слушалась; девушка не могла даже слова сказать, чтобы облегчить эту пытку холодом.
Это ощущение отступило, и она снова почувствовала жар огня, еще более сильный из-за холода, который его вызвал. Она слышала слова, но они ничего не значили.
– Яд растекается… Она умрет…
Кто это, Йонан? Хотя какая разница. Умрет? Возможно, она уже умерла или так близка к Последним Воротам, что сражаться нет сил.
– Госпожа, где твой камень?
– Он не для этих целей.
– Нет? Ты позволишь ей умереть, хотя знаешь, как она важна для твоего поиска?
– Я могу искать одна.
– Этого ли хотел от тебя ваш Совет?
– Ты, мужчина, что ты можешь знать о Силе!
– Достаточно, чтобы понять, что ты можешь использовать камень для разных целей, госпожа. И я тебе говорю – используй его! Немедленно!
И снова холод. Снова ноющее онемение. Она упала с вершины чудовища, наверное. А на дне царила темнота.
15
Келси шла – точнее, еле ковыляла, а кто-то поддерживал ее и помогал идти. С трудом сфокусировав взгляд, она увидела прямо перед собой промельк серого одеяния. Или что это было? Мех? Перед ней, вскинув хвост, словно знамя, шла кошка, выросшая до размеров пантеры. Кошка. Там была кошка. И еще Ворота. А потом череда каких-то диких событий, которые какая-то часть ее сознания отказывалась считать реальными. Девушка подняла руку. Это простое движение потребовало от нее огромных усилий. На запястье не было цепочки, впивавшейся в ее плоть, но были шрамы, которых точно не было прежде.
Откуда-то издалека донеслось:
– Госпожа…
Келси попыталась не слышать этот призыв. А еще – попыталась приказать своим ногам остановиться, дать ей отдохнуть.
– Госпожа!
Зов сделался более властным и настойчивым. Ценой огромного усилия Келси повернула голову и увидела лицо, полускрытое боевым шлемом. Подол серого одеяния взметнулся; тот, кто шел впереди, остановился и повернулся к ней.
– Девочка! – В этом голосе не было заботы – лишь требование. – Посмотри на камень!
Келси опустила голову и увидела у себя на груди пятнышко вращающегося света. Она подняла покрытую шрамами руку и попыталась взять камень. Горячо! Девушка тут же уронила руку. Она уже сталкивалась с губительным огнем и не желала повторения.
– За нами идут. – Раздавшиеся сверху слова не имели значения.
– Так ты можешь помочь? Разве камень не поддерживает ту, что его носит?
– Ту, что носит его по праву, а не получила его вопреки правилам, как она, – возможно.
Кто это ответил, кошка? Келси было безразлично. Хоть бы они оставили ее в покое!
– От-пус-ти-те, – с трудом проговорила она.
Она пошатнулась в руках того, кто вел ее, а кошка стояла и смотрела – и не желала иметь с ними дела.
– Ну же, госпожа, очнись! За нами идут, нельзя допустить, чтобы нас догнали.
Ее рука слепо зашарила, сомкнулась на камне у нее на груди. А потом…
Она очутилась в зале со множеством колонн, но лишь немногие из них еще поддерживали остатки крыши. Все колонны снизу доверху были покрыты копотью – следами древних пожаров. Но она пришла сюда не для того, чтобы рассматривать следы катастрофы, – она пришла, потому что должна была прийти. Здесь находилось то, что заставляло двигаться ее обессилевшее тело. И снова откуда-то донеслись бессмысленные слова:
– Куда она отправилась?
– Отпусти ее, глупец. Ее притягивает камень, и нам нужно идти за нею следом.
Она шла мимо колонн, и хотя она уже миновала первые ряды, впереди поднимались все новые и новые, и конца-краю им не было. Потом ее путь превратился в тропу между двумя рядами каменных деревьев, и она увидела за ними огромные троны. Над сиденьем каждого трона клубился дым, как будто тот, кто восседал на троне, не мог полностью проявиться в этом мире. Но даже если эти тени и желали ей зла, они не попытались остановить ее или сбить с пути. Она шла с пылающим самоцветом в руке, и ей ничего не оставалось, кроме как искать утраченное, – то, что надлежало обрести вновь.
На сколько миль тянулся этот путь вдоль колонн? Она шла час – или день, – но конца так и не было. Между колоннами притаились странные, уродливые твари, но никто не коснулся ее ни лапой, ни зубами, когда она проскальзывала мимо. Но вот она уже, кажется, не шла, она…
Очнулась! Пробуждение было резким, словно ее ударили, чтобы заставить проснуться. Она знала, кто она такая, и знала женщину в сером одеянии, идущую слева от нее, и того, кто шел справа, подлаживаясь под ее шаг и поддерживая ее. Была ночь, и луна, только начавшая убывать, заливала все вокруг ярким светом.
Они находились уже не в лесу, а на открытой местности, где их с легкостью заметил бы любой преследователь, и она уже повернулась, чтобы спросить того, кто вел ее, что они здесь делают…
И поняла. Она должна идти туда, куда ведет ее камень. Она больше не сжимала его в руке – он, вися на цепочке, тянулся вперед, и она даже чувствовала, как цепочка трется об ее шею, словно стремится избавиться от всех помех, чтобы следовать своим путем и как можно быстрее добраться к источнику притяжения.
Но не только ее камень сиял. Второй самоцвет, тот, который носила Витле, тоже ожил, но цепочку не натягивал, и Келси была уверена, что ее камень светится ярче.
– Где мы? – удалось ей спросить, и голос ее прозвучал куда тверже, чем она ожидала.
Витле ответила едва слышно:
– Тебе лучше знать, ты же выбрала этот путь. Где мы? Мы шли целый день, а когда отдыхали, тебя приходилось удерживать, словно беспокойную лошадь. Мы шли и бо́льшую часть ночи. А преследователи идут за нами, но пока что не натравили на нас свою свору – пока что. Ты не обручена с камнем, так почему же он у тебя такой живой? Я никогда не видела подобного. Что ты с ним сделала, чужестранка?
– Ничего. Это сам камень…
– Нам всегда говорили, – продолжала Витле, словно не слыша Келси, – что, когда колдунья умирает, Сила ее камня умирает следом. Однако же Макейзи мертва, а ты, не имеющая никаких прав на камень, управляешь им. Это за гранью должного.
Келси захотелось сорвать с себя цепочку и швырнуть камень в море высоких трав, по которому они шли.
– Это не мой выбор, – глухо произнесла она.
– Такого не должно…
– Сколько можно это твердить? – вмешался Йонан. – Ты повторяла это уже много раз. Не должно, но так есть. Значит, прими это.
Колдунья повернула голову и устремила на воина взгляд, исполненный жгучей ярости.
– Помолчи, мужчина. Таким, как ты, неведомы тайны.
В сознании Келси возникло воспоминание – но слабое, словно все это было не с нею. Холод рукояти с кванским железом, приложенный к ее запястью, губы, высасывающие отраву, – а потом холод самоцвета.
– Он спас мне жизнь, – сказала она, повинуясь этому воспоминанию. – А что толку было от твоих заклинаний, Витле? И я думаю, – она слегка нахмурилась, – что мы столкнулись с чем-то куда сильнее любого самоцвета.
Голову Келси клонило книзу, а ее камень подергивался, словно желал полностью избавиться от ее тела. Но Келси смутно осознавала, что если камень исчезнет где-то на найденном им пути, она его уже не найдет. Даже самоцвет Витле сделался ярче и немного приподнялся над ее одеянием.
Из моря трав высотой им по колено впереди поднимались какие-то тени: явные возвышенности, но не горная цепь, а лишь покатые склоны холмов. И они шли прямиком к этим покрытым тенью холмам.
Дважды к ним спускались и вновь взмывали в высоту птицы – черно-красное оперение было отчетливо видно даже при нынешнем тусклом освещении. И хотя птицы не нападали, Келси была уверена, что это создания Тьмы, возможно, соглядатаи Сарнских Всадников или кого-то подобного. Однако их троица даже не пыталась скрыться, а зашагала через равнину напрямик к холмам.
Витле раз за разом повторяла какие-то слова, судя по звучанию – одни и те же. Йонан молчал, но держался рядом с Келси, так, чтобы подхватить ее, как только потребуется.
Луна резко разграничила свет и мрак. Местами над травой возвышались кусты, и Келси посматривала на них с опаской; ей казалось, что их тени совсем не похожи на очертания кустов, что они как-то странно шевелятся, будто за ними прячется что-то невидимое, но откликающееся на силу лунного света.
Небо начало сереть в предчувствии рассвета, когда дорога под их ногами изменилась. Они шагали не по мостовой из наполовину заглубленных в землю черепов, но от травы остались лишь редкие пучки, пробивающиеся между белыми каменными плитами, – здесь явно когда-то проходила дорога. И когда они ступили на неровную поверхность, где многие плиты выпирали из земли, Келси осознала кое-что еще. Не увидела, не услышала – лишь ощутила. Принуждение усилилось. Ее затопило ощущение, что дело, которое нужно сделать, необходимо сделать быстро, и девушка перешла с шага на рысцу. Секунду спустя Витле и Йонан нагнали ее.
Дорога нырнула в проход среди первого ряда холмов, и, когда путники вошли туда, оказалось, что по обе стороны высятся грубо вытесанные каменные столбы, истертые временем так, что на их поверхности сохранились лишь обрывки каких-то узоров.
Когда Келси прошла между ними, чуть опережая своих спутников, в глубине ее души что-то шевельнулось. Это были не ее воспоминания, но она вскинула руки, салютуя востоку и западу. Ее захлестнуло возбуждение.
Дорога уходила дальше; здесь ее состояние было получше, и трава почти не посягала на нее. За столбами тянулась цепочка не то холмиков, не то небольших круглых камней; возможно, это были не остатки стены, а всего лишь знаки, отмечающие дорогу. Дважды путники сворачивали с дороги, один раз вправо и один влево. А потом путь им преградил холм покрупнее. К нему Келси и подошла; камень тянул ее туда, словно на веревке. Затем оказалось, что она прижимается к земле всем телом, раскинув руки, а самоцвет, зажатый между ее грудью и землей, пылает, словно одной ее Силы достаточно, чтобы затянуть ее в землю, на поиски того, к чему стремится Колдовской камень.