Сердце в тюрьме ее тела забилось так, словно пыталось разорвать узы плоти и костей. Да, она была наполовину мертва, даже на три четверти. Но сейчас она видела, как к ним подъезжает еще один восставший из мертвых.
Всадник не управлял конем – торгиан следовал за Алоном. Глаза мужчины были открыты, но Тирта не была уверена, действительно ли он видит, что находится перед ним. Торгиан остановился и опустил голову, и Алон принялся гладить жесткую челку и что-то бормотать коню. Вот теперь всадник пошевелился и с трудом выпрямился. Взгляд его сделался осмысленным, пробился через оцепенение. Видно было, что он увидел Тирту и узнал ее. Потом мужчина перевел взгляд на стоящую рядом с ней троицу. Тирта заметила, как металлическая лапа потянулась к поясу. При нем не было теперь ни меча, ни дротикомета, но светящееся навершие оружия Силы по-прежнему оставалось под рукой.
Мужчина спешился и, наверное, рухнул бы, не ухватись он за гриву торгиана. Крита сделала пару шагов ему навстречу.
– Долгожданный, наконец-то пришедший… – Она словно повторила часть какого-то ритуала. – Брат крылатых, тот, кого Язык Басира избрал и кому остался верным, – мы приветствуем тебя, пусть даже это не принесет тебе покоя, но, быть может, принесет проклятие, и тебе, и нам.
Сокольник уставился на нее. Он отпустил жесткую, буйную гриву коня и неуверенно поднес руку к голове.
– Ты, ходящая в ночи. – Он говорил хрипло, словно бы вопреки собственной воле. – Ты пришла, чтобы вернуть меня из смерти.
– Из смерти? – повторила Крита, когда молчание затянулось. – Нет, сокольник, ты не был мертв. Да, они бросили тебя умирать, но пока служишь Великим, умереть не так-то легко.
– Я служу госпоже. – Он поджал губы. Когда он говорил, с подбородка его падали чешуйки засохшей крови. В свете разгорающегося дня Тирта увидела, что спутанные волосы над левым ухом были в пыли и крови. – Вот этой госпоже. – Металлическая лапа указала на лежащую Тирту. – Что вы с ней сделали? Что, ваша Великая претендует еще и на нее?
– Да, – тут же ответила Крита. – И на тебя тоже – из-за того, что ты носишь при себе.
Настал ее черед указывать, но указала она не на меч, чье сияние было заметно даже при свете дня, но на петлю для дротиков на перевязи мужчины. Сокольник, проследив за ее жестом, посмотрел вниз. Потом он медленно поднял руку и взялся за то, что вынес с Ястребиного Утеса, – за футляр с нечитаемым свитком.
– Но как… – Вид у него был ошеломленный, как будто это было последнее, что он ожидал найти.
– Благодаря уму твоей леди, – быстро сказала Крита.
Она пересекла разделяющее их расстояние и протянула руку. Сокольник повозился с петлей, высвобождая наследство мертвеца, потом отдал футляр девушке.
Присоединившийся к ней мужчина помоложе оглянулся через плечо туда, где, по мнению Тирты, находилась тюрьма, из которой ее вытащили.
– Там какое-то шевеление, – отрывисто произнес он.
Воин с секирой рассмеялся и слегка взмахнул своим увесистым оружием.
– А когда его не было, Йонан? Пускай себе шевелятся. Рано или поздно мы договоримся, так или иначе. И я готов поставить на кон вес этой штуковины, – он снова опустил и приподнял оружие, – что результат не очень-то понравится Тьме. Или совсем не понравится.
– Это приближается Ранэ. – Крита вернулась к ним с футляром в руках.
– Ты хочешь сказать, госпожа Призрачного меча, что я чересчур оптимистичен? Неужто лучше было бы предсказывать плохой конец? Такое предвидение подорвет мужество еще до начала схватки. И кстати, раз это предреченная встреча, где же твоя Великая?
Крита нахмурилась.
– Ты дерзок, Урук. Если тебе принадлежит Великое оружие, одно из Четырех, это еще не значит, что тебе открыты все двери.
Продолжая улыбаться, мужчина небрежно отсалютовал ей.
– Леди Крита, я как живущий дважды много повидал, много слышал, много сделал. И как-то отвык трепетать. Я был богом для фасов, этих обитателей подземелий под владычеством Тьмы, и дважды возглавлял армию. Нас ждет битва, вот я и спрашиваю тебя начистоту – чего нам ждать от союзников?
Но ответила ему не жрица, а Алон. Мальчик шагнул вперед, торгиан – за ним следом, а вместе с конем – и Нирел, опиравшийся на шею скакуна.
– Можешь рассчитывать на нас.
Урук повернулся к мальчику и улыбнулся еще шире.
– Хорошо сказано, малыш. Я видел, как ты вырвался из тюрьмы Ранэ и вывел эту леди, и верю, что ты надежный товарищ в битве. А человек, владеющий одним из Четырех оружий, – он перевел взгляд на сокольника… Тот вскинул голову и выпрямился. – Все равно что щит в руке или стена за спиной. Добро пожаловать, избранник Языка Басира. И, госпожа, – он посмотрел на Тирту, – вы из Древней расы, и ясно, что эта встреча была задумана в неведомые нам времена. Я не знаю, что у тебя за оружие. Сможешь ли ты сейчас биться им?
Тирта посмотрела на шкатулку, которую сжимала в руках.
– Я не знаю, – впервые заговорила она, – оружие это или награда. Знаю лишь, что мне суждено хранить эту вещь и меня не избавили от этого гиса. Но думаю, что если ты надеялся на меня как на бойца, тебе придется придумать новый план. Это тело мертво, и меня держит в нем лишь неведомая мне Сила.
Она услышала, как кто-то резко втянул воздух, и увидела, как лапа сокольника дернулась вперед – и упала. Посмотреть выше, на его лицо, Тирта не могла.
– Ранэ!
Парень почти не обращал внимания на остальных. Он полностью сосредоточился на чем-то вдалеке, невидимом для Тирты.
Раздался треск, и в воздухе разлилось ощущение собирающейся Силы. Но принадлежала она не им, а тому, кто – или что? – приближался. Урук посмотрел в ту же сторону, что и его товарищ, и снова обратился к Крите. Улыбка исчезла с его лица, а в голосе появилась напряженность.
– Я спросил – так что насчет твоей Великой?
– Она поступит так, как пожелает, – отрезала девушка. Тирте подумалось, что она рассержена, то ли самим вопросом, то ли настойчивым требованием ответа.
Урук пожал плечами:
– Ну да, Великая привыкла скрывать свои планы от слуг. Ну ладно. Раз надо полагаться на нашу Силу, давайте приготовимся. – Он обвел присутствующих взглядом. – Этого Ранэ я лично не знаю. А рассказы всегда преувеличивают. Он – Темный, обладающий собственной Силой. И похоже, скоро мы ее испытаем.
В руке сокольника возник короткий меч, который Крита с Уруком звали по имени. Сокольник отошел от лошади и встал рядом с Тиртой, как и подобает наемнику, защищающему хозяйку. Тирта оглядела поджарую фигуру. Потрепанный плащ исчез, как и помятый шлем, длинный меч и дротикомет. И теперь сокольник сбросил бесполезную перевязь. Его рука казалась синей – свет навершия пронизывал плоть.
Тирта снова ощутила тепло. Ее руки, такие мертвые и бесполезные – неужели они оживают? Ларец в ее руках вспыхнул. С другой стороны от нее встал Алон. Вторая троица, похоже, объединилась в одно целое, но и они образовали единство. Мальчик взмахнул рукой, словно бы что-то подзывая. С земли поднялась, по змеиному раскачиваясь взад-вперед, одна из кожаных веревок – раньше Тирта ее не замечала. Конец веревки устремился к руке Алона. Мальчик обмотал изрядный кусок вокруг раненого, окровавленного запястья, чтоб держалась надежнее, а потом приподнял незакрепленную часть и взмахнул ею.
Секира Урука и так была на виду. Йонан достал из ножен свой меч и, взявшись за рукоять обеими руками, коснулся острием земли. Но Крита словно бы не замечала всех этих приготовлений к схватке. Девушка извлекла из футляра исписанный символами пергамент, бросила футляр наземь, а пергамент принялась внимательно изучать. Губы ее шевелились, словно Крита произносила какие-то звуки, но вид у нее был озадаченный. Потом она стремительно подошла к Тирте и положила свиток на крышку ларца. А потом жрица вернулась к своим товарищам и вытянула пустую руку.
Вокруг нее взвихрился туман и уплотнился. И в руке Криты возник Призрачный меч – только вот Тирта готова была поклясться, что теперь клинок полностью материален, что это такая же прочная сталь, какую она множество раз видела в ножнах у воинов. Вдоль клинка вспыхнули руны; они то тускнели, то снова делались ярче, словно прорывались сюда из иного времени и пространства.
Мысли Тирты вновь вернулись к Великой, которая то ли присоединится к ним, то ли нет. Похоже, на ее активную помощь рассчитывать не приходилось. Они, конечно же, выбрались из запертой комнаты Ястребиного Утеса с ее помощью – но в результате сразу же попали в руки врагов. Или все это было частью некоего плана? Возможно, сами по себе они не представляли никакой ценности для этой Силы – ценна была лишь их служба. Возможно, их с Алоном нарочно передали в руки врагов, чтобы они могли очутиться здесь к этому моменту. Тирта была уверена, что ей нечего рассчитывать на заботу о ней самой – она была лишь средством для контроля вещи, зажатой в ее застывших руках.
Контроля? Почему ей на ум пришло именно это слово? Она никак не контролировала ни шкатулку, ни ее содержимое. Ей полагалось лишь хранить это. Однако же в ее видениях лорд и леди Ястребиного Утеса знали…
Тирта посмотрела на ларец. Тепло. Тепло усиливалось. Древний свиток свисал с крышки ларца и касался обеих ее рук, потому что Крита положила его туда развернутым. Тирта изо всех сил пыталась ухватить какую-то мысль, витающую на краю сознания и казавшуюся очень важной. Ястребы были хранителями. А она – Ястреб!
Но Великой здесь не было, разве что некая ее часть, обитающая в Крите, ныне вооруженной призрачным мечом, – но не в Тирте. То, что может быть сделано, что должно быть сделано, сделает лишь она, Тирта. И она начала действовать, невзирая на изломанное неподвижное тело. Если человек хоть чуть-чуть использует Силу, это укрепляет его Дар. Невозможно быть хранителем Силы и не измениться! Но Тирте остались лишь ее мысли.
Она представила себе ларец таким, каким он был в ее видении, – открытым, стоящим на высоком столе на равном расстоянии от лорда и леди. Что кладут посередине? Что нужно хранить? Открытый ларец. Быть может, она делает роковую ошибку, упускает что-то очень важное – но она будет участником битвы, а не неодушевленной добычей, за которую сражаются!