Внимание ее в основном было приковано к тому, что стояло на столе, посередине между двумя креслами с высокой спинкой. Эта вещь выглядела реальной, ее было прекрасно видно! Это была шкатулка с откинутой крышкой, и от нее исходил свет. Покрывающая ее резьба не была неподвижной, как полагалось бы, – она словно обладала собственной жизнью и целью. Казалось, будто она изменяется, ползет, движется, так что Тирта не могла толком разобрать, что же там изображено. Иногда ей удавалось что-то ухватить, и ей казалось, что это слова и символы Силы.
Точно так же она не видела, что находится в шкатулке, – ее крышка была поднята под таким углом, что внутрь не заглянешь. Девушка знала лишь, что это – само сердце и суть всего, что она здесь видит, и что в нем больше жизни, чем в тех, кто его хранил.
Сон шел по устоявшемуся пути. Сгустки полутени – левая рука лорда и правая рука леди – одновременно двинулись вперед и вместе захлопнули крышку шкатулки.
Тирта ощутила, как в ней поднимается давний и привычный холодный страх. Наступил черед Зла. Ей никогда не удавалось избежать этого момента – почему-то было необходимо, чтобы она все видела. Видела и знала. Видела и помнила!
Та тень, что была лордом, надолго задержала руку на шкатулке. Сияние жизни, которое девушка ощущала в нем, потускнело. Возможно, это было некое предупреждение, гласящее, что поток Силы изменился, постарался сам себя защитить. Лорд неохотно – Тирта всегда ощущала это его нежелание, то ли печаль, то ли предчувствие – подвинул свое сокровище к леди.
Леди выглядела как столп тумана с головой-шаром и туманными отростками вместо рук и ног. Однако же она взяла то, что передал ей лорд, и встала, а зыбкая компания зашевелилась в дальних углах просторного зала, словно торопилась что-то сделать, – и лорд сошел со своего места, чтобы присоединиться к ним, и исчез из поля зрения Тирты.
Девушка никогда не следовала за ним. Нет, значение здесь имела только шкатулка. Вот и теперь, когда призрачная женщина подняла ее и прижала к своей призрачной груди, там, где у человека бьется сердце, внимание Тирты было приковано к ней. А потом леди тоже развернулась и пошла.
Тирте казалось, будто она тоже превратилась в призрак без тела и очертаний. Она следовала за той женщиной, словно плыла тенью по этому полуреальному миру. Они прошли в коридор за высоким столом. Леди-призрак двигалась быстро, словно бежала; само время ныне было ее врагом.
Так они подошли к стене, обшитой панелями, и тень как-то странно распласталась на ней – словно отворила тайный замок. Появилось узкое отверстие, и она протиснулась куда-то в темноту, а сила сокрытой вещи повлекла Тирту за собой.
Там Тирта, хоть у нее во сне и не было тела, почувствовала прикосновение Силы – Силы, которая накапливалась и сохранялась, притягивалась и подпитывалась Талантом, много лет, если не веков, использовавшимся для охраны этой шкатулки.
В маленькой комнате без окон стоял каменный стол; стены были занавешены туманными драпировками. Ауры этой потаенной комнаты было достаточно, чтобы любой явившийся сразу же понял: сюда может войти лишь тот, кто одарен и обучен. И все же, даже если это так, во сне Тирта беспрепятственно вошла сюда, с пустыми руками и не владея Силой.
Призрачная леди, по-прежнему прижимающая шкатулку к груди, высвободила туманную руку, высоко подняла ее и ударила ребром ладони по центру каменного стола.
Массивная каменная плита словно задрожала в том месте, куда пришелся удар. По виду леди теперь казалось, что она должна как можно быстрее избавиться от любого прикосновения; она вскинула руку – или ту прядь тумана, которая играла эту роль. Хотя Тирта никогда и нигде не видела подобного ритуала, она прекрасно знала, что это древнее мастерство, позволяющее разуму контролировать материю и заставлять ее повиноваться.
Поставленная на стол шкатулка задрожала, как перед этим камень, – пустила в него корни. Так казалось девушке, затянутой в видение. А призрачная женщина продолжала прясть свое колдовство – она словно запирала на замки и засовы незримые двери, чтобы никто не сумел вломиться сюда.
И…
Тирта пошевелилась. Безмолвие ее видения – ее сна – оказалось нарушено. Кто-то прикоснулся к ней, и она снова очутилась в своем теле, и к ней вернулись ощущения. Кто-то что-то прошептал ей прямо в ухо – капюшон плаща то ли свалился, то ли его сняли. Ее щеки едва ощутимо коснулось чужое дыхание. Девушка открыла глаза – вокруг было темно, – но не шелохнулась; ее придавила к земле чужая рука. Шепот раздался снова:
– Тише!
Тирту так внезапно вырвали из того, иного места, что она не до конца сейчас осознавала, что вернулась на их стоянку на уступе скалы. Костра больше было не видать. Она достаточно очнулась, чтобы понимать, кто присел рядом с ней и придерживает ее – и, может, даже готов зажать ей рот ладонью, чтобы она не вскрикнула от внезапного пробуждения.
Но Тирта была слишком опытной скиталицей, чтобы шуметь в такой момент. Она осталась лежать, силясь уловить хоть какой-то звук. Сокольник, должно быть, понял, что она проснулась – его рука тут же исчезла. А Тирта подумала, что сокольнику непросто было прикоснуться к женщине, пусть даже по такой причине. Но он не отошел.
Один из пони переступил с ноги на ногу и фыркнул. Сокольник исчез в мгновение ока. Тирта поняла, что он, должно быть, отправился присмотреть, чтобы лошади не выдали их шумом. Она продолжала прислушиваться.
Наконец издалека долетел какой-то звук, но определить расстояние она не смогла. Это был шорох – словно кто-то осторожно шел по ненадежному гравию или рыхлой земле. Тирта вспомнила, что неподалеку находилась осыпь, след оползня – они все еще были обыденностью в этом взбаламученном горном краю.
Тирта села и сбросила плащ. Ее истертый меч был при ней, и лук лежал рядом, но ночь – неважное время для лучника. Девушка медленно, осторожно протянула руку и нащупала груду камней, лежавших рядом с костровой ямой. Они все еще хранили тепло угасшего огня. Пальцы девушки сомкнулись на верхнем камне, и он удобно лег ей в ладонь. Камень был тяжелым, но она привыкла к этому примитивному оружию и неплохо управлялась с ним.
Сокольник носил на поясе дротикомет. Но от этого оружия толка сейчас было немногим больше, чем от ее лука, – если только ее спутник не был одним из тех легендарных воинов, что умели стрелять без промаха на звук. У него тоже был меч, и Тирта не сомневалась, что тот сейчас у него в руках. А еще у него была железная лапа – и Тирта невольно вздрогнула, хоть и понимала, что малейшее отвращение с ее стороны будет глупостью, – отличное оружие ближнего боя, лучше просто не придумаешь.
Шорох прекратился. Но Тирта была уверена, что тот, кто принюхивался, никуда не делся. Нет, у него имелся другой способ отыскать добычу.
Девушка не ахнула, но неожиданное нападение застало ее врасплох – она только и успела, что развернуться спиной к скале. Это существо охотилось при помощи разума! Она встретила ищущий их удар инстинктивным мысленным блоком – частью своего наследия. Но способен ли сокольник противостоять такому поиску? Тирта слишком мало знала о том, как мыслит его народ и какую защиту он может противопоставить подобному розыску.
К сожалению, подобный мысленный блок работал в обе стороны. Девушка не смела ослабить защиту разума и попытаться выяснить сущность твари, таящейся где-то в темноте. Неведомый враг пользовался мысленным поиском, а значит, это не был какой-то выследивший их изгой-бандит; искать так могла лишь Древняя раса. Она сама могла подобным образом управляться с животными, но никогда не пыталась выследить кого-нибудь из соплеменников. Это было мерзостью, идущей от древнего Зла, и ее народ противостоял этому с тех самых пор, как они пришли в Карстен или Эсткарп.
А потом поднявшийся ветерок принес кое-что еще – густое зловоние зверя. Не обычный звериный запах, какой мог бы исходить от любого известного ей животного, нет – такая вонь, словно взбаламутили осевшую грязь или что-то прогнившее испустило дух.
Ни снежные коты, ни редкие вермеди – поговаривали, что после Преображения они стали появляться в этих горах, – не навоняли бы так. Это что-то другое. Тирта послала частицу мысли лошадям – такая вонь наверняка всколыхнет все их страхи и инстинкты. Но ее мысль, нацеленная на успокоение, натолкнулась на некий барьер; можно было больше не гадать, на что способен сокольник. Возможно, долгие годы, на протяжении которых его народ обучал своих птиц и жил с ними рядом, заострили природный Талант. Он оградил лошадей мысленной стеной, и Тирта быстро помогла укрепить ее.
3
Поскольку эта тварь внизу искала их силой мысли, возведенный ими барьер должен был насторожить ее, дать понять, что ее засекли. Тирта бесшумно встала. Толстые подошвы сапог были достаточно мягкими, чтобы не хрустеть, когда она осторожно приблизилась к краю выступа, прислушиваясь и силясь хоть что-то разглядеть, но облака скрыли луну, и свет звезд не мог помочь ей. Оставалось полагаться лишь на нюх и слух.
И снова послышалось шуршание камней. Судя по всему, их преследователь неудачно куда-то ступил. Звук явно приблизился – равно как и вонь усилилась.
А потом…
Вспыхнули тусклые желтоватые огоньки, два рядом. Глаза! Из тех, которые можно заметить и без отраженного света, потому что они сами светятся в темноте.
Возможно, зрение преследователя было лучше человеческого, и он мог выслеживать добычу в ночи. Но светящиеся глаза выдали существо, когда оно начало подниматься по склону. Теперь Тирта слышала размеренный скребущий звук, как будто кто-то шарил когтями по стене, выискивая выступы и впадинки, по которым можно подняться.
Девушка отложила свой камень в сторону и потянулась за поясной сумкой. Еще в Ромсгарте Тирте подвернулся случай пополнить ее содержимое, и она отлично знала, как можно воспользоваться одним из пакетиков. Может, средство и не сработает против неведомой твари, но не попробуешь – не узнаешь. Тирта отыскала на ощупь пакетик из той же мягкой змеиной кожи, что и ее ремень. Сквозь кожу чувствовались крупинки содержимого, девушка осторожно вытряхнула на ладонь небольшую порцию.