Тирта крепче сжала поводья, ее лошадь переступила с ноги на ногу, и из под копыт посыпались мелкие камешки. Ответ был слабым, негромким, но она не могла не признать, что слышала его.
Призраки… умершие, которым подобало бы наконец покоиться с миром… Разве она еще не покончила с ними? Уж не призвал ли его сородич к кровной мести? Неужто это требование достаточно сильно, чтобы проявиться даже при свете дня? Сокольников предупредили вовремя. Они наверняка успели укрыться внизу, в Эсткарпе, прежде чем горы пустились в пляс. Конечно же, ее спутнику не столько лет, чтобы он успел дать клятву меча кому-то, жившему здесь до гибели Гнезда.
Сокольник крикнул. На этот раз его звенящий крик эхом отразился от скал. От пронзительного звука лошади зафыркали, торгиан заржал, а у Тирты заболели уши.
И снова ему ответили. А потом девушка разглядела в небе какое-то пятнышко. Оно устремилось вниз, словно бы метя в забредшую сюда добычу. Тирта с трепетом смотрела, как птица спускается с небес. Летун переместился с освещенного места в тень расщелины, в которую они направлялись.
Снизив скорость и взмахивая крыльями, черный силуэт кружил, подбираясь все ближе к ним, и наконец пролетел над их головами. Сокол уселся на краю скалы; его крылья все еще были немного раскинуты, как будто птица намеревалась взмыть в небо сразу же, как только удовлетворит любопытство.
Черноперый, с белым треугольником на груди – сокол из Гнезда или потомок такого сокола, явно дикий, ведь на нем нет красных опутенок, знака союза между человеком и птицей. Взгляд блестящих глаз был устремлен на мужчину, снявшего шлем. С губ сокольника сорвалась череда звуков, напоминающих птичьи крики; тембр их делался то выше, то ниже. Сокол крикнул в ответ и расправил крылья, словно собирался снова взлететь, уйти подальше от этого существа иного вида, пытающегося разговаривать с ним.
Однако сокольник продолжал издавать эти звуки; Тирта никогда бы не поверила, что они могут исходить из человеческого горла. Он не сделал ни малейшего движения в сторону беспокоящейся птицы, а просто разговаривал с ней на ее языке – в этом Тирта была уверена.
Нового крика не последовало. Вместо этого птица принялась отвечать теми же звуками, что и человек, потом склонила голову набок. Тирта готова была поверить, что сокол обдумывает какое-то предложение или пытается что-то для себя решить.
А потом, снова вскрикнув, птица взмыла в воздух. Не приближаясь к ждущему человеку, сокол со всей мощью своих крыльев пошел ввысь, туда, откуда явился. На усталом лице мужчины не отразилось разочарования – он просто сел и стал смотреть на птицу.
Лишь когда она повернула на запад и окончательно скрылась из виду, сокольник вроде как вспомнил, что он тут не один, и обернулся к Тирте.
– Здесь нет прохода. Теперь нет. – Голос его был ровным и бесстрастным, как всегда. – Нам придется пойти назад и повернуть на север, и лучше бы успеть до темноты.
Тирта не стала задавать вопросов, потому что чувствовалось, что он уверен в своих словах, а она привыкла полагаться на его знание гор. Они повернули на север и в конечном итоге отыскали небольшую каменную чашу, явно созданную людьми; в нее из трубы, рассчитанной на втрое больший объем, стекала струя воды. Нашелся и кое-какой корм для лошадей: пучки жесткой травы, растущей там, где вода изливалась из чаши. На вечер попастись хватит.
Костер разводить не стали. Хотя среди камней на берегу ручья валялось достаточно веток, когда Тирта начала было собирать их, сокольник покачал головой.
– Это место наблюдателей.
– Соколов? – спросила девушка. – Но огонь их не побеспокоит.
Ее спутник снова решительно качнул головой.
– В этот край пришли другие.
Этот его обмен звуками с птицей – что он из него узнал? Тирта чувствовала, что имеет право требовать точных сведений. Но тут он добавил:
– И это не изгои, не люди из Карстена. Они явились с востока.
С востока! То ночное чудовище с вытянутой мордой, порождение Тьмы! Твари, идущие из-за гор, из Эскора! Тирта оглядела место их стоянки уже по-новому. И решила, что стоянка неплохо защищена, не хуже любого другого места, которое она могла бы выбрать. Можно пустить лошадей попастись до наступления темноты, а потом перевести их поближе к себе и стреножить, и подкормить горсткой зерна со щепоткой соли. Враг, кем бы он ни был, мог подобраться сюда лишь по узенькой тропке, которую любой из них мог оборонять в одиночку. В общем, не самая надежная крепость в мире, но переночевать сгодится.
Они немного поели, потом переставили лошадей и торгиана. Сегодня Тирта должна была отдыхать первой, но ей пока что совершенно не хотелось спать. Вместо этого она поймала себя на том, что забрасывает мысленные петли, как пастух на равнине, плетущий силки, силясь отыскать малейший след темного разума, который мог даже в эту минуту исподтишка наблюдать за ними.
Смерть от зубов и когтей – так сокольник сказал о том незнакомце. Быть может, несчастного, явившегося в эти заколдованные горы, выслеживало и преследовало как раз такое мчащееся в ночи чудовище, с каким столкнулись и они сами, только им повезло больше. Тирта нашарила в сумке пакетик с истолченной травой, так пригодившейся во время нападения, и достала его. Сгущались сумерки, и в их убежище уже стемнело. Лошади рыли копытами землю и ржали, натягивая повода, и Тирта пошла угостить их зерном с толикой соли, чтобы животные успокоились.
Все равно, если и дальше сидеть и смотреть в сгущающийся мрак, толку от этого не будет. Дежурил сейчас сокольник, а его навыкам она доверяла безоговорочно. В конце концов, это его родные края, и он лучше знает, чего тут бояться.
Девушка попыталась очистить разум и уснуть. И на какое-то время на нее снизошел покой без сновидений.
Когда она проснулась, подошла ее очередь дежурить. Она даже не успела задать вопрос, как сокольник уже ответил на него:
– Ничего.
Ничего, кроме ночи и охвативших ее воспоминаний о твари, подкрадывавшейся к ним в темноте, и о той ночи, когда ее настиг зов умершего и показал ей то, что, как была уверена Тирта, принадлежало ей одной. Она сидела, скрестив ноги, и время от времени подходила к лошадям, чтобы погладить их по жесткой шерсти и послать им успокаивающие мысли. Ей не верилось, что они так беспокойно ведут себя лишь из-за голода.
Чувства животных всегда гораздо острее человеческих. Они способны учуять опасность с такого расстояния, на какое не дотянется даже ее внутренний взор. Да она и не хотела сейчас применять его, ведь любое порождение Тьмы могло ухватиться за него и по этому следу прийти к ним.
Да, где-то там бродили существа, не принадлежащие известному ей миру. Ни легенды, ни хроники Лормта не делали их реальными. Нужно было столкнуться с ними самой, ощутить зловоние Зла, увидеть его – и лишь тогда осознать и принять их существование.
Этот сокол – что он видел, скитаясь над разрушенными горами? Должно быть, это потомок тех соколов, которыми некогда гордилось Гнездо. Возможно, у подобных птиц тоже есть свои легенды о былых временах, когда они были спутниками людей и отправлялись на войну на луке седла. Легенды, заставившие сегодня крылатого разведчика явиться к ним с предупреждением.
Тирта задумалась: жаждал ли сокольник, чтобы этот ни с кем не связанный летун присоединился к нему? Или же птица и человек лишь раз в жизни каждого могли объединиться в боевую единицу и в случае смерти кого-то из них второй уже не мог заключить такой союз? Этого Тирта не знала, а спросить не могла, потому что была уверена: ее спутник сочтет это вмешательством, и, быть может, достаточно грубым, чтобы разорвать клятву меча. Его тайны принадлежали лишь ему, как и ее тайны – ей одной.
6
Если Зло и бродило в ночи, их стоянку оно не отыскало. И лошади не выказывали растущего беспокойства. Однако Тирта даже не пыталась убаюкать себя мыслью, что предостережение ее спутника было преувеличенным или ложным. Когда рассвело, она очнулась от беспокойного сна и увидела, как он тщательно проверяет свой дротикомет, то вставляя небольшой запас дротиков в петли на перевязи, то вынимая, как будто хотел быть уверен, что они в любой момент окажутся под рукой. Дротиков было немного, и Тирта отчетливо поняла, что использовать их он будет, если понадобится, крайне расчетливо и со всем возможным мастерством.
Она села, сбросила с плеч плащ и мысленно прислушалась. Вокруг ощущались сущности жизненных сил: человек, лошади, торгиан. И больше никого. Из осторожности Тирта запустила очень узкую поисковую волну, но даже такое легкое прикосновение заставило сокольника насторожиться – голова в шлеме повернулась и на нее устремился пристальный взгляд желтых глаз.
– Это глупо, – холодно и отчетливо произнес он.
Если в последние дни им стало чуть проще общаться друг с другом – совсем чуть-чуть, – теперь все изменилось. Возможно, при виде разрушенной крепости его народа в нем снова воскресли все воззрения, заложенные в него воспитанием. Она не родня ему, и вообще презренное, даже ненавистное существо – женщина.
Тирта не стала раздражаться из-за этого изменившегося отношения. Сокольники и их обычаи известны всем, так чего ж еще она могла ожидать?
– За время твоего второго дежурства ничего не произошло?
Тирта произнесла это почти утвердительным тоном; она отлично знала, что если бы во время ее отдыха на территорию стоянки что-то проникло, сокольник разбудил бы ее, как сделал в прошлый раз.
Мужчина закончил проверку своего снаряжения. Теперь он извлек из ножен меч и стал проверять остроту клинка; казалось, что он уделяет стали куда больше внимания, чем ей.
– Оно там. Возможно, наблюдает, шпионит.
– Так сказал твой сокол?
И снова он смерил ее холодным уничижительным взглядом.
– У меня нет сокола. – Слова пронеслись через разделявшее их небольшое расстояние, словно ледяная дробь. – Вольный сокол со своим выводком осмотрел окружающую местность. Тут в горах кто-то бродит. Не нужно мысленного поиска, чтобы это понять.