– Мы в холмах, – спокойно ответила она.
Мальчик немного ссутулился, и у него вырвался судорожный всхлип. Он надолго прижался к Тирте, потом повернулся и посмотрел на них.
– Они все умерли. – Это было утверждение, не вопрос, и Тирта поймала себя на том, что не может соврать.
– Мы думаем, что да.
– Они сказали, что они от лорда Хоннора. Показали Ламеру запечатанный футляр от него, и им открыли ворота. А потом он засмеялся и…
Тело мальчика снова конвульсивно содрогнулось, и Тирта обняла его покрепче. Но именно сокольник подался вперед и заговорил:
– Маленький брат, время для отмщения за кровь настанет. А до тех пор пусть взгляд твой будет обращен на грядущие дни, а не на прошедшие часы.
Так он мог бы говорить с человеком своего народа и своих лет. Тирту захлестнуло негодование. Он что, действительно думает, что такой мрачный совет может утешить маленького ребенка, – если, конечно, сокольник действительно собирался его утешать.
Но, похоже, он все-таки оказался прав, потому что Алон решительно встретил его взгляд. Маленькое личико сделалось внимательным и серьезным, и казалось, будто между ними двумя установилась связь, почти равная той, которая связывала человека и птицу – и которую Тирта даже не могла ощутить.
– Ты – птичий человек, – медленно проговорил мальчик. – А он?..
Он отпустил Тирту и поднял тонкую ручонку, указывая на сокола. Тот выглядел так, будто вот-вот заснет: желтые глаза были полуприкрыты, а крылья плотно прижаты к телу.
– На своем языке он зовется воин Ветра. Он – вожак стаи, и…
– Один из Знающих, – тихо произнес Алон и обратился непосредственно к птице: – Пернатый брат, ты великий воин.
Сокол открыл глаза, посмотрел вниз и издал тихий горловой звук.
Теперь Алон снова повернулся и взглянул в лицо Тирте.
– Ты… ты как Яхне, ведь так? – По маленькому личику снова пробежала тень. – Она говорила, что в ней живет зов. Ты… ты другая. Но ты тоже Древней крови.
Тирта кивнула:
– Древней крови, но родилась в другом месте, родич. Я из-за гор.
Мальчик шевельнулся – он не старался высвободиться из ее объятий, просто хотел сесть повыше. Тирта помогла ему устроиться поудобнее.
– Из-за гор, – повторил он. – Но там Зло… – Он поднял голову и посмотрел на нее. – Нет. Темные… Их чувствуешь. Ты не из Тьмы, родственница. Ты с востока, где собираются тучи? Яхне много раз пыталась читать по гадальным камням, но все заслоняла Тьма. С холмов приходят разные существа, но они не такие, как Герик. – Он на миг сжал губы. – Ведь Герик – человек, и он стал служить Тьме по собственной воле!
– Из-за гор, из Эсткарпа. Там не так много ведомого тебе Зла, родич, – ответила Тирта столь же серьезным тоном, как и сокольник. – Но некогда в этом краю жил мой род, и я вернулась сюда по делу.
Алон кивнул с отнюдь не детским самообладанием. Тирта невольно подумала, а было ли оно изначально свойственно ему, или это – результат высвободившейся Силы, которая укрыла его и так изменила его разум, а может, и усилила Талант. Казалось, будто мальчик вдвое старше, чем выглядит.
– Тут рыскают такие, как Герик. – Алон устроился еще немного повыше у нее на руках. – Они будут следить. И они ненавидят Древнюю кровь. Мы хранили мой секрет, но они все равно как-то узнали.
Сокольник убрал свое странное оружие в ножны и снова надел шлем.
– Значит, нам нужно найти укрытие получше этого.
Он встал, протянул металлическую лапу, и сокол перелетел на его запястье.
Алон высвободился из объятий Тирты, но девушка продолжала придерживать его за плечо. Трудно было поверить, что ребенок, который был таким беспомощным и вялым, когда она несла его, теперь проявляет подобную живость. Алон мгновение поколебался, потом выпрямился и вытянулся, насколько позволяло маленькое тельце, но стряхивать ее руку не стал. Сокольник тем временем пошел за лошадьми.
Алон взглянул в круглые глаза торгиана и нерешительно поднял правую руку. Животное фыркнуло и стало озадаченно и настороженно по шажочку подбираться к мальчику; сокольник ослабил повод, чтобы не мешать ему. Конь опустил лохматую голову, понюхал ладонь мальчика, ударил копытом в землю и фыркнул.
– Он… он другой. – Взгляд Алона метнулся от коня к пони и обратно.
– Да, – ответила Тирта. – В Эсткарпе их считают боевыми лошадьми и высоко ценят.
– Он один. – Казалось, будто Алон не слышит ее либо ее слова мало для него значат. – Тот, кому он служил, умер, и с тех пор его дни пусты. Но он возьмет меня! – Лицо мальчика мгновенно изменилось. Его осветила улыбка, яркая, словно солнце, которое представляла себе Тирта, вытаскивая ребенка из внутренней тьмы. Алон коснулся лошадиной челки и пылко воскликнул: – Он принял меня! – Казалось, будто весь его мир преобразило некое событие, слишком удивительное, чтобы в него поверить.
Впервые за все время их совместного путешествия Тирта увидела, как сокольник улыбается, и впервые смутно осознала, каким он мог быть среди своих соплеменников. Мужчина подхватил Алона и усадил в пустое седло коня, принадлежавшего погибшему.
– Обращайся с ним хорошо, маленький брат. Как сказала леди, такие кони встречаются нечасто.
Алон наклонился и погладил торгиана по шее, а конь вскинул голову, заржал и сделал два шажка в сторону; казалось, будто он очень доволен собою и своим всадником.
Все сели на лошадей, сокол устроился на луке седла, и они поехали обратно в предгорья. Хотя Тирта требовала от себя твердости духа и даже в детстве создавала оболочку, чтобы защитить собственную личность и ощущение ждущей ее незаурядной судьбы, ей не верилось, чтобы такой маленький ребенок мог так быстро оправиться от воспоминаний о налете и собственном спасении.
Возможно, ее первое предположение было правильным – использование Силы заодно высвободило в мальчике способность принимать вещи такими, какие они есть. И потому Алон мог, как посоветовал ему сокольник, смотреть в будущее, а не в прошлое – еще одна защитная мера, непроизвольно порожденная Талантом.
Они остановились на обед у ручья – здесь, в предгорьях, воды хватало. По пути они не пытались охотиться и теперь разделили на троих остатки раскрошившегося дорожного хлеба. Расспросив мальчика, они выяснили, что знания Алона о краях, лежащих восточнее, ограничены историями, которые он слышал либо во время редких поездок в единственный здешний городишко с рынком, лежащий южнее, либо от тех путников, которым хозяин фермы достаточно доверял, чтобы пустить их ночевать.
На власть над этой землей претендовал некий лорд Хоннор, но, судя по рассказам Алона, власть его была непрочной и титул его частенько оспаривался, хотя он был достаточно честным по карстенским меркам человеком и заботился о тех, кто был ему предан. Хозяином фермы был некий Парлан. Он не принадлежал к Древней расе, но ему не нравилась опасная жизнь на более плодородных равнинах, где почти постоянно шла война. Парлан привел свое многочисленное семейство сюда, к предгорьям, спасаясь от постоянных налетов, от которых страдал последние лет десять, если не больше.
Но дней двадцать назад Парлан заболел, и управляться с хозяйством пришлось его племяннику Диону. Парлан был довольно стар, он успел послужить еще в армии Пагара – он входил в гарнизон, оставленный здесь, когда было принято роковое решение вторгнуться в Эсткарп. Парлан был опытным рубакой, но во времена хаоса, последовавшего за перекраиванием гор, был серьезно ранен и остался калекой. Он женился и взял землю, предложенную лордом-командиром, но когда этого лорда предательски убили, а его войска разбежались, Парлан передумал и перебрался в предгорья.
Парлан и его семья явно не были близкими родственниками Алона. Он попал в эту семью в раннем детстве, когда они покинули равнины; ему сказали, что он был единственным ребенком их родича, погибшего вместе с лордом-командиром, а его мать убили бандиты.
– Меня усыновила Яхне, – сообщил мальчик. – Она… Я так думаю, ее все побаивались. – Он слегка нахмурился. – И она не была их родственницей. Но она умела лечить и много знала – она учила девушек ткать и окрашивать ткани, а Парлан продавал эти ткани на рынке и получал неплохие деньги. А еще… – Он покачал головой. – Я не знаю почему, но когда у Парлана случались неприятности, он часто приходил к Яхне, и она как будто бы засыпала. А потом просыпалась и говорила ему, что делать. Но меня она всегда отсылала прочь, говорила, что мужчинам о таком не рассказывают, да они и не поймут. А когда я ее расспрашивал, она сильно сердилась, уж не знаю почему.
– Потому что она занималась колдовством, – ответил сокольник.
– И возможно, потому, что она, как и большинство, верила, что Талантом могут обладать лишь женщины. – Тирта и сама только сегодня перестала так считать.
– Талантом? – переспросил Алон. – Когда я испугался… Что я сделал? Они сказали, что собираются поохотиться и что это отличный способ добыть зайца. – Он содрогнулся. – Один из людей Герика швырнул меня на поле, и я побежал, а потом… потом… – Мальчик вопросительно взглянул на Тирту. – Я не знаю, что случилось потом. Там было какое-то темное место, но не злое – скорее, это было что-то вроде дома с крепкими стенами, чтоб защитить меня. Я как-то его отыскал и прятался там, пока меня не позвали, и я не мог противиться этому зову.
Тирта поймала себя на том, что ей все труднее воспринимать Алона как ребенка, несмотря на его внешний вид. Она вдруг спросила:
– Алон, сколько тебе лет?
Он снова нахмурился:
– Я не знаю. Яхне мне не говорила. Но я знаю, – он с неприязнью посмотрел на свое маленькое тело, – что я слишком маленький. Фрит, который вроде как казался моим ровесником, когда мы были помладше, вырос и стал почти на полголовы выше меня. Они обзывали меня младенчиком, когда хотели посмеяться. Я был какой-то не такой, как все. Даже Сала, которому всего десять, и тот выше меня. Я думаю, с тех пор, как мы пришли с равнин, прошло лет двенадцать.
Двенадцать лет – а то и больше! Тирта изумленно посмотрела на сокольника и увидела, что он удивлен не меньше ее самой. Маленькое тельце, которое она несла, на вид принадлежало ребенку вполовину младше. Возможно, в нем кровь ее народа смешалась с какой-то другой. В Лормте ей доводилось читать истории о странных браках. Ребенок долгоживущей старшей расы вполне мог развиваться очень медленно, и детство его могло длиться куда дольше. Люди Древней расы жили долго и так же долго – фактически почти до самой смерти – казались молодыми. Но с настолько затянувшимся детством она прежде не сталкивалась.