И он снова добился своего: вторая петля ослабела, выскользнула из туго затянутых узлов, и мальчик оказался свободен. Но пока что он не стал ничего предпринимать, а просто так и сидел. Потом Тирта увидела, как его грудь приподнялась в глубоком вдохе и как он принялся упрямо и решительно растирать запястья, все в глубоких следах от веревок. Может, на мальчика наложили еще какие-то узы, помимо тех, от которых он сейчас освободился? Или Алон уже мог выйти с территории, огражденной светящимися столбами? Тирта не знала. Ей оставалось лишь смотреть и ждать.
Однако похоже было, что каким бы Талантом ни воспользовался мальчик, чтобы освободиться, тот себя еще не исчерпал. Алон так и сидел, растирая руки и глядя перед собой. Но только теперь в его глазах не было ни обреченности, ни смирения. К Тирте понемногу возвращалась способность чувствовать. Девушка осознала, что находится в месте, полностью враждебном и ей, и всем таким, как она, что место это источает холод, который она смутно ощущала, пока ее тело медленно пробуждалось. Однако же здесь было что-то еще…
Алон впервые поменял позу – подтянул ноги и сел на корточки. Он не стал придвигаться к Тирте, и казалось, будто он так и смотрит в никуда. Но все же в нем ощущалась едва заметная перемена, готовность к действию, как у человека, ждущего сигнала.
Тирте отчаянно хотелось повернуть голову и посмотреть, на что же устремлен взгляд мальчика. Но она не могла. Алон перестал растирать запястья, покрытые ссадинами. Он взял веревки, которые каким-то образом заставил служить себе, и растянул их во всю длину. Со своего места Тирте не видно было, что он делает, ей оставалось лишь строить догадки.
И снова его руки пришли в движение, – похоже, Алон стал водить пальцами по веревкам. Теперь движения его сделались резче и быстрее. Тирта наблюдала за ним по мере возможности и в то же время все сильнее ощущала, что за пугающими колоннами-свечами стоит на страже еще одна сущность. Миазмы Зла окружали это место, подобно стене. Если какой-то возможный спаситель пробрался сюда, девушка этого не знала и не смела пытаться узнать.
Алон медленно поднял руку и шевельнул пальцами, словно бы подманивая кого-то. Какая-то темная фигура приподнялась и откликнулась на его призыв. Змея? Нет, существо было слишком тонким, да и утолщения на месте головы не было – лишь подергивающийся кончик. Веревка! То ли она обрела псевдожизнь, то ли Алон сотворил иллюзию.
Мальчик развел руки в стороны; веревка, поднявшаяся на уровень его головы, осталась стоять, чуть покачиваясь. Алон свел руки, ладонь к ладони, и снова раскинул в стороны. Кончик веревки качнулся прочь от него, метнулся к колоннам и исчез из поля зрения Тирты. Руки Алона продолжали двигаться, но теперь не так размашисто, как вначале, а скупо, вверх-вниз, открытыми ладонями книзу. Он словно бы ухватил невидимую веревку, тянувшуюся по земле. Мальчик поднялся на колени и выпрямился; он настолько сосредоточился на своих действиях, что Тирта ощутила ауру его напряженных усилий.
Все силы Алона были сосредоточены на этом деле. Тирте вспомнилось, как однажды она попросила их с Нирелом поделиться с ней своей энергией для дальновидения. Может, она тоже сумеет поддержать Алона подобным образом? Но внутренние барьеры, возведенные ее волей, пытались подавить боль. Если она переключит волю на другое и попытается добавить сил мальчику, барьеры могут рухнуть.
Тирта на мгновение прикрыла глаза, осознавая, к чему могут привести подобные действия с ее стороны. Алон изрядно рисковал, вкладывая в нынешние действия всю свою Силу. Она могла лишь верить, что он сражается с их врагом. Что же касается самого Алона… Ей пришлось признать, что мальчик понимает в этих делах куда больше, чем она могла предположить.
Тирта сделала выбор. Волю можно было устремлять к какой-то цели, и это она и сделала – поскорее, чтобы не успеть устрашиться того, как отзовется на ней самой подобная брешь во внутренней защите. Она не стала открывать глаза, а вместо этого отчетливо представила себе Алона, представила их соприкосновение – не ради общения, которое мог бы засечь здешний охранник, а просто представила, как ее рука сжимает худое плечо мальчика и по этой руке течет ее Сила.
Боль обожгла ее, охватила со всех сторон. Но девушка изо всех сил старалась удержать в сознании этот образ. Быть может, боль – тоже источник Силы? – промелькнула мысль, и Тирта ухватилась за нее, удержала и попыталась добавить к тому, что должна была отдать, еще Силы, не мучений, а той Силы, которая их порождала.
Она погрузилась в такую боль, что прежде даже не подумала бы, что ее вообще можно выдержать. Она даже не была уверена, что ее попытки увенчались хоть каким-то успехом. Дошла ли предложенная ею Сила до Алона? Может ли она добавить ему энергии, поддержать его в странных попытках повелевать путами, сковывавшими его?
Боль наполнила девушку, и казалось, будто ее плоть разбухает, не в силах выдержать такого чудовищного напора. В голове вспыхнуло пламя. Алон исчез, исчезло все…
– Тирта! – И снова: – Тирта!
Это имя прозвенело в великой пустоте. И что-то в ней отозвалось вопреки ее воле; она сопротивлялась, но все же не могла противостоять притяжению этого голоса.
– Тирта!
Три – число Силы, так гласило древнее знание. Трижды призванный не сможет остаться в стороне. И ее – все, что от нее осталось, – повлекло на зов.
Нахлынула жгучая боль – и исчезла. Кто-то отрезал ее от Тирты, как срезают лохмотья с тела. Девушку оградили от того, что ее тело могло бы попытаться использовать в качестве наказания. Кроме того, ее пробуждение, начавшееся в этом Месте Тьмы, продолжилось. Тирта осознала, что она дышит, хоть и неглубоко, что ее уши слышат, а глаза видят – она их открыла.
Высокие столбы мертвецких свечей исчезли, как и запах Тьмы, и ее Сила. Да, свет здесь был, но он исходил от рассветного неба. Над Тиртой веял легкий ветерок и нес аромат цветов. Но еще важнее оказалось лицо той, что стояла рядом с ней на коленях. Она простерла изящные, немного загорелые руки с длинными пальцами над грудью Тирты, и Тирта знала, что именно они не позволяют боли сокрушить ее.
Это была та самая женщина, которую она узрела в видении, – та, что держала призрачный меч. Не Великая, взиравшая на них однажды отстраненно, безо всякой жалости, а скорее Голос, жрица. Человеческая сущность все еще сохранялась в ней и отражалась на ее лице и в голосе.
– Приветствую тебя, кровь Ястреба, сохранившая верность. Час завершения твоего служения близок. Мы подошли к концу, – а возможно, и к началу, если так решит Сила.
– Кто?.. – с трудом проговорила Тирта.
– Я Крита, – с готовностью ответила женщина. Похоже было, что это и вправду ее истинное имя. – Я служу Той, которую ты знаешь, пускай и смутно, владычице меча Тени, леди Нинутре.
И стоило девушке произнести это имя, как ей откликнулось эхо. Над ее склоненной головой возникла птица, родившаяся из умирающего сокола, или другая, но подобная ей до последнего пера. Птица открыла клюв, собираясь крикнуть. Крита отвела взгляд от Тирты и посмотрела на что-то вдали.
– Да, действительно пора, – сказала она. – Наш сбор начинается.
18
Хоть ее и оградили от боли, сил, чтобы двигаться, у Тирты не было. Она видела лишь то, что попадало в ее ограниченное поле зрения. Крита так и стояла на коленях рядом с ней, но остальные двое подошли и встали по сторонам от жрицы; оба выглядели по-своему эффектно. Один был высоким, широкоплечим и массивным, как и подобает воину с боевым топором. Оружием – воин держал его перед собой обеими руками – ему служила секира с двумя лезвиями. Шлем венчал искусно сделанный дракон, и из-под этого дракона его хозяин сочувственно взирал на Тирту. Однако время от времени он быстро осматривался, словно там, где они находились, требовалось постоянно быть начеку.
Его товарищ был моложе и стройнее, с более светлой кожей; в руках у него был меч распространенного в пограничье типа. Возможно, он не был чистокровным потомком Древней расы, но определенно родился человеком. И именно он заговорил:
– Приближается всадник.
Крита повела рукой:
– Да. Но дело не только в нем. Идет Ранэ.
Владелец секиры шевельнул оружием, словно проверяя баланс. Лицо его закаменело, а верхняя губа приподнялась, словно у готовой зарычать дикой кошки.
– Мы слишком близко к их источнику, – сказал он. – Лучше бы…
Крита перебила его, указав на Тирту:
– Ее нельзя перемещать. Наше поле битвы тут, подходящим оно кажется или нет. И она тоже еще не сыграла свою роль до конца. – Крита встала, легко и изящно. Тирта увидела, что все трое посмотрели куда-то вдаль.
Девушка предельно осторожно воспользовалась своими скудными возможностями, чтобы повернуть голову. Она была чуть приподнята, как будто под нее что-то подложили. В результате оказалось, что она может видеть немного дальше и даже посмотреть на предмет, лежащий у нее на груди, – ее пальцы так прикипели к нему, словно стали его частью. Ларец по-прежнему был при ней.
Тирта оторвала взгляд от ларца и посмотрела, на что же глядят остальные. И увидела Алона. Он не стоял, как эти трое, в ожидании того, кто приближался, – он кинулся вперед. Тирта услышала пронзительное ржание торгиана – вырвавшийся из лошадиного горла победный клич.
Вокруг было множество камней. Тирта все еще ощущала исходящий из-за них холод. Хоть они и вырвались из тюрьмы Тьмы – возможно, при помощи какого-то хитроумного использования Силы, – однако пришельцы унесли ее недалеко. Судя по количеству обломков вокруг, она находилась посреди развалин то ли храма, то ли крепости, то ли деревни. Алон стрелой пролетел между двумя все еще стоящими вертикально столбами из изъеденного временем камня. Несколько мгновений спустя он вернулся, запустив пальцы в гриву лошади; за седло держался какой-то человек. Он сидел, наклонившись, темноволосая голова была непокрыта, а лицо наполовину скрыто под бурой коркой запекшейся крови. Но никакая маска не могла бы помешать Тирте узнать его.