– Думай о Свете… о хорошем…
Слова затихли, на секунду оставив Тирту в недоумении. Потом до нее дошло. Зачастую первейшим оружием Темных был страх. Возможно, втроем они действительно могли бы отгородиться от этой сущности, вызвав на поверхность сознания все, что было в их мире правильного, хорошего и чистого.
Девушка постаралась представить себе поля Эсткарпа, где она работала во время последнего сбора урожая, умело действуя серпом и собирая охапки согретых солнцем душистых колосьев. А вокруг на золотом фоне красные и желтые пятна – россыпи полевых цветов. Плечи согреты солнцем, а на губах вкус яблочных выжимок – служанка принесла их в кожаных флягах, чтобы жнецы могли напиться.
Солнце, цвет, золото созревших, готовых к жатве колосьев. На стене, к которой приближаются жнецы, сидит, скрестив ноги, свирельщик, и трели свирели заставляют подпевать ему от всей души. Тирта чувствовала тепло солнца, ощущала вкус яблочного сока, слышала песню свирели даже здесь, в темноте. Но она не смела разорвать сплетенную ею паутину, хоть ее так и подмывало это сделать.
Тропа, столь узкая в начале, теперь сделалась шире. Время от времени при ударе копыт о землю слышался гулкий звук, как будто под слоем прошлогодних листьев лежала древняя мостовая.
Наконец они выехали на поляну с неровными краями – похоже было, что разросшийся кустарник норовит снова захватить это место. Вокруг поляны было множество этих неприятных камней; с северной стороны они стояли вертикально, образуя грубую преграду. Но то, что лежало посреди дороги, заставило их остановиться на краю поляны.
На пятачке расчищенного камня крест-накрест лежали два не то жезла, не то посоха – дерево, очищенное от коры и поблескивающее белым, словно кость. Между ними лежали черепа, образуя четыре квадрата так, что у каждого две стороны состояли из черепов, и две – из жезлов. Черепа были старые, зеленоватые, словно поросшие каким-то мерзким лишайником. Всех их положили лицом вверх, провалы глазниц и зияющие рты были обращены к небу.
Да, это были черепа, но Тирта не знала существ, которым они принадлежали. Форма их в целом совпадала с человеческой, если не считать массивных костяных выступов над глазницами. Но самой странной была нижняя часть черепов: длинные свирепые зубы, все еще сохранившиеся в челюстях; когда-то эти зубы сильно торчали изо ртов наружу. И сами челюсти выдавались вперед, наводя на мысль о звериной морде.
Как у той твари в горах. Она сразу вспомнилась Тирте при взгляде на это тщательно выложенное предупреждение – если, конечно, это действительно было предупреждение.
Тирта заметила какое-то движение справа. Сокольник больше не сидел в седле недвижно. Воздух пронзила вспышка. Что-то врезалось в эти выставленные напоказ кости и деревяшки, словно факел в сухой кустарник.
Устремленный вниз металл вонзился в дерево, прямо в пересечение посохов. И там, где они соприкоснулись, вспыхнуло настоящее пламя, и побежало вдоль посохов; поляну залило светом.
Было ли это лишь колдовской иллюзией или действительно зеленоватые черепа распахнули клыкастые челюсти еще шире, когда пламя дотянулось к ним и жадно их облизало? Вправду ли она услышала вой, доносящийся откуда-то издалека, если не вообще из другого, нездешнего пространства? Неужто огонь, пылающий здесь, коснулся мира за одними из легендарных Ворот? Тирта знала лишь, что она почувствовала – услышала, ощутила или как еще это назвать – мгновение мучений, а потом исчезновение жизни или жизней, не существовавших в этом времени и месте.
Черепа вспыхнули, и Тирта услышала, как они с грохотом лопнули. Посохи к этому моменту превратились в полоски пепла на земле. Сокольник послал своего пони вперед, свесился с седла, подцепил железной лапой рукоять кинжала – это его он метнул – и извлек его из пепла, а тот развеялся от движения лошадиных копыт.
– Здорово получилось! – раздался голос Алона. Мальчик больше не шептал еле слышно, а впервые с момента въезда в лес заговорил в полный голос, словно им больше нечего было бояться.
– Откуда… – Тирта провела языком по нижней губе. – Откуда ты знал?
Это было колдовство, а сокольник всегда старался держаться от него подальше, избегал его, как она – проявлений Тьмы. Но сейчас он действовал, словно опытный колдун.
Алон вдруг вывернулся из рук девушки и спрыгнул на землю.
– Берегитесь! – зазвенел детский голос, но в нем звучала мужская настойчивость.
Тирта откинула плащ. Торгиан встал рядом с пони сокольника, и кобыла тоже прижалась к ним. Алон ухватился за жесткую гриву низкорослой лошадки и взлетел в седло. Сокол распахнул крылья и издал боевой клич.
Тирта достала из ножен свой истертый меч. Они выстроились для обороны – кони прижимались крупами друг к другу, а люди смотрели наружу, каждый на свой участок леса. Может, уничтожение этого предупреждения – или заклинания – вызвало прямую атаку?
Они вышли из-за странных камней – Тени, скользящие среди Теней. Ростом они уступали людям, но их сопровождало зловоние, присущее, насколько знала Тирта, созданиям Тьмы. Девушка видела, как горят обращенные на нее глаза. Однако похоже было, что, хоть эти существа и окружили троих путников, они не готовы были нападать в открытую. Вместо этого они принялись скользить вокруг, держась за пределами досягаемости стали.
У сокольника был дротикомет. Тирта не могла понять, почему он не пускает его в ход, почему не пристрелит хоть кого-то из этих существ. Не такие уж сложные это были цели, чтобы не попасть в кого-то, когда они скользили мимо него.
Ее меч для боя особо не годился, но девушка достала из ножен на поясе свой охотничий нож и вложила его в руку Алона. Другого запасного оружия у нее не было.
Слева от нее что-то сверкнуло. Это пылало оружие Силы – сокольник извлек его еще до появления этих ночных тварей. Насколько Тирта могла видеть, он больше ничего доставать не стал. Возможно, он стал полагаться на этот странный меч больше, чем на свое привычное оружие.
Косматые нападающие – если они действительно собрались напасть – не издавали ни звука, не считая шарканья ног при движении. Они держались прямо и имели четыре конечности, но явно не принадлежали к ее народу, да и вообще к людской расе. Одежды на них не было. В свете меча мелькали коренастые тела, густо поросшие такой жесткой шерстью или щетиной, что ее можно было принять за тонкие корни. На круглых головах не выделялось никаких заметных черт, не считая глаз – провалов с красным пламенем, – и сидели головы прямо на широких плечах. Верхние конечности были такими длинными, что когти почти касались земли, хоть существа и не наклонялись на бегу.
Круг, который они сплели, не был ровным: они придвигались поближе к Тирте и Алону и старались держаться подальше от сокольника. Возможно, он им казался более опасным противником. Тирта не могла понять, почему они не нападают. Она начала думать, что эти существа – лишь способ задержать их, а настоящая Сила владык этого леса еще себя не проявила.
Сокол снова издал клич. Косматые существа, очутившиеся в этот момент ближе других, отшатнулись. Похоже, этот звук нравился им не больше меча-ножа, разгорающегося все ярче.
Из-за камней появилось еще одно существо, такое же беззвучное и быстрое, как звероподобные твари, но не похожее на них. Он вышел вперед, и те, расступившись, пропустили его, а потом снова сомкнули круг.
Тирта внимательно рассмотрела его. Рост и пропорции тела пришельца были вполне человеческие; на нем была кольчуга, узкие брюки, сапоги и шлем. На беглый взгляд, он ничем не отличался от какого-нибудь бродяги из приграничья или, может, бандита половчее прочих, которому повезло с добычей.
Его шлем, в отличие от шлема сокольника, не скрывал лица, и шею неизвестного не прикрывала гладкая, как шелк, бармица двойного кольчужного плетения, защищающая в бою мужчин Эсткарпа.
Лицо с правильными, чеканными чертами вполне соответствовало человеку Древней расы, а вот глаза, устремленные на трех путников, трудно было назвать нормальными – они отливали красным, как и у подчиняющихся ему неуклюжих существ. Он был при мече и кинжале, но шел вперед с пустыми руками, и в полутьме его длинные пальцы казались странно бледными. На обтянутой кольчугой груди не было герба. Однако на гребне шлема было прикреплено искусно сработанное, но отвратительное на вид существо – не то змея с толстыми короткими ногами, не то искореженная ящерица. Глазами змее-ящерице служили драгоценные камни, улавливавшие свет и необычайно сильно его отражавшие.
Чужак молча рассматривал путников одного за другим. Когда этот ровный, оценивающий взгляд достиг Тирты, ей оказалось непросто сохранить присутствие духа. На нее словно накатило что-то, силясь ее опустошить, отнять все ее мысли, все, чем она была и чем ей предстояло стать, все ее деяния. Девушка воспротивилась и ощутила отголосок удивления – неизвестный словно бы не ожидал сопротивления.
Сокол закричал в третий раз. Неизвестный стоял между Тиртой и сокольником, и теперь он перенес внимание на мужчину. Что он встретит? Был ли сокольник внутренне вооружен, как она сама, или ему не хватало ее защиты? Но у сокольника было его оружие, а оно не избрало бы человека нестойкого.
Все так же безмолвно человек из леса шагнул влево и впился взглядом в Алона. Тирта развернулась в седле торгиана, чтобы проследить за происходящим. Лицо чужака осталось все таким же бесстрастным; на нем вообще не отражалось никаких чувств. В чужаке настолько не чувствовалось никаких эмоций, присущих живому, что он вполне мог быть одним из печально известных мертвецов, из которых составляли свои армии кольдеры. И тем не менее в нем ощущалась огромная сила, и существу, обитающему в оболочке человека, нельзя было верить – и, конечно, его стоило бояться.
Он бросил на мальчика лишь один долгий, испытующий взгляд, а потом снова переключился на Тирту и впервые заговорил:
– Добро пожаловать, госпожа, в тот край, что по праву принадлежит тебе.
Голос его оказался неожиданно мягким и любезным. Неизвестный словно приветствовал гостя на пороге усадьбы, держа поднос с хлебом, солью и водой для закрепления гостевых уз. Тирта обнаружила, что к ней вернулся дар речи, и порадовалась, что царящая здесь тишина нарушена.