И снова тот же призыв:
– Тирта!
А потом окутывавший ее туман Зла пронзила искра Света, подобная утреннему солнцу в погожий весенний день, когда так легко поверить в возрождение жизни и сердце полнится радостью и благодатью. Искра делалась все больше и ярче. Девушка осознала, что во мрак ее поражения пробилась иная Сила.
И Сила эта продвигалась вперед, медленно, но неуклонно. Резкий удар пронзил самую суть того, что она являла собою сейчас. Смерть? Что ж, приветствую тебя!
И снова в ее сознании вихрем закружилось все то, что она сделала до этого часа, что она сделала из себя. Однако Свет последовал за ней, сражаясь с ее болезненным презрением к себе, с ее упадком духа. И та часть ее уверенности, что была разбита, разгромлена напрочь, снова воспрянула. Медленно – о, как медленно! – некая ее часть отозвалась этому Свету, и он стал подпитывать ее. Ее мысли больше не были сосредоточены на том, что в ее прошлом пошло не так, на мельчайших ее поступках, противоречивших добру в ней.
И Тирта снова, как когда-то, попыталась попросить о помощи, но на этот раз о помощи против себя самой; она молила поддержать ее, чтобы встать лицом к лицу с собою и принять все свои прегрешения. Тепло и Свет придавали ей сил, утешали, укрепляли ее волю.
Девушка вздохнула; давление Тени ослабело. Да, она много чего натворила, она была жесткой, холодной и замкнутой, но она больше не была одинока. Кто-то рядом тянул ее вверх и на волю…
Тирта смутно различила совсем рядом чье-то лицо и еще одно – чуть подальше. Кто-то крепко держал ее, а еще кто-то сжимал ее руки с такой силой, что они затекли. Вокруг было темно, но это была не та жуткая внутренняя Тьма, что так внезапно овладела ею, а всего лишь обычная темнота ночи. Сокольник держал ее, поддерживал, как в тот раз, когда она вышла из транса, а Алон стоял рядом с нею на коленях и сжимал ее руки в своих.
– Я…
Она попыталась заговорить, объяснить им. Но сокольник накрыл ее рот мозолистой ладонью.
Его когти, касающиеся плеча девушки, крепко сжимали оружие Силы. Исходящий от меча свет – более светлый по цвету, не синий, а золотисто-белый – освещал их лица. Сокольник был без шлема, и когда Тирта посмотрела ему в лицо, не прикрытое маской, оно перестало быть бесстрастным. Девушка не могла бы сказать, что за странное чувство она увидела на лице своего спутника, но никогда еще на нем не отражалось столько эмоций. В его глазах горело ровное пламя, и он смотрел на нее так пристально, словно она была землей – или крепостью, – которую необходимо защищать от всех чужаков.
Его птица, про которую Тирта думала, что она никогда не оставит сокольника, восседала на плече коленопреклоненного Алона. Глаза птицы яростно пылали; сокол чуть склонил голову набок и устремил на девушку твердый, немигающий взгляд хищника.
Личико Алона казалось почти что пепельным, несмотря на теплое сияние оружия. Мальчик прикусил губы; лицо его было так напряжено, словно он снова столкнулся с бандитами Герика.
– Я… – Тирта повернула голову, стряхивая с губ руку сокольника. – Я была…
– Во Тьме, – хмуро произнес мужчина. – Это нападение…
Его перебил Алон:
– Ты встретилась с тем, что может породить лишь полная Тьма.
Теперь настал ее черед возражать.
– Но не на пустом месте. – Тирте трудно было подобрать нужные слова. Собственный разум казался ей оцепеневшим, разбитым и болезненным, – возможно, так бы она ощущала свое тело, если бы чудом выжила в какой-то битве. – Это было во мне.
Алон поерзал и опустился на пятки.
– Ты даже попыталась обратить против себя собственный меч. – Он отпустил руки девушки и указал на лежащий между ними старый истертый клинок, служивший ей талисманом. – То, что завладело тобой, пыталось принудить тебя к самоубийству.
– Завладело… – повторила следом за ним Тирта.
Она слышала и читала об одержимости. Это было наихудшее и величайшее оружие кольдеров. Уж не так ли они завладевали телами людей и превращали их в своих слуг, живых мертвецов? Нет, это делалось иначе, при помощи машин в Горме – их потом уничтожили, разнесли вдребезги так, что никто из ныне живущих может и не надеяться разгадать чудовищные секреты этих агрегатов. И все же она произнесла единственное слово, некогда соответствовавшее подобному состоянию:
– Кольдеры.
Сокольник покачал головой. Странное, непонятное ей выражение исчезло с его лица, и оно снова превратилось в его обычную мрачную маску.
– Кольдеров больше нет. Это что-то другое.
Тирта заставила себя подняться. Она чувствовала, что обязана объясниться, обязана ради их же собственного блага заставить их понять то, что она узнала, пребывая в этой Тени: она несет в себе семена губительных мерзостей, и чем дольше мужчина и мальчик будут ее сопровождать, тем в большей опасности окажутся. Все истины и воспоминания, которыми Тень воспользовалась, чтобы довести ее до отчаяния, все еще были свежи в сознании Тирты. Она не допустит, чтобы на свидетельствующую против нее чашу весов легло еще и это последнее преступление.
– Оно показало мне меня – что я из себя представляла и представляю сейчас. Прошу вас – уходите. Если вы питаете ко мне хоть каплю сочувствия, вам остается лишь одно: пожелать мне всего хорошего и уехать. Сделайте мне такое одолжение. Я не хочу, чтобы вас затянуло во Тьму лишь потому, что вы считаете своим долгом сопровождать меня туда, куда я обязана добраться. Позвольте мне уехать одной. Избавьте меня от лишнего бремени.
Губы Алона дрогнули, как будто он собрался что-то сказать, но первым ей ответил сокольник.
– Ты станешь играть по его правилам? Я думаю, моя госпожа, в тебе слишком много мужества, чтобы позволить так одурачить себя. Подумай над тем, что произошло. Мы еще далеки от Ястребиного Утеса, однако же нечто, обладающее могучим колдовством, стремится разделить нас. А значит, оно боится. Ибо внезапно атакуют или вступают в битву только с тем, кого боятся. Мы не знаем, что представляет из себя этот враг. Но мне кажется, что когда мы объединяемся, как мы сделали уже дважды, то превращаемся в проблему для него – в Силу, которая страшит его. В давние времена в Карстене ровно так же поступили кольдеры. Они умело интриговали, завладели Ивианом и его окружением и настроили его против твоего народа. А причина была в том, что они не могли одолеть никого из Древней расы. И они решили, что люди Древней расы должны умереть, раз не способны подчиниться чужой воле. Стремиться разделить союзников, чтобы подорвать их силы, – очень древний стратегический ход. Если мы поедем обратно, а ты отправишься вперед одна, значит этот неведомый враг победил. Ты желаешь ему победы, госпожа? Я думаю, нет, на тебя это не похоже. Этот враг пытается нанести удар, используя твое чувство долга, насылает на тебя иллюзию, будто бы ты уже служишь Злу, чтобы принудить тебя распахнуть ему дверь.
Тирта смотрела в лицо сокольнику, вслушивалась в его слова и понимала, что он говорит предельно искренне. И та часть ее, что пробудилась благодаря усилиям этого человека и усилиям Алона, – вера в себя – окрепла. Она словно бы приходила в себя после болезни и ощутила возвращение здоровья. В словах сокольника было здравое зерно. Предположим, она добилась своего, спутники подчинились ее требованию и покинули ее. И?..
Возможно, ее уход в небытие не имел бы особого значения (хотя сама Тирта так не думала), но у нее было дело, и его необходимо было исполнить. При этой мысли в Тирту хлынул новый поток чистой энергии, и с ним – воля для изгнания последних остатков Тени.
А кроме того, вполне может оказаться, что разрыв уже не спасет сокольника и Алона. И Алон сам заговорил об этом:
– Даже если ты отошлешь нас, госпожа Тирта, нас все равно будут искать. Мы были заодно. Если они завладеют тобой, вполне возможно, как раз благодаря этому они сумеют подчинить и нас. Мы сделали выбор…
Девушка чуть качнула головой.
– Я вас заставила, – поправила она.
– Вовсе нет, – тут же возразил сокольник. – Я давно думал, что, возможно, гис наложен на всех нас, что ты подошла ко мне в Ромсгарте совсем не случайно. Тем утром я собирался уехать к побережью. Мои товарищи были мертвы, и я чувствовал себя половиной человека. Меня ничто не держало в тех холмах. И все же, вопреки собственным намерениям, я снова вернулся на рынок, потому что… – На его лице промелькнуло недоумение – впервые на памяти Тирты. – Я не знаю почему. И вот я снова больше, чем человек. Я снова воин, и со мной пернатый брат, а ведь я и не надеялся, что такое случится. Это тоже было не случайно. Воин Ветра ждал и верил, что кто-то придет.
– А я бы умер, – тихо сказал Алон. – Я думаю, этой ночью ты столкнулась с той самой смертью, какая забрала бы и меня. Но ты, мастер меча и воин Ветра – вы все вернули меня к жизни и пробудили во мне силы, которых я не осознавал, – до этого я и не жил в полную меру. Можно ли сказать, что все это – просто случайность?
Тирта облизнула пересохшие губы, посмотрела сперва на сокольника – он так и продолжал поддерживать ее, – потом на мальчика, в котором явно таилось больше, чем было доступно стороннему взгляду, и наконец – на птицу у него на плече. Стена, которую она возводила вокруг себя все эти годы, дала трещину.
– Я не знаю, что мы должны найти на Ястребином Утесе, – сказала она, – но это важно не только для меня. Я пришла к выводу, что мой клан хранил нечто очень ценное, и эту ценность необходимо отыскать. Говорят, что в Эскоре, откуда пошел наш род, пробудились и пришли в движение очень древние Силы. Не могло ли оказаться так, что мой Дом принес с собой некий весомый символ Силы, некое сокровище, и ныне оно необходимо во вспыхнувшей войне Тьмы и Света? Если бы только мой Дар был хоть чуточку сильнее… – Голос девушки наполнился давним сожалением. – Если бы я прошла обучение и мне не приходилось добывать знания, собирая осколки и обломки, которые мне не хватало ума использовать, – тогда, быть может, я могла бы не только дальновидеть, но и предвидеть. Но я – не Мудрая.