— …С Валерой мы знакомы почти с детства. Лет с четырнадцати. Рок-фестивали на побережье, тусовки в Питере, потом, когда посыпалась империя, вместе пили пиво на собраниях аномального клуба. НЛО, снежные люди, поиски Создателя, палеоконтакты и прочее. Клубов тогда таких по стране было много. Наш работал в Клайпеде, вел его серьезный мужик — офицер в отставке. Какой офицер — узнали позже.
Слушали лекции, конспектировали, рассматривали фотографии, менялись текстами. У всех много вырезок скопилось, слайдов, прочего всего. Выезжали на практику, работали с лозой. Потом получили свидетельства об окончании курсов всесоюзного образца от общества «Знание».
Народ там был разнообразный. Ну, просто идиоты, девки, любопытные до всяких утех, серьезные мужики. Таким оказался и Валера. С ним руководитель наш, Сидоров, работал после в неформальной обстановке. У Валеры были явные способности к парапсихологии. Немного умел гипнотизировать, всякие фокусы с чтением мыслей проделывал. Ну, на уровне кружка «Умелые руки». От природы дано, навыка нет. Вот Сидоров и предложил ему эти навыки развить. Поговорить со специалистами. Валера страшно обрадовался. И потом он поехал в Москву. Совершенствоваться.
Встретил я Валеру потом уже через год. О московской поездке вспоминал он нехотя. По его словам, попал он в какой-то солидный институт, только секретный. С него взяли подписку о неразглашении.
Ну, изучали его паранормальные особенности. Приборы, гипнотизеры, лаборанты, датчики и так далее и тому подобное.
Здесь нужно сказать вот о чем. У Валеры еще до секретных эскулапов была книга. Настоящая волшебная книга. Ну вроде практического-руководства по магии. Но только в тех, что на прилавках валяются, на лотках, ни шиша вы не найдете. Баловство, на уровне кружка того же самого. Та, что была у Валеры, досталась его родителям по наследству. Дед шатался где-то по лесам и весям. Семейное предание. Книг таких в мире наперечет. Он мне показывал. Денег она столько стоит, что можно квартиру купить. Я ему советовал сдать ее, избавиться. Тем более что книга с характером. Если не признает хозяина нового за человека, со свету сживет. Это тоже Валериному деду передали в качестве напутствия. Дело древнее и темное. Валера продавать отказался, хотя покупатели были. Он книгу засветил с моей помощью, и ее попробовали у него украсть. Но не вышло. Воры эти, фарца питерская, разбились на машине. На ровном месте в светлое время суток. Один жив остался, только расшибся сильно. Когда вышел из больнички, повторил попытку. И все. Возле дома Валериного нашли его без чувств. Но живого. Сердечный приступ. Живой укор совести. Пошел по Питеру звон, и книгу эту фарца из планов своих списала. Вроде как предупреждение им вышло. Книга Валеру признала за хозяина.
— И что там такое? Что там, Йонас, кроме рецептов для порчи и напутствий для проникновения в тонкие миры?
— Там заклинания. Ну, про волшебные слова слышали? Сказки читали?
— То есть как «заклинания»?
— А вот так. Как слышали. Чтобы превращать, например, мента в жабу или наоборот.
— Ладно. Оставим личности. И что? Любой может превращать?
— Нет. Не любой. Тот, кого книга признает за хозяина. То есть опыт какой-то надо иметь и чтобы жизненное предназначение соответствовало.
— Опыт чего?
— Опыт интуитивного общения с князем Тьмы. Очень хотеть и иметь способности.
— Телепин имел?
— Получается, что так.
— А через книгу он общается с ним напрямую…
— Так точно.
— Ладно. Это мы выяснили. Что же теперь он делает? Где находится?
— Князь Тьмы?
— Нет, это круто. Валера Телепин где?
— Живет в городе Питере. Адрес скажу, но чтобы вы мне больше вопросов потом не задавали и не приезжали больше.
— Это хорошо ты решил. Совесть решил очистить?
— Именно.
— Ну, излагай дальше.
— Никто в той секретной лаборатории не знал, что у Валеры есть книга. Он, понятно, помалкивал. И однажды понял, что те, кто с ним работает, посвящены… То есть они тоже в заклинаниях разбираются. У них это называлось как-то вроде эмоционально смыслового кода. Валера на слух знал эту тарабарщину. Помнил…
С Валерой работали как с ретранслятором. То есть он должен был произносить колдовскую формулу, переводить ее на свой уровень и ретранслировать. Потом в виде импульсов она снималась датчиками с коры головного мозга и они получали спектр частот. Ну примерно что-то такое. И вот просто-напросто, накладывая эти частоты на какой-то текст, добивались посыла информационного.
— То есть воздействовали на окружающих.
— Колдовали. И, как понял Валера, использовали телекартинку.
— И как же он ушел оттуда? Как его отпустили?
— Он стал косить под психа. Старо как мир, но получилось. Наверное, использовал что-то из заклинаний. А потом просто сбежал. Его бы нашли и уничтожили, будь он хоть трижды колдун. Но началась у вас в Москве заваруха, потом продолжилась, и опыты эти как бы свернули. Ведомство-то было военное. Недофинансирование и прочее.
— Так это было до встречи Нового года со стариком Хоттабычем?
— До. Он тогда и квартиры-то часто менял оттого, что боялся.
— А после того как вы расстались, когда ты сбежал с той квартиры, вы не встречались?
— После нет. Я хотя и был в Питере, но с Валерой не встречался. Не удалось. И если честно, то и не хотелось.
— Ну живи покуда. А скажи еще, фамилию такую, Бухтояров, ты не слышал?
— Нет.
— А Охотовед? Кличка такая есть?
— Нет, начальник. Я все сказал. Теперь жить хочу. С чистой совестью в свободной Литве.
— Ну, будь свободен.
— Постараюсь.
Зверев вернулся тогда в комнату к Гражине. Про нее-то он и вовсе не спросил у Ларинчукаса. Все равно тот бы ничего более не сказал. Оставалось совсем немного времени до возвращения в Питер, и к тому же выпал преждевременный снег.
Вошел референт-душеприказчик. Он был не очень весел.
— Пойдемте.
Зверев встал, надел ботинки, поправил воротничок рубашки. Референт пропустил его вперед.
Они спустились в подвал. Цементный пол, стены в крупной кафельной плитке, белой, без орнамента. Лампа мощная на штативе, кресло зубоврачебное посредине. Рядом стол. На нем нечто такое, что Звереву сразу не понравилось. Цилиндр осциллографа, пультик какой-то, провода, клеммы.
— А где же Хозяин? — поинтересовался он.
— Какой Хозяин?
— Обыкновенный. Повелитель судеб.
— Вы что-то путаете, господин Зверев. Не было здесь никогда никакого Хозяина. Ни здесь, ни тем более в другом месте. А вот вы-то зачем сюда пожаловали?
— А вы зачем мне телефон прямой связи давали? Из озорства?
— Мы вас принимали за серьезного человека. Но вы наших надежд не оправдали.
— Я хочу сделать официальное заявление.
— Вам сейчас будет предоставлена такая возможность. В кресло сядьте.
— Кресло — это несколько навязчиво.
— Тем не менее сядьте.
Зверева подхватили услужливые руки, повели, посадили. Легли на запястья ремешки, затянулись как бы сами собой, прилепились пластинки датчиков. То же проделали и с лодыжками. На голову надели ему кольцо, от него еще нашлепки на виски.
— Вы не очень были с нами искренни, Юрий Иванович.
— Я ведь к вам в прошлый раз не напрашивался.
— Но сейчас-то сами пришли?
— Но вы же этого хотели?
— Вы нам как бы больше уже не интересны. Все, что могло произойти, произошло. Люди погибли, министры полетели, в стране вот-вот чрезвычайка. Вы же совсем рядом шли все это время. Руку на пульсе держали. Что ж на связь-то не выходили?
— Отчего же? Я докладывал руководству. Оно с информацией не справилось.
— Да вас как ребенка провели. Пока эту пусковую установку брали, пока людей отвлекли, он баржу подтянул к морвокзалу и выстрелил. Один офицер в коровнике готовит оружие возмездия, другой с баржи стреляет. Бред полный. И только потому, что бред, состоялось.
— Я хочу сделать заявление.
— Кому, интересно?
— Официальному представителю государственной власти.
— Все шутите? Вот чтобы шутить было неповадно, отвечайте на вопросы. Потом, может быть, разрешим. Все разрешим. Фамилия.
— Зверев.
— Имя.
— Юрий.
— Какой сегодня день недели?
— Среда.
— Когда у вас день рождения?
— Летом.
— Хорошо. Пусть будет так. Ваше отчество?
— Иванович.
— Фамилия.
— Зверев.
— Где вы работали до встречи с нами?
— В милиции.
— Где Вакулин?
— Погиб.
— Где Бухтояров?
— Не знаю.
— Где Охотовед?
— Не знаю.
— Это одно лицо?
— Да.
— Какой сейчас месяц?
— Ноябрь.
— Вы были на подводной лодке К-67?
— Был.
— Вы убили Костромичева?
— Нет. Разве он убит?
— Отвечать односложно. Вы женаты?
— Нет.
— Вас привезли сюда на автомашине?
— Да…
Примерно через час Зверева отстегнули от кресла, разрешили встать, размять руки.
— Идите пока к себе. Отдохните.
— А я не устал.
— Отведите его на диван. Чаю дайте.
— Водки нельзя?
— Нельзя.
— А жаль…
На настоящий допрос Зверева повели ночью.
— Зачем ты пришел к нам?
— Сделать заявление.
— Делай.
— Только Хозяину.
— Сейчас ты сделаешь нам все заявления, какие нужно.
Его били недолго. Просто от каждого удара ломались ребра, стальные костяшки пальцев безошибочно находили те точки, которые как бы многократно усиливали с виду легкие тычки и подзатыльники, толчки и затрещины. Кровь стекала тонкой струйкой изо рта его и капала на пол, недавно вымытый, еще влажный, прохладный и зовущий. Его поднимали и били снова, как бы невзначай. Потом усадили в кресло.
— Настоящую фамилию Охотоведа знаешь?
— Да.
— Назови.
— Бухтояров.
— А твоя фамилия как?
— Зверев.
— Какой сегодня день недели?
— Среда.
— Уже четверг. Где сейчас Бухтояров? Где Охотовед?