Полин Гриффин, чьи советы и поддержка помогли появиться этой истории
Эсткарпом, последним бастионом Древних во времена их заката, правили Мудрые, колдуньи, обладавшие Силой – наследием своих предков. Страна оказалась зажатой между двумя врагами, новыми народами – Ализоном на севере и Карстеном на юге. На востоке лежала таинственная земля, закрытая Силой от жителей Эсткарпа, для защиты от древнего Зла. Потом из-за южного моря пришли кольдеры; они захватывали умы людей и при помощи странных машин создавали армии живых мертвецов. Они явились сюда через Ворота и твердо вознамерились править миром. Кольдеры люто ненавидели колдуний – потому что не могли одолеть их умы своими машинами.
Они захватили Горм и город сулькарцев, мореходов и давних союзников Эсткарпа. В Карстене они сделали герцога Ивиана живым мертвецом и подчинили его. И они двинулись на Эсткарп, чтобы раздавить его, как орех меж двух камней.
А потом из иного пространства и времени пришел Саймон Трегарт и поклялся колдуньям в верности. Вместе с Корисом, изгнанным из Горма, колдуньей Джелитой и Лоисой из Верлена (обрученной с герцогом Ивианом, которого она никогда не видела) Трегарт энергично принялся за дело и воодушевил страну.
Кольдеров вышвырнули обратно через Ворота, и Саймон с Джелитой запечатали их (Джелита вышла за Саймона, вопреки обычаям своего народа и потому потеряла благосклонность колдуний – но не свой Дар). А потом, поскольку герцог Ивиан умер, не оставив наследников, в Карстене вспыхнула война.
Когда Ивиан был еще жив, он по приказу кольдеров изгнал или объявил вне закона всех людей Древней расы, проживавших в герцогстве. Началась резня, повсюду творились ужасы, но некоторым удалось бежать на север, в Эсткарп, к дальней родне. Они пошли под руку Саймона, стали Стражами Границ и вместе с сокольниками охраняли перевалы.
Потом появился некий «новый человек» по имени Пагар и объединил враждующих лордов Карстена, поставив перед ними общую цель: вторжение в Эсткарп. У Эсткарпа было слишком мало войск, чтобы отбить нападение. Чтобы спасти страну, колдуньи собрали все силы и однажды ночью нанесли удар по самой земле, искорежив ее и ввергнув в хаос, перекроив даже горы. Это деяние стало известно под именем Преображение. Множество колдуний умерли оттого, что отдали слишком много магических сил, а немногие выжившие лишились большей части своего Дара, но Пагар и его армия были уничтожены.
Джелита Трегарт родила своему супругу трех детей одновременно – неслыханное доселе событие. Они еще не стали взрослыми, когда она ушла искать супруга, пропавшего во время разведывательного похода. Трое юных Трегартов крепко держались друг за друга, но сестру оторвали от них, чтобы обучать на колдунью. В ночь Преображения братья выкрали ее из заточения. Они вместе бежали на восток, и древняя преграда не остановила их, ведь они были полукровками. Так они пришли в Эскор, забытый дом, и стали бороться со Злом, всколыхнувшимся от их прихода. К ним понемногу стали стекаться вместе с родней и кланами те, кто некогда жил в Карстене, а потом стал оборонять границы, – перебираться в ту самую страну, откуда некогда бежали их предки.
Когда Пагар со своей армией сгинул в горах, Карстен охватил хаос. Лорды грызлись между собой. Искореженные горы стали пользоваться недоброй славой, и теперь лишь изгои искали там убежища. А из пробудившегося Эскора, в котором бурлила магия, туда начали пробираться странные существа.
Эсткарпом, измотанным многолетней войной – сперва с кольдерами, потом с соседями, – правил Корис из Горма. Через некоторое время к нему примкнули Джелита и Саймон Трегарт, вернувшиеся с помощью своих детей и решившие защищать запад, а не восток.
На севере одураченный кольдерами Ализон по их наущению вторгся на западный континент, где находились долины Высшего Холлака, и был разбит там наголову. Установился непрочный мир, но ализонцы часто отправлялись в набеги на юг, испытать на прочность оборону Эсткарпа, и на этой границе Корис держал основные свои силы.
Эти годы были полны опасностей; люди, лишившиеся лордов, – в особенности те, кого изгнали из Карстена, – скитались, не зная, куда податься. Некоторые осели в Эсткарпе, хоть он и не стал для них подлинным домом, другие же устраивались на службу, куда получалось.
Преображение вынудило сокольников, мрачный и смертельно опасный народ, бежать из своего Гнезда в горах и становиться моряками на сулькарских кораблях или наниматься на службу, и их прежде крепко спаянную общность разметало по свету. Их некогда великая цитадель превратилась в груду камней. Прошли годы, а большинство из них так нигде и не пустили корни. При нынешнем правлении Эсткарпу недоставало уверенности в будущем.
1
Пасмурный рассвет выдался ветреным. Ветер сорвал с крыши гостиницы шиферную плитку, швырнул во двор, и она с грохотом разлетелась на куски. Некогда Ромсгарт был крупным городом, куда съезжались купцы из дальних краев, последней эсткарпской цитаделью перед горным путем в Карстен. Теперь же старый город обветшал и не менее трети его древних каменных зданий превратились в поросшие сорняками руины. Те времена, когда город кишел приезжающими и уезжающими купцами, остались в прошлом – с тех пор два поколения успели прожить свою жизнь и умереть. Карстен? А кто сейчас поедет в Карстен по горным дорогам? Не было там никаких дорог с тех пор, как искореженные горы воздвигли преграды, известные ныне лишь изгоям, лазутчикам и бандитам – они стекались сюда издалека в поисках убежища и устраивали себе норы и логова.
Но добыча тут у них наверняка была скудной. А после трех суровых зим даже самые отъявленные бандиты вряд ли будут серьезной угрозой.
Девушка стояла у окна гостиницы, придерживала ставень – ветер так и норовил вырвать его из рук – и смотрела на еще не проснувшийся город, высунув кончик языка. Эта нервозная привычка – девушка делала так, сама того не осознавая, – выдавала ее тревогу, но не осталось никого, кому было бы дело до тревог Тирты с Ястребиного Утеса.
Множество людей, измученных годами войны, бродили вдоль разрушенной границы, безнадежно искали убежище или чем-то занимались, но держали свое дело в тайне, чтобы его не отобрали вслед за всем прочим. В этих умирающих, полуразрушенных городах путникам не задают вопросов. Жизнь, вернувшаяся в Эсткарп, сосредоточилась на севере – в плодородных землях, которые через неделю-другую начнут вспахивать, и в портах, куда приходят сулькарские корабли – это бесстрашные торговцы уже начали возвращаться на свои прежние морские маршруты.
А эта комната, где скрученный из тряпки фитиль в плошке с маслом давал больше дыма, чем света, пропиталась запахом путников – слишком много их здесь побывало, слишком мало гордости здесь сохранилось, слишком много лет прошло. Время исчеркало стены трещинами и сделало пол неровным – его толстые доски истерлись под сотнями сапог. Тирта глубоко вдохнула чистый воздух снаружи, закрыла ставни и задвинула засов. Затем быстро прошла к шаткому столу с легкостью человека, привыкшего к опасным тропам.
Там она уже второй раз после пробуждения отыскала свой кошелек, который носила на поясе под кожаной курткой и слоями тускло-коричневой одежды. Кошелек из змеиной кожи был прочным – и при этом достаточно мягким, чтобы можно было на ощупь определить его содержимое. В нем лежали деньги, собираемые медленно и мучительно. Тирте хватало одного взгляда на мозолистые руки или боли в плечах от неловкого движения, чтобы вспомнить, как ей досталось большинство этих монет. Еще там был подарок судьбы – десяток золотых дисков неправильной формы, таких старых, что все изображения давно стерлись. Для Тирты они были знаком того, что она продвигается от мечтаний к реальности.
Она тогда рубила упавшее дерево, чтобы расчистить путь плугу, и обнаружила среди вывороченных корней разбитый сосуд – и это сокровище! Ей повезло еще и в том, что она была одна. Угрюмый крестьянин, нанявший ее на время страды, повадился отправлять ее одну на самые тяжелые работы – как думала Тирта, исключительно для того, чтобы доказать, что от нее как от женщины никакого толку.
Язык Тирты снова коснулся губ. Прислуживать в доме или ходить к ручью с вальком для стирки – это не для нее. Тирта носила мужскую одежду, а на поясе у нее висел меч – хоть и настолько зазубренный и истончившийся, что девушка опасалась, как бы он не сломался в первой же стычке. На навершии все еще сохранилось столь дорогое ей изображение – голова ястреба; ястреб приоткрыл клюв, словно собираясь бросить боевой клич. Вот и все ее наследие, не считая…
Карстен. Карстен и этот сон. С тех пор как колдуньи Эсткарпа вложили всю свою магию в Преображение, заставив корчиться землю и горы, и уничтожили армию завоевателя Пагара, захватившего власть в южном герцогстве Карстен, никто не знал, что творится в горах.
Из тех обрывочных сведений, которые Тирта жадно собирала у путников – предельно осторожно, чтобы никому вдруг не стало любопытно, почему эта загорелая девица с резкими чертами лица интересуется чем-то, кроме добывания хлеба насущного, – становилось ясно, что герцогство раскололось на множество мелких, то и дело воюющих между собой владений. После Пагара ни один лорд не набрал достаточно сил, чтобы объединить герцогство заново.
Нынешнее положение дел в Карстене могло в чем-то быть ей на руку, а в чем-то помешать – уточнить она пока не могла. Отыскав золотые диски (и сочтя это знамением), девушка выяснила, что сейчас никто не решается отправиться на юг без проводника. После того как Сила колдуний перепахала горы, все прежние ориентиры исчезли. Так что пойти в одиночку не получится.
А значит, надо кого-то нанять.
Тирта надела перевязь с мечом и накинула плотный шерстяной плащ с капюшоном, подбитый заячьим мехом, – настоящая расточительность для человека с таким тощим кошельком. Но плащ был необходим для защиты от непогоды вроде воющего за стенами гостиницы ветра и для ночевок. Еще у нее был заплечный мешок, лук и колчан со стрелами. Она целый сезон училась делать их, а потом терпеливо и упорно тренировалась. Дротикомета у нее не было. Это оружие для богачей, лордов и их телохранителей или для войск самого лорда-маршала, поддерживающего сейчас в Эсткарпе закон и порядок.