с руками, покрасневшими от мытья посуды, и глазами, покрасневшими от горестей, которая приехала бы на поезде или на автобусе, в жалком черном пальтишке. Да сколько же вам лет? Простите.

– Ничего страшного. Мне двадцать восемь.

– Вы, не дочь Рагюза.

– Я его внучка.

– Он мне иногда рассказывал о дочери, которая присылала ему деньги...

– Это я.

– Ладно, – сказал Жерфо. – Извините меня. Я не знаю, зачем задаю эти вопросы, по какому праву... Я сейчас уйду. Спасибо за выпивку.

Он встал, чтобы поставить в раковину стакан, из которого пил водку.

– Вы не здешний, – заметила молодая женщина. – Вы парижанин.

– По происхождению, – ответил Жерфо и улыбнулся в бороду, потому что его насмешило это выражение. – Если бы я вам рассказал, как сюда попал, вы бы мне не поверили.

– А вы попытайтесь.

Жерфо фыркнул. Он чувствовал себя ребенком.

– Все очень просто. До прошлого лета я был руководителем среднего звена в одной парижской фирме. Я поехал в отпуск, и два человека по неизвестной мне причине дважды пытались меня убить. Я их даже не знаю. Тогда я бросил жену и двоих детей и, вместо того чтобы заявить в полицию, удрал куда глаза глядят. Я оказался в товарном поезде, ехавшем через Альпы. Бродяга оглушил меня ударами молотка и выбросил из вагона. Я сломал ногу, почему и хромаю. Ваш отец... то есть дед... подобрал меня и выходил. Вот.

Молодая женщина в своем кресле корчилась от хохота.

– Это чистейшая правда, – настаивал Жерфо.

Ему было трудно сохранять серьезный вид.

– Выпейте еще стакан, – предложила Альфонсин Рагюз, показывая на бутылку водки.

В ее голосе еще звучали нотки смеха, а в глазах стояли слезы. Она вытерла глаза и глубоко вздохнула. Жерфо взял из раковины свой стакан, вытер его края рукавом и налил себе еще немного водки. Потом он легко коснулся двумя пальцами волос.

– А если я вам скажу, что эта седая прядь – след от пули?

– Да, да, – кивнула Альфонсин. – Вы искатель приключений.

– Нет. Вы не понимаете. Я – совсем наоборот.

– Что значит "наоборот"?

– Я не хочу никаких приключений.

– Вы не хотите приключений? Вы счастливы и не хотите приключений? – Она оставалась насмешливой и ироничной, но без злобы.

– Кроме приключения с вами, – необдуманно произнес Жерфо. – Простите, я не это хотел сказать. Мне очень стыдно.

Она довольно долго молчала. Ее лицо приняло озабоченное выражение. Жерфо не находил что сказать, чтобы заполнить паузу, и не решался смотреть на женщину. Он чувствовал себя полным идиотом.

– Как прошли похороны? – внезапно спросила она. – Я не захотела приезжать. Я не взволнована смертью деда и не люблю похорон. Чтобы любить их, надо любить смерть, а я себе не представляю, как можно любить смерть. Нет, – нервно добавила она, – то, что я сказала, дурость. Многие люди любят смерть. В общем, не знаю...

Альфонсин замолчала, как будто задохнувшись, и стала смотреть в пол. Под загаром ее лицо заметно покраснело и приобрело цвет жареного лангуста. Она бросила на Жерфо суровый взгляд и встала. Он встал тоже, и она влепила ему сильную пощечину, потом вторую. Он не схватил ее за руку, только закрыл лицо рукой и отступил к стене.

– Простите меня, пожалуйста, – сказал он, фыркнул и уперся в стену. – Это все потому, что я здесь восемь или десять месяцев и провел зиму в сексуальном застое, понимаете? – бормотал он, стараясь не выражаться яснее.

– Но я... – закричала она, стукнула каблуком об пол и ударила Жерфо ногой по коленной чашечке, – я-то не провела зиму в сексуальном застое, месье Сорель, как вы снобистски выражаетесь!

Тут они услышали шум мотора "капри", подъехавшего к дому. Альфонсин повернулась спиной к Жерфо и направилась к двери, умышленно сильно стуча каблуками, словно хотела дать встряску своему мозгу. Жерфо прислонился к стене, расслабился и постарался глубоко дышать.

Вошел Макс, приятель Альфонсин. Он тоже стучал ногами об пол, но чтобы согреться.

– Месье Сорель останется здесь, – сказала Альфонсин спокойным мелодичным голосом. – Он сообщит нам дополнительные подробности.

– Ладно, – согласился Макс, брюнет лет тридцати пяти с зелеными глазами и треугольным торсом. Красивый парень, которому должны легко удаваться определенные вещи. На нем были брюки из шотландки и замшевая, элегантно запачканная грязью куртка поверх белого свитера. – У них внизу есть вполне пристойный ресторан, – добавил он. – Не понимаю, почему ты хочешь горбатиться на кухне.

– Если хочешь понять дом, в нем надо жить. Жить по-настоящему, – ответила Альфонсин, поцеловала Макса в губы и быстро вызывающе потерлась об него.

В последовавшие затем минуты она демонстрировала тысячу признаков покорности, занималась готовкой, почти не слушала, когда Жерфо пытался объяснить ей, как действует водопровод и что нагревателя для воды нет, и нехотя позволила мужчинам разжечь огонь в печи.

Они ужинали и смотрели друг на друга. Альфонсин объявила, что решила сохранить дом и основательно перестроить его.

– Да, да, – с энтузиазмом поддержал ее приятель. – Будет потрясное место для отдыха. Отрезанное от всего мира.

– Милый! – Она погладила рукой его локоть, а щекой потерлась о плечо.

Сидя напротив пары, уткнувшись носом в стакан, Жерфо встретился взглядом с молодой женщиной. Ее взгляд был блестящим, обжигающим, неприличным и одержимым.

Однако прошло некоторое время, прежде чем Альфонсин и Жерфо занялись любовью. Сначала была ночь в доме. Жерфо спал один в своей комнате, пара – в комнате старика. Утром Альфонсин категорически потребовала от Жерфо стать сторожем дома, пока она съездит в Париж, найдет архитектора и согласует проект перестройки. Этим займутся местные подрядчики и рабочие, а Жерфо будет наблюдать за их работой, которая завершится к лету. Альфонсин обещала заплатить ему. Она думала, что Жерфо откажется от денег, но он согласился. В тот же день она уехала со своим Максом, но вернулась задолго до лета и одна. А Жерфо охранял дом. Он был внешне спокоен, хотя вечером после отъезда пары, разжигая огонь забытым ими вчерашним номером "Франс суар", наткнулся на короткую статью, озаглавленную:

"Возможно, появились новые данные в деле Жерфо, парижского служащего, исчезнувшего летом прошлого года после бойни".

Название показалось ему слишком длинным для такой короткой статьи.

18

– Вы не легавый, – сказал бродяга.

– Я журналист, – ответил молодой человек с вьющимися черными волосами и красивыми голубыми глазами, которого звали Карло. – Я поставлю тебе выпивку, а ты расскажешь мне кое-что интересное.

– Я все рассказал жандармам, а потом приезжал полицейский из Парижа, и я ему все повторил. Спросите у них.

У бродяги были большие желтые зубы и кривой рот, из-за которого казалось, что он все время ухмыляется. Чувствуя себя неловко, он заерзал и машинально водрузил свою грязную шляпу на грязные волосы. Молодой человек достал из плаща цвета морской волны бумажник и вынул из него пятидесятифранковую бумажку. Помахивая купюрой перед носом бродяги, он скручивал ее между тремя пальцами, как сигарету. Бродяга неуверенно потянулся за деньгами, потом покачал головой.

– Ну, ну, – сказал Карло ворчливым тоном.

Он сделал шаг вперед, приподнял шляпу-котелок и зажал свернутую в трубочку бумажку между шляпой и волосами бродяги.

– Как я уже говорил жандармам... – начал бродяга, но замолчал и посмотрел на Карло, ждавшего продолжения.

Они были вдвоем на краю кукурузного поля. Темнело. "Пежо" Карло стоял на обочине проселочной дороги. Между деревьями виднелась колокольня, находившаяся километрах в двух-трех отсюда. И ни одной живой души, чтобы позвать на помощь. Бродяга не видел другой возможности, кроме как продолжать:

– Как я уже говорил жандармам, я нашел чековую книжку этого месье Жерфо на земле, на лионском вокзале. Не на Лионском вокзале в Париже, а на вокзале Перраш в Лионе. Это было месяцев шесть назад или больше, может, восемь. Я ее сохранил, думал, что смогу отнести в бюро находок и получить небольшое вознаграждение. Все-таки чековая книжка. Конечно, я думал сам воспользоваться ею, я не отпираюсь, но намерение – не преступление. – Обычная гримаса бродяги стала заметнее: видимо, он боязливо посмеивался. – Но я этого не сделал и оставил книжку при себе. Вот и все. Больше я ничего не знаю. Клянусь головой моей матери, которая сейчас умирает.

Бродяга замолчал и скосил глаза, чтобы увидеть купюру, свисавшую ему на лоб. Но он не пытался ее взять.

– Ты врешь, – сказал Карло.

– Жандармы и полицейский из Парижа мне тоже так говорили. Они меня били, месье. Если вы журналист, вас это, может быть, заинтересует. Они заставляли меня вставать на железную линейку и без передыху много дней били по голове телефонной книгой. Они дали мне тридцать суток за бродяжничество и даже в тюрьме преследовали, чтобы я сказал им что-то другое. Но я не могу говорить ничего другого, потому что это правда.