Вполне могло оказаться, что они пытаются пробраться в совершенно пустое здание, но сам тот факт, что они ничего не слышали и не видели никаких часовых, сильно беспокоил Тирту. Те, кто засел внутри, могли просто знать, что ничего не подозревающая добыча и так приближается к ним и нужно лишь подождать. Но что ей со спутниками еще оставалось делать?
Алон выломал третий прут, соскочил со своего насеста и еле слышно прошептал:
– Проход теперь открыт, и я там пошарил. Грязно, но пройти можно. На стене даже есть скобы, чтоб хвататься. Возможно, местный лорд когда-то соорудил это как путь побега на случай тяжелых времен.
– Вполне возможно, – побормотал сокольник.
Тирта тоже могла понять подобную логику. Если бы обвалившаяся стена не отгородила наполовину ров от реки и если бы вода поднималась до старых отметин, которые они нащупывали по пути, это отверстие сейчас находилось бы под водой, надежно спрятанное. Решительный или отчаявшийся обитатель крепости вполне мог бы им воспользоваться. Однако она смотрела на этот вход без особой благосклонности. Отверстие было узким. Хорошо, что в последнее время у них было туговато с едой и что она всегда была худой, и даже округлости почти не выступали из-под куртки и легинсов. Тирта задумалась, протиснется ли в это отверстие сокольник, но он, как и все его соплеменники, был жилистым, но не массивным.
– Я пойду первой, – решительно заявила Тирта. – Но как ты туда заберешься? – Она посмотрела на сокольника. Он может подсадить ее, как Алона, но кто подсадит его самого?
– Что-нибудь придумаю.
Мужчина произнес это так уверенно, что Тирта поняла: он не сомневается в своих силах. Он подхватил ее под мышки и поднял, прижимая к стене, и вскоре она ухватилась за край водостока. Одна рука проехалась по дырке в стене, из которой Алон выворотил прут. Девушка лихорадочно шарила внутри в поисках тех скоб, о которых говорил Алон. Потом рука глубоко погрузилась в вонючую корку грязи и зацепила какую-то петлю. Секунду спустя Тирта отыскала на противоположной стене ее двойника.
Сейчас Тирта была благодарна своей тяжелой работе на полях. То, чему она научилась на фермах Эсткарпа, сделало ее сильной. Не будь у нее за плечами тех лет тяжелой физической работы, она ни за что бы не сумела подняться по этой потайной лестнице, где она чуть не задыхалась от вони, а одежда и волосы промокли и пропитались грязью. Плащ Тирта оставила привязанным к седлу, и теперь радовалась этому, ведь его полы просто не позволили бы ей тут пройти. Как бы то ни было, она ощущала, как камень скребет по ее кожаной одежде и время от времени оставляет болезненные ссадины на теле.
К счастью, проход шел не по вертикали, а наклонно. И очутившись внутри, Тирта обнаружила, что без труда нащупывает каждую следующую скобу и ей куда легче продвигаться вперед, чем можно было подумать, хоть она и двигалась со скоростью червяка. Она задыхалась от омерзительной вони засохшей грязи, и оставалось лишь надеяться, что до выхода недалеко.
В темноте она могла двигаться лишь на ощупь. Плюс к этому вонь становилась все сильнее, хотя водостоком уже много лет не пользовались. В конце концов ее рука врезалась в какую-то преграду, и у Тирты вырвался возглас разочарования. Ухватившись одной рукой за скобу, она принялась второй скрести возникшее препятствие. Похоже, здесь сток делал резкий поворот.
Длинный склон, по которому она поднималась с таким трудом, заканчивался прямоугольным пространством. Наверху, похоже, не было ничего, кроме сплошной крыши. Но Тирта отказалась поддаваться панике. Она принялась обшаривать препятствие сперва одной рукой, потом другой. Третья попытка завершилась успехом. Девушка содрала пласт засохшей грязи и нащупала выемку, явно вырезанную под захват.
Сперва она изо всех сил потянула вниз, но безрезультатно. Неужели придется поверить, что, даже если когда-то здесь и был проход, теперь пройти невозможно? Приступ отчаяния заставил ее толкнуть преграду от себя. Раздался скрежет. Воодушевившись, Тирта поменяла руки и снова толкнула изо всех сил. Толкать из такого неудобного положения было тяжело, но она упрямо повторяла попытки. Наконец преграда подалась и сдвинулась с громким скрежетом, от которого сердце девушки забилось учащенно. На мгновение она застыла, вцепившись одной рукой в сдвинувшуюся панель, другая рука болталась в пустоте. Потом она все же сумела ухватиться за край и подтянуться, хотя казалось, что на этот рывок ушли последние силы. Голова и плечи девушки оказались в помещении с чистым воздухом; она перевалилась через край каменной скамьи и шлепнулась на пол узкого помещения, расположенного непосредственно в стене.
На нее обрушился поток прохладного ночного воздуха, и Тирта, повернувшись, оказалась лицом к трещине, через которую дул желанный ветерок. Должно быть, это был верхний этаж основных жилых помещений; когда-то здесь располагались покои семьи хозяина замка. Тирта кое-как встала и попыталась осмотреться. Спотыкаясь, она выбралась в узкий коридор, сломав по пути остатки какой-то обгоревшей деревянной вещи. В дальнем конце коридора виднелся слабый свет, пробивающийся откуда-то снизу. Завидев его, девушка тут же присела, пытаясь успокоить дыхание, как будто шум воздуха, врывающегося в ее легкие, мог выдать ее тому, кто бодрствовал сейчас при этом свете.
Судя по звукам из помещения в стене, Алон тоже добрался сюда. Мальчик подошел и схватил Тирту за плечо. Они так и застыли, прижавшись к стене и сосредоточившись на дальнем конце коридора, пока к ним не присоединился сокольник. С ним пришел свет, тусклый, но все же заметный. Навершие оружия Силы пробудилось.
И снова Тирта оставила их вдвоем и скользнула вдоль стены. По правую руку от нее открывались зияющие провалы – бывшие входы в комнаты, отмеченные обгоревшими останками дверей, – но это было не важно. Ей нужно было добраться до главного зала. Лишь оттуда она могла сделать последние шаги для решения своей задачи. И конечно же, именно там находятся их враги.
Коридор привел ее к лестнице, обвивающей центральную колонну; узкие каменные ступени круто уходили вниз. В стене этой устрашающей спирали был вырезан желобок – возможно, на замену поручням.
У подножия лестницы в нише горела лампа – каменная чаша с фитилем, продетым сквозь отверстие в съемной крышке. Горела она довольно тускло, но сам тот факт, что кто-то счел нужным освещать эту лестницу, служил предостережением, и Тирта предпочла прислушаться к нему. Остановившись возле похожего на колодец спуска, девушка заколебалась. Спускаться тут можно лишь по одному, и если внизу подкарауливает спрятавшийся часовой…
Тут она услышала шорох и оглянулась. И увидела в потустороннем свете оружия сокольника, что сопровождающая его птица снова восседает на его плече. Сокол вытянул голову и тоже посмотрел вниз.
Эта лампа беспокоила Тирту. Все то время, что они находились здесь, в крепости стояла тишина. Конечно, стены толстые, но бо́льшую часть обстановки явно уничтожил огонь, так что звуки должны разноситься далеко. По ее мнению, такая тишина могла означать лишь одно: несмотря на заверения Алона, их троицу не просто ждали, но и приготовили для них ловушку. Девушка отступила от края лестницы, но потом подумала: а вдруг именно на это они и рассчитывали – что лампа внизу заставит их искать другую дорогу?
Тут кто-то схватил ее за руку, изрядно напугав, и потянул вниз – так, что она оказалась вровень с мальчиком.
– Он… он здесь!.. – Голос Алона был полон страха.
Он вцепился в руку Тирты с неистовой силой, прижимая ее к обгоревшей стене. Если он сейчас снова выпадет из реальности… Охвативший его ужас достиг таких пределов, что пробудил панику и в Тирте. Самим своим прикосновением он подпитывал ее страх. Она перехватила мальчика и попыталась вытеснить страх из собственного разума и поддержать Алона своей силой духа.
Видимо, их тревога каким-то образом передалась сокольнику – возможно, через птицу, – потому что он встал между ними. Тусклое свечение меча озарило женщину и мальчика одновременно; навершие пульсировало светом, который одновременно и предостерегал против ширящейся Тьмы, и нес в себе утешение.
Алон непроизвольно содрогнулся, и эта дрожь передалась Тирте. Она видела его лицо – обращенное к ней неясное пятно. Потом его озарил свет. Мальчик крепко зажмурился, а рот был искривлен, словно в беззвучном крике. Однако, как только неяркое сияние самоцвета коснулось его, это выражение безумного ужаса отступило, и Тирта тоже почувствовала, как внутри у нее поднимается тепло.
Их враги, обосновавшиеся на Ястребином Утесе, обладали разнообразным оружием, и, возможно, самое сильное их оружие нельзя было ни увидеть, ни услышать. И раз уж они втроем пробрались сюда, нужно было действовать, потому что если они и дальше будут лишь прятаться, то откроют двери иной, более смертоносной атаке.
Если бы она подготовилась получше! Эти сны – теперь они казались ей скорее обманчивыми, чем полезными. Должен был существовать какой-то путь через эту разрушенную цитадель, но она могла лишь продвигаться наугад и надеяться, и, быть может, потерпеть поражение.
Нет! То коварное существо, атакующее разум и эмоции, наслало на нее один страх, а на Алона другой. А сокольник? Как оно попытается добраться до него? Тирте все сильнее казалось, что засевшей здесь со своими прислужниками твари действительно нужно добраться до них окольными путями, что физической атаки она избегает. Но почему? Из-за меча? Да, вполне возможно, что дело могло быть в оружии Силы, окружившем их своим неярким светом. Возможно, благодаря тому, что меч сам дался сокольнику в руки, тот был теперь из них троих лучше всего вооружен.
Она придвинулась ближе к мужчине, так, что их плечи соприкоснулись, и снова услышала шорох крыльев.
– Я должна добраться до главного зала, – прошептала Тирта, стараясь говорить как можно тише. – Я знаю дорогу лишь оттуда.
Сокольник ответил не сразу, но и не отстранился, хотя Тирта предполагала, что именно это он и сделает. Возможно, он сейчас пытался успокоить ее, как она сама успокаивала Алона. Но когда она подумала об этом, в ней на этот раз не вспыхнуло возмущение. Они трое вовлечены в общее дело, одно на всех, и должны полагаться друг на друга до самого конца.