И тут Келси явилось видение, ослепившее ее и заставившее заморгать. На другой стороне чаши возникла одинокая фигура. Девушка не могла толком рассмотреть ее, но мысленным взором видела сверкающее белое тело, изгибающееся и поворачивающееся, словно в каком-то странном ритуальном танце. И с каждым шагом этого существа от камней поднималось новое красное облачко, присоединявшееся к лучу. Но самоцвет уже домчался туда и повис над головой танцовщицы.
И Келси вложила в импульс всю свою волю. Самоцвет остановился и начал вращаться, словно над страной в котловине. Келси то видела его в своем сознании, то его закрывал очередной поток красных испарений. Но она ощутила кое-что еще: танцовщица не ожидала этого, и ей требовалось время, чтобы переправить силу луча на самозащиту. И нельзя было давать ей это время. И как Келси усилием воли заставляла звезду над чашей сыпать искрами, так и теперь попыталась добиться того же от вращающегося камня, в том месте, которое слуга Тени считала безопасным. Вращайся! Вращайся же!
Девушка чувствовала, как луч прожигает ее до самых костей, но что-то в ней не позволяло отозвать маленькое солнце, сражавшееся сейчас за нее в незримой дали. Вращайся! Искри! Искри! Ну же!
Из окружающего самоцвет сияния вырвалось первое пятнышко света. Порхающие ноги танцовщицы плели новый узор, и нельзя было допустить, чтобы она его завершила. Еще одна искра – и танцовщица запнулась, на миг короче вдоха, но все же запнулась! Пора!
Собрав все силы, Келси нанесла второй удар. Быть может, последний для нее. Туман окутал ее так плотно, что девушка почувствовала себя полностью оторванной от реального мира, пойманной в ловушку мучений. Быть может, картина в ее сознании, за которую она так цепляется, – тоже всего лишь иллюзия. Ее одурачили!
Луч, замкнувший ее здесь, задрожал. Раз, еще раз. Келси удалось вздохнуть без раздирающей горло и легкие боли. Девушка приободрилась. Да! Танцовщица начала сбиваться с узора. Искр было все больше, хоть и не таких больших, какими самоцвет сыпал на мир-чашу, но все же их хватало, чтобы рассекать паутину вражеского плетения и местами распускать задуманный узор. Сейчас!
Келси метнулась влево, покатилась по камням и врезалась в Витле. И схватилась за костлявое плечо колдуньи.
– Дай мне Силу!
Может, Келси и не выкрикнула эти слова вслух, но они пронзили ее тело. Быть может, сама внезапность этого требования заставила Витле повиноваться. Сквозь руку Келси хлынул поток Силы от колдуньи, и самоцвет в сознании девушки начал раскачиваться сильнее вслед за движениями танцовщицы и сыпать искры ливнем.
Келси казалось, что тело ее распухает, ибо то, что она почерпнула у Витле, было слишком велико, чтобы она могла его удержать, иначе она сама будет поглощена; девушка пыталась перенаправить эту Силу в свое сознание, а затем нацелить на невидимое оружие иного мира.
Окутывавший их красный полог начал рассеиваться. Теперь Келси видела колдунью, но та не повернула головы и даже жестом не показала, что видит девушку. Витле неотрывно смотрела в пространство над чашей. Там, очень тусклый в медленно тающем луче, находился ее самоцвет; он все еще висел в воздухе, но больше не вращался стремительно, а скорее пошатывался, как будто поддерживающая его Сила почти исчезла.
Но Келси было не до этого. Битва продолжалась, и им необходимо было победить танцовщицу и не позволить теням захватить весь меньший мир.
– Отпусти! Передай! – потребовала девушка. – Дай Силу…
Она все еще чувствовала приток Силы, идущий от колдуньи через прикосновение, но он уменьшался. Образ танцовщицы в ее сознании становился все более смутным и расплывчатым, и в конце концов девушка засомневалась, а существует ли та на самом деле или ее заманили в ловушку, прикончили оба самоцвета и оставили мир в чаше беззащитным перед Тьмой.
17
Темнота, заполненная дымом, удушающая темнота. И в ней все еще движется танцовщица, хотя легкие движения ног превратились в отчаянное шарканье. А потом – ничего…
Келси открыла глаза. Она лежала на краю котловины, а рядом с ней – груда грязного серого тряпья. Это могла быть только Витле. Откуда-то издалека доносилась тихая хрустальная музыка – та самая, которую Келси впервые услышала, когда самоцветы повисли над миниатюрным миром. Девушка с трудом повернула голову и придвинулась к краю провала. Красная волна исчезла, а вдалеке вращался единственный самоцвет – камень Витле, подумала Келси. Она невольно потянулась рукой к груди, отчего-то надеясь, что не утратила самоцвет, который вначале был для нее бременем, о котором она не просила, но в итоге стал ее частью.
– Йонан! – позвала девушка.
Голос ее казался надтреснутым после испытания жаром. Ответа не было. Тогда Келси встала на колени и начала обшаривать взглядом то место, где единственный раз видела своего спутника во время битвы. Там лежали тела – два трупа, и одно из них – в кольчуге.
Кое-как ей удалось подняться на ноги, и она, пошатываясь, побрела туда. Внутри у нее было пусто, как будто из этого мира внутри мира что-то забрали или изгнали. И не только ее самоцвет, подумала она.
Девушка доковыляла к телам и наклонилась посмотреть – уж не воин ли Долины этот боец в кольчуге? Но ее взгляду предстало темное, жестокое лицо. Чудовище же она обошла подальше: ей совершенно не хотелось смотреть на него вблизи.
На камнях виднелись пятна крови, и Келси пошла по этому следу. А еще ей надо было добраться туда, куда умчался ее самоцвет. Но она уже знала, что у нее нет больше талисмана, нет оружия, на которое она могла бы заявить свои права.
Третье тело было облачено в кольчугу и лежало лицом вниз. Келси заставила себя наклониться и приподнять голову лежащего, но увидела лишь еще более чуждые черты. Где же Йонан? Она снова выкрикнула его имя, и оно разнеслось эхом по миру в котловине. Теперь девушка брела от колонны к колонне, хватаясь за них. Снова кровь. Изрубленное тело какого-то чудовища, состоящего, кажется, сплошь из меха и когтей. А потом она посмотрела вперед.
Там кто-то сидел, привалившись спиной к колонне и уронив голову на грудь.
– Йонан!
Девушка оттолкнулась от колонны, которую только что обхватила, и побрела туда. Камни здесь почернели, и тошнотворно пахло горелой плотью. Однако Келси была уверена, что человек у колонны пошевелился. Она почти добралась до него, когда увидела другое тело. На камнях лежал ребенок, обмякший, словно силы покинули его в единый миг.
Келси замутило. Среди тел, наполовину опаленных, наполовину пожранных пламенем, белые конечности ребенка были нетронуты. Ни следа бушевавшего здесь пламени.
Человек у колонны медленно повернул голову. Йонан! Она действительно нашла его! Меч, переломленный на расстоянии ладони от острия, лежал возле пустой руки воина. Кванское железо в рукояти потемнело и покрылось черными пятнами, словно гниющий фрукт.
Йонан приподнял голову и взглянул на нее. Келси впервые увидела, как на его губах появилась улыбка, стирая годы с хмурого лица.
– Ты ранен?
Келси замерла над ним в растерянности. Она не знала, как лечить людей. Она привыкла лечить лишь животных. Но она опустилась на колени и попыталась освободить Йонана от испятнанной кровью кольчуги, чтобы добраться до раны.
Воин неуклюже пытался помочь ей. Потом она отыскала у него в боку глубокую резаную рану, сочащуюся кровью. Келси оторвала полоску ткани от своей рубашки и перевязала рану, как смогла, использовав последние крохи истертого в порошок ильбейна, что остались во внутренних швах ее поясной сумки: она рассыпала порошок по плотной ткани, прежде чем сделать перевязку.
Пока Келси возилась с ним, Йонан покорно лежал, закрыв глаза, и его иногда прорывавшаяся молодость стала совсем явной. Келси больше не могла воспринимать его как сурового разведчика, что вел и защищал их, – она видела лишь юношу, с беспредельной отвагой сражавшегося ради завершения их похода, почти безнадежного с самого начала.
Когда Келси устроила раненого как можно удобнее, любопытство – боязливое, стыдноватое любопытство – привело ее к недвижно лежащей белой фигуре. Прекрасное тело юной девушки, лицо скрыто струящимися темными волосами. Босые ступни такие маленькие – наверняка отпечатки совпадают с теми следами, что они видели по пути. И все же было в ней что-то… Неужели это и есть та самая танцовщица, стремившаяся прикончить самоцветы и их самих?
Скривившись, Келси все же заставила себя убрать тяжелую прядь волос и открыть лицо мертвой. Да, та была красива, но в красоте этой чувствовалось Зло, хоть Келси и не смогла бы объяснить, почему она так решила. Раздался хрустальный перезвон, и Келси, присмотревшись повнимательнее, увидела, что на руке умершей, на белой коже движутся маленькие осколки кристалла – и один-два из них все еще светятся неярким синеватым светом. Самоцвет! И снова Келси пронзила боль потери. Камень никогда не принадлежал ей, но она несла его и посмела использовать. И именно последний всплеск ее воли убил это дитя, положил конец битве и… что еще он сделал?
Келси подошла к краю котловины и посмотрела вниз.
Самоцвет Витле все еще вращался, пускай медленно, но все же от него летели синие искры и падали на мир, и девушка увидела, что Тени не были изгнаны полностью, но отступили в разбросанные по миру пятна Тьмы. Но все же казалось, что пятен этих стало меньше, и сами они уменьшились.
Витле пришла сюда, чтобы найти Силу. В определенном смысле она ее нашла, и воспользовалась ею – как и Келси. Девушка не понимала, чего же они добились. Возможно, потребовался бы адепт, как часто говорили здешние жители, чтобы измерить сделанное и понять, к добру оно или к худу.
Когда она отвернулась от мира в котловине, Йонан впервые подал голос:
– Это был эфтан. Они подкупили эфтана и использовали в своих целях.
– Эфтан?
– Элементаль воздуха, – объяснил Йонан. – Они способны сплясать бурю, если пожелают. А эта танцевала по размещенному там образцу. – Он указал на мощеную площадку, почерневшую и покрытую выбоинами; вокруг лежали тела убитых, и лишь девушка покоилась внутри.