Когда они устроились на ночевку, сокол улетел; может, он нашел себе какую-то добычу в горах. Вернулся он, когда уже почти совсем стемнело, и обменялся с человеком, которого он выбрал, серией тех же звуков, что и при первой их встрече.
Когда птица перебралась на луку седла, сокольник сказал:
– До предгорий остался примерно день пути. Я отслужил больше четверти того времени, на которое нанимался к тебе. Что ты потребуешь от меня, когда мы спустимся с гор?
Это был вполне резонный вопрос. Она наняла его на двадцать дней просто для подстраховки, чтобы уж точно не остаться без проводника и спутника в горах. Хочет ли она, чтобы он сопровождал ее и дальше? Вот наконец и подошел тот момент, когда надо было принять решение, а потом действовать в соответствии с ним.
Ястребиный Утес находился на востоке. Она… Рука девушки нырнула под куртку, к поясу с деньгами. В одном из его отделений лежала карта; вряд ли ее можно было назвать точной, ведь Тирта нарисовала ее, руководствуясь теми клочками информации, какие удалось собрать, но ничего другого все равно не было.
Ее простой план – она составила его, не зная об этих краях ничего, кроме слухов, – заключался в том, чтобы идти по предгорьям, не отходя далеко от гор, пока она не будет уверена, что сможет двинуться прямиком к крепости либо к тому, что от нее осталось. В общем, крайне расплывчатый план. Тирта надолго замолчала.
А потом решила, что ей особо нечего терять. Возможно, за время пути, она и так ответила на этот вопрос, сама того не осознавая. Сокольника в Карстене встретят ничуть не приветливее, чем встретили бы ее, явись она к его соплеменникам.
Кому он может ее предать? Да и что выдавать – только то, что девушка из Древней расы пытается вернуться в край, некогда принадлежавший ее роду? Она и сама не могла точно объяснить, что именно она ищет или что гонит ее на поиски. Пожалуй, стоит рассказать ему бо́льшую часть, а дальше пускай он сам решает, просить ее о расторжении клятвы или нет.
На долину уже спустилась темнота, огня они не разжигали. Сокольник был сейчас лишь черным силуэтом на фоне каменной стены. Да какая разница? Она даже при свете дня ничего не могла понять по его лицу. Так что пускай ответит вслух: да или нет.
– Я ищу Ястребиный Утес, – начала она. – Этот край с древних времен принадлежал нашему роду, и я долго ждала возможности добраться сюда. Я думала отправиться на восток по предгорьям, а потом двинуться напрямик.
– Ты знаешь, какой дорогой идти? – спросил сокольник, когда Тирта сделала паузу.
Девушка закрыла глаза. Да, в некотором смысле она знала – или чувствовала, что узнает, когда настанет время. Ее поведет сон – или то, что его посылает. Но можно ли говорить о снах с этим человеком? Или… Тирта задумалась. После того как сокольник нашел и взял тот странный меч-кинжал, она отчасти поменяла изначально сложившееся мнение о нем. Он и его соплеменники были заклятыми врагами всего того, что ценил и почитал ее народ, – но почему же тогда он повесил это оружие себе на пояс? Ему надлежало бы вышвырнуть этот меч в пропасть или вообще его не касаться!
– Да, знаю, – твердо ответила она, решив, что не обязана объяснять, насколько шаткие основания у ее уверенности. – Но я не знаю, сколько времени займет это путешествие. Возможно, оно продлится дольше, чем срок, на который ты подрядился. Я просила провести меня через горы. Когда мы доберемся до предгорий, твоя часть сделки будет исполнена. Пусть время не истекло, но дело-то сделано.
Из темноты не донеслось никакого ответа, и Тирта облизала губы. Почему она так волнуется? Она же и не планировала, что он будет сопровождать ее до конца, ведь так? Почему же она с таким ей самой непонятным нетерпением ждет его ответа?
– Я поклялся служить двадцать дней. – Голос сокольника звучал ровно и холодно, как всегда. – Двадцать дней я и буду сопровождать тебя, хоть в горах, хоть в предгорьях, хоть в самом Карстене.
Тирта не понимала, почему почувствовала такое облегчение, услышав этот ответ. Что ей за дело до этого человека? Они чужие друг другу. Но она знала, что была бы разочарована, ответь он иначе. Это было ново и странно для нее, построившей свою жизнь на молчании и одиночестве, и девушка выбросила эти мысли из головы, сказав себе, что в предгорьях вполне можно столкнуться с какими-то сложностями, а два бойца лучше, чем один. Да и сокол, похоже, решил служить ее спутнику, а способности этих птиц-разведчиков вошли в легенды.
– Значит, так тому и быть, – ответила она и подумала, что голос ее прозвучал чересчур резко. Но она совершенно не желала, чтобы сокольник подумал, что она лелеяла странную надежду именно на такой ответ.
Поутру они поднялись на перевал. Путь наверх оказался длиннее, чем казалось снизу: дорога была ненадежной, и несколько раз им приходилось спешиваться и вести лошадей в поводу. Сокол еще с утра поднялся в небо, и теперь время от времени возвращался, садился у тропы и поджидал их, и каждый раз переговаривался с мужчиной.
После полудня они достигли седловины перевала и увидели раскинувшийся внизу край за горами, который из единой страны превратился во множество враждующих вотчин, где на протяжении многих лет властвовали война и грабеж.
Предгорья поросли деревьями – похоже было, что ярость Силы не дотянулась до них, чтобы выдернуть из земли и сокрушить. Тирте эта картина понравилась; ей показалось, что эта страна отлично подходит для тех, кто нуждается в укрытии. Она посмотрела на восток и увидела темную полосу, которая могла быть только лесом.
В давние времена равнины Карстена были более плодородными и щедрыми на западе. Здесь располагались поля фермеров и крупных землевладельцев вперемежку с селениями более молодого, пришедшего позднее народа, двигавшегося от побережья вглубь страны. И здесь же находились все сколько-нибудь значимые города и крепости.
Ее народ, Древняя раса, постепенно отступал подальше от этих поселенцев, явившихся из-за моря во времена, ныне ставшие легендами. Они основали свои владения на востоке. Кое-где продвигавшиеся вперед пришельцы держались враждебно, и между Древней расой и поселенцами не возникало никаких связей. В других же местах складывались дружеские отношения, соседи обменивались умениями и помогали друг другу. И когда Ивиан объявил Древнюю расу вне закона, некоторых из этих соседей постигла смерть, а то и участь похуже из-за того, что они помогли ее соплеменникам бежать.
Сейчас любая борьба сосредоточилась бы главным образом на равнинах, где были города и богатая земля. Южнее располагались другие провинции – из одной из них был родом сам Пагар, – где пришельцы закрепились еще прочнее и завладели теми краями целиком.
Но в предгорьях, как и по ту сторону границы, могли скапливаться изгои и люди, не имеющие лорда, ставшие грабителями и бандитами. Подобная местность притягивает их.
Тирта заговорила об этом, и сокольник кивнул. Он широко повел лапой с когтями. Солнце сверкнуло на металле.
– Верно, здесь есть другие люди.
Теперь Тирта и сама увидела столб дыма, поднимающийся меж двух холмов. Он был слишком массивным для обычного костра. Там горело что-то посерьезнее, возможно, даже ферма. Хотя какой фермер решится обосноваться на этих землях? А может, это на лагерь изгоев налетели служители закона и порядка, в точности как люди маршала зачищали гнезда подобных стервятников на севере?
В любом случае этот клубящийся дым весьма убедительно свидетельствовал, что им следует передвигаться как можно более скрытно. Ей вовсе не хотелось из-за излишней смелости потерять все, что она заработала за последние годы тяжким трудом.
После спуска, занявшего половину дня, они очутились в лесистом краю. А потом пони, идущий впереди, фыркнул и прибавил шагу, как и торгиан, идущий следом, и кобыла тоже поспешила вслед за ними. Животные явно почуяли воду. И действительно, впереди обнаружился ручей, быстрый и чистый, бегущий с северных гор на юго-запад и, возможно, впадающий в реку, на которой стоял Карс.
Укрыться было нетрудно – неподалеку высилась роща горных сосен, отлично себя чувствовавших здесь, на возвышенностях. Сокол возвращался дважды, каждый раз с добычей в когтях. Тирта принялась за дело, давно ею освоенное за время странствий: она складывала под одной из сосен камни, чтобы оградить костровую яму, ветви дерева должны были рассеять поднимавшийся от костра дымок. Она возилась под деревьями, а сокольник тем временем обходил берег ручья; оба они приносили самые сухие ветки, какие удавалось найти, а после зажарили мясо на костре и с жадностью съели. Потом они просто оставили костер гаснуть.
Тирта пошла к ручью и вдоль него – в заросли. Было еще достаточно светло, когда она сняла потрепанную в пути одежду, решительно вошла в холодную воду, заставившую ее ахнуть, вымылась, надела чистую рубашку и белье из своего небольшого запаса, постирала снятое, отжала как можно сильнее и, вернувшись, развесила поближе к теплым камням костровой стенки. Посмотрев на нее, сокольник взял свои седельные сумки и исчез – как предположила Тирта, чтобы последовать ее примеру.
Приятно было избавиться от дорожного пота и пыли и почувствовать себя чистой. Тирта даже натерлась сушеной ароматной травой – она редко позволяла себе такое излишество, а сейчас вот решила так отпраздновать свое достижение: она преодолела эти проклятые горы, а ведь ей так часто твердили, что это невозможно!
Девушка завернулась в плащ и поймала себя на том, что снова прислушивается. Здесь раздавались звуки, каких не было в искореженных землях, через которые они прошли. Она ощущала жизненные искры лесных обитателей, занятых своими ночными делами. Сокол пошевелился на своем насесте и взглянул на нее с таким же хищным пламенем во взгляде, какое иногда вспыхивало в глазах человека. Она не пыталась прикоснуться к его разуму своим несовершенным способом.
Несомненно, птица целиком и полностью принадлежала сокольнику; это была одна из тех вещей, которые они с Тиртой никогда не смогли бы разделить. Они делили еду, вместе переносили неудобства – хотя никогда не открывались друг перед другом, – возможно, разделяли какие-то страхи и неприязнь, хоть и по разным причинам. Но между ними стоит стена, и так будет всегда.