Потом издалека донесся крик и звон оружия. Йонан! Он, должно быть, одолел врага! Но Келси казалось, что он мало что может сделать. А потом барабанный бой перебил крик:
– Глидис! Нинутра!
И Витле, уже поднявшаяся на колени, выкрикнула:
– Волею Лангве, силою Трисис, памятью Джандерота!
Имена, к которым взывала Витле, ничего не значили для Келси, но она твердо решила не сдаваться. И снова в глубине ее сознания возникло удивление: почему так важно, чтобы она победила? Что ей до этого мира? Однако Келси содрогалась, видя, как ширится Тень.
А ширится ли? Она увидела, как щупальце Тьмы, тянувшееся к мысу, что уходил в неведомое море, отдернулось. А на мысу вспыхнула искра и окрасилась в синий цвет. И снова вспыхнул синий огонь, уже ближе к ней, и пламя его было ясным. Двойное солнце самоцветов закружилось, и окутывавший их кроваво-красный туман немного рассеялся.
Келси сосредоточилась на камнях и попыталась выбросить из головы звуки боя, несущиеся с другой стороны провала. Эти люди взывали к их богам, их воплощениям Силы. А к чему взывать ей, кроме того, что находится в ней самой?
Келси зарычала, сама того не осознавая. Откуда-то из глубины ее души поднимался гнев, непонятный ей самой, но жгучий, как та первая вспышка протеста, что в результате провела ее через Ворота. Тогда она не допустила гибели животного, а теперь отказывалась смириться с гибелью мира, ибо лежащая внизу миниатюрная страна стала для нее такой же реальной, как и все за пределами этих каменных колонн.
Нет!!! Она не выкрикивала ни имена богов, ни боевые кличи – просто продолжала вливать свою волю в камни. Возможно, Витле делала то же самое, потому что теперь самоцветы вращались настолько быстро, что превратились в огненный шар. Красный луч бил в него, но не мог ни пронзить это ослепительное сияние, ни погасить его.
Теперь крик донесся справа. Возможно, Йонана потеснили превосходящие силы противника. Но красный луч запульсировал, время от времени его Сила прерывалась. Сейчас… когда снова погаснет… воля… используй волю! Так она и сделала.
Красный луч больше не бил в самоцветы, теперь он целил вниз, в миниатюрный мир. Его Сила охотилась на синие искры, и те, что в море, и другие, на суше. Вращающиеся самоцветы засияли ослепительно, и вниз хлынул поток искр. Они рассыпались по всему миру, и там, куда они падали, вспыхивали новые синие огоньки. Тени отпрянули от искр, потом заметались, пытаясь погасить их, пока из каждой не разгорелось новое пламя.
Звон мечей нарушил концентрацию Келси, и девушка взглянула вправо. Йонана уже довольно сильно оттеснили назад. С ним бились две человекоподобные фигуры и существо, словно бы вышедшее из ночного кошмара. Однако воин отражал и наносил удары так, словно ему не раз уже доводилось возводить подобную стену из стали.
– Камень! Держи камень! – Витле прервала скандирование, подскочила к Келси, вцепилась в ее руку и потянула вниз.
Да. Камень. Келси снова взглянула на битву в мире-чаше. И ахнула, поняв, какую глупость совершила. Один из самоцветов вращался теперь все медленнее и медленнее, и от камней не летели больше искры, зажигавшие новые огни в мире внизу. Красный луч больше не пытался бороться с самоцветами и искрами, а вместо этого поднялся и ударил прямо в Витле и в нее.
Келси словно окатило волной жидкой грязи. Все жестокое, неправильно, злое в ее натуре откликнулось этому лучу. Теперь Келси пришлось бороться – не с лучом, но с тем, что таилось в ее душе. Все мелкие гадости, на которые она когда-либо была способна и которые совершила, всплыли в ее памяти, все неудачи и сомнения в себе почти сокрушили ее. Что она делает здесь, рискуя своей жизнью – а может, и чем-то бо́льшим, чем просто жизнь, – в этой битве? У нее нет никаких причин защищать этот мир – она не здесь родилась, ее ничто с ним не связывает. Нет, этот самоцвет, который она так берегла, принадлежал мертвой женщине, которая понесла за свое безрассудство ту же кару, которую Келси едва не навлекла и на себя.
У нее не было того Дара, о котором Витле и все прочие твердили с того самого момента, как она попала сюда. Что же она пыталась сделать?
Та ее частичка, что сомневалась и насмехалась все дни и ночи пути, пробилась сквозь преграды в разуме и заявила о себе. Нужно лишь встать, разорвать непрочную связь с самоцветом, и она сможет свободно уйти отсюда – нет, не просто свободно, ведь те, с другой стороны, предлагали ей дары…
Их дары! Кто знает, может, они и смогли бы одолеть ее, но они зашли слишком далеко, попытавшись подкупить ее. Если она не может причинить им никакого вреда, зачем же предлагать ей что-либо сверх возможности покинуть поле боя? Девушка замотала головой, сопротивляясь образам, что возникали в ее сознании, – уже не еле различимым, она больше не справлялась со своими собственными мыслями и страхами. Теперь образы сменялись так быстро, что она не успевала уловить подробности. Она хочет править? Конечно же, ее ждет трон. Хочет сокровищ? Смутная картинка с грудой сокровищ. Хочет мести? В сознании пронеслись жестокие, кровавые видения. Хочет, чтобы мир лежал перед ней, чтобы она могла играть с ним, изменять по своему капризу, безраздельно решать его судьбу…
Воля Келси снова воспрянула и устремилась к тому из камней, что вращался медленнее. Она не колдунья, эта Сила дана ей взаймы, через вторые руки. Но она не желает ничего из того, что ей предложили. А желает, чтобы все это закончилось, чтобы исчезло красное пламя, окружившее ее кольцом, чей жар тянется к семенам ее гнева и пытается обратить их себе на пользу.
Келси не знала, оказалась ли и Витле перед подобным искушением, но она точно видела, что второй самоцвет тоже на секунду-другую замедлился. Но колдунью давным-давно обучили, что делать в таких случаях. Возможно, те, кто плел эту паутину, создавали ее в расчет на обитателей этого мира, и сам тот факт, что Келси не принадлежала ему от рождения, мог быть ее силой, а не слабостью.
Самоцветы продолжали вращаться, когда красный свет луча сомкнулся вокруг обеих женщин. Теперь он не просто подстрекал, атакуя разум. Его жар обжигал плоть; Келси казалось, будто ее бросили в костер. И эта боль избавила Келси от любого искушения, какое только могло ее затронуть. Быть может, она не обладала Силой в понимании Витле, но, возможно, то, что она принесла с собой, было по-своему столь же прочным и несокрушимым.
Вращение больше не замедлялось – напротив, оно становилось быстрее, и посыпавшиеся снова искры теперь были ярче. Тени в мире-чаше отступали. На только что освобожденных землях вспыхивали новые синие огоньки. Она почувствовала, как нарастает концентрация красного огня, и поняла, что, хотя он все еще пытается уничтожить силу самоцветов, в последнем исступлении битвы он устремился к ней. Она могла бы закричать под ударом раскаленного луча, но не закричала – к собственному ее всевозрастающему удивлению, она держалась. Келси увидела, как Витле начала подниматься с камней; изможденное лицо колдуньи было обращено к вращающимся самоцветам.
Вместо того чтобы просто держаться самой, Келси вдруг попыталась ударить в ответ – направить искры очищающего света в те части чаши, где самые темные тени собирались в омерзительный, угрожающий туман. Синее сияние повсюду становилось сильнее, растекалось все шире. Вот! Келси захлестнуло ликование: ей удалось поместить искру ровно туда, куда она хотела, и Тьма заставила ту потускнеть, но погасить не сумела. Потом поблизости появилась еще одна.
– Нинутра!
Благодаря владеющей ею сосредоточенности Келси удерживала контроль, но Йонана теснили обратно к ним. Путь воина отмечали валявшиеся тела людей и чудовищ и капли его крови, сочившейся через рассеченную на боку кольчугу. Но он продолжал выигрывать время для них. Время для чего? Сколько еще они смогут удерживать самоцветы и противостоять подобию Тьмы? Нет! Любое сомнение ослабит контроль. Она должна сосредоточиться на камнях, вращающихся над миром в котловине.
Красный туман становился все гуще и скрыл от нее Йонана. Даже Витле была теперь лишь смутным силуэтом за кровавой дымкой. Но туман не мог скрыть ни сверкания самоцветов, ни того, что Тень отступала перед Светом.
– Тогда умри!
Угроза, пришедшая из тумана, лишь коснулась ее сознания, но она была подобна крику, что отозвался эхом в самих ее костях. Красный луч мгновенно ослабил натиск на самоцветы и ударил туда, где они с Витле бились в своей части этой странной дуэли.
– Умри!
Келси задыхалась от нехватки воздуха. Ее легкие заполнил густой пылающий газ. Но это неправда – заявила другая ее часть. Это было последнее оружие Тени. А где же ее оружие? Вот оно! Вовне!
Девушка изо всех сил думала о самоцвете, хоть и не видела его теперь сквозь густой туман. Держаться, только держаться…
Помимо ее воли сработал и другой приказ, которому она не могла противостоять. Сражайся! Направляй самоцвет не на землю, которую защищала, а на луч, бьющий из красной завесы! Сама нанеси по нему удар! Самоцвет откликнулся на этот импульс. Он больше не вращался и не ткал защиту для миниатюрного мира. Вместо этого камень развернулся вдоль оси и, выписав сложный узор, сам помчался по красному лучу как по путеводной нити, словно Келси швырнула его изо всех сил. В полете он издавал пронзительный звук, становившийся все выше и выше, так что под конец Келси перестала слышать его и лишь ощущала всем телом.
Но самоцвет Витле удержался на месте, хоть и не сыпал больше порождающими жизнь искрами, и тени снова начали сгущаться. А звезда, в которую превратился самоцвет Келси, все мчалась. Потом она скрылась из глаз, и теперь девушка лишь мысленно могла следить за ее неистовым полетом. Окружающий ее яростный жар начал слабеть; тот, кто наслал его, отзывал обратно свою Силу, готовясь к финальной схватке. Но Келси не испытывала ни малейших сомнений. Вместо этого ее переполняли гордость и ликование, как будто этой битвой она определила собственную судьбу.
– Нинутра! – снова донесся из красного сумрака боевой клич Йонана, но уже, кажется, откуда-то издалека. Келси припала к земле. Вся ее воля, все силы сосредоточились на исчезающем самоцвете.