Этейн отметила, что куртка Скираты со смертоносной коллекцией ножей осталась висеть на спинке стула.
Сержант медленно покачал головой. Вау был намного выше и на несколько килограммов тяжелее, но Скирату такие подробности, похоже, никогда не волновали.
— Но ведь потому и хорошо быть мандо. Если тебе не нравится твоя семья, можешь уйти и выбрать другую. — Он вдруг словно постарел и стал очень грустным, маленьким и раздавленным жизнью. — Ты собираешься ей все рассказать? Ладно, Этейн. Мои сыновья отреклись от меня. По мандалорскому закону дети могут официально отречься от родителя, который их опозорил, но это бывает редко. Мои сыновья ушли со своей матерью, когда мы развелись, и, когда я исчез — уехал на Камино, — они не смогли меня разыскать и объявили меня дар'буиром. Больше не отцом.
— О, Кэл. Сочувствую. — Этейн понимала, насколько это было тяжело для мандо'ада. — И ты узнал об этом, когда покинул Камино?
— Нет. Джанго сказал, когда они меня стали искать. Это было… спустя четыре года? Или три? Я забыл. Два сына и дочь. Тор, Иджаат и Руусаан.
— Зачем они тебя искали?
— Моя бывшая жена умерла. Они хотели мне сообщить.
— О…
— Угу.
— Но ты мог им сказать, где находишься. Джанго мог бы поговорить с ними.
— И?..
— Ты мог бы с ними помириться.
— И?..
— Кэл, ты мог бы как-то все им объяснить, и этого не случилось бы.
— И разболтать, что мы тут обучаем армию? И подвергнуть опасности моих ребят? Никогда. И чтобы ни слова никому из них, поняла? Это единственное, что я от них скрываю.
Он пожертвовал своим добрым именем и последним шансом заслужить любовь и прощение близких ради солдат, которых обучал. От осознания этого Этейн показалось, будто ее ударили в грудь.
Она повернулась к Вау:
— Ты тоже относишься к солдатам как к своим детям?
— Конечно. Других у меня нет. Потому я и научил их выживать. Не думай, что я их не люблю, только потому, что не балую их как малышей.
— Начинается, — презрительно сказал Скирата. — Сейчас он тебе расскажет, как отец сделал из него человека, выбив из него весь осик. Ему от этого не было никакого вреда, нет, сэр.
— Я из своей партии потерял троих, Кэл. Это что-то да говорит в пользу моих методов.
— А я потерял четырнадцать. Ты хочешь что-то сказать?
— Ты размяк. У тебя нет инстинкта убийцы.
— Да, я своих не превращаю в зверей, как ты, хут'уун.
Этейн встала между ними, разведя руки. Обрывки старых разговоров складывались в пугающе четкую картину. Стрилл, ворча, спрыгнул на пол и стал расхаживать перед Вау, словно защищая его.
Хорошо, что двери спален были закрыты.
— Пожалуйста, прекратите. Еще не хватало, чтобы солдаты услышали, как вы пререкаетесь. Девятый правильно сказал: оставьте это для врага.
Скирата повернул голову, настолько быстро и полностью сосредоточившись, что Этейн почувствовала рябь в Силе. Но это не была реакция человека, уязвленного неприятным замечанием. Это была неподдельная боль. Скирата покосился на Мирда, словно собираясь пнуть его как следует, и побрел на посадочную платформу.
— Не надо так с ним, — сказала Этейн Вау. — Пожалуйста. Не надо.
Вау лишь пожал плечами и взял огромного стрилла на руки, словно щенка. Тот любовно лизнул его в лицо.
— В бою можно быть холодным как лед либо горячим как огонь. Кэл горяч. В этом его слабое место.
— Ты говоришь совсем как мой бывший учитель, — сказала Этейн и направилась на платформу к Скирате.
Аэротрассы Корусанта простирались вверху и внизу, создавая иллюзию бесконечности. Этейн оперлась о перила, так что их головы были на одном уровне, и тоже посмотрела вниз. Потом перевела взгляд на лицо Скираты:
— Кэл, если хочешь, я могу что-то сделать с Вау…
Он быстро замотал головой, не поднимая глаз:
— Спасибо, ад'ика, но с этой кучей осика я справлюсь сам.
— Он быкует, не позволяй собой манипулировать.
Скирата молча поводил челюстью:
— Я сам виноват.
— В чем?
— Что посылал моих мальчиков на смерть.
— Кэл, не надо так терзаться.
— Но я же взял кредиты, правда? Джанго свистнул — и я прибежал. Я обучал их с самого детства. Когда они были еще малышами. Восемь, девять лет — ничего, кроме подготовки и боев. Ни прошлого, ни детства, ни будущего.
— Кэл…
— Они нигде не бывают. Не пьют. Не ухаживают за женщинами. Мы их натаскиваем, латаем и бросаем из одного боя в другой, без отдыха, выходных и возможности расслабиться, а потом подбираем тех, кто уцелел, и посылаем снова на фронт.
— И ты всюду с ними. Благодаря тебе они обретают наследие, семью.
— Я ничем не лучше Вау.
— Не будь тебя, твое место занял бы кто-нибудь вроде него. Ты относишься к своим солдатам с любовью и уважением.
Скирата испустил долгий выдох и сложил руки на груди, по-прежнему опираясь локтями о перила балкона. Внизу просигналил спидер.
— Рассказать кое-что? Тренировки с настоящими боеприпасами. Они начались на шестом году созревания. Это значит, что я посылал на смерть десятилетних мальчиков. И одиннадцати, и двенадцати, и так до тех пор, пока они не стали взрослыми. Я потерял четверых из своей партии из-за несчастных случаев на тренировках. Некоторых убил сам, из своей винтовки. Их убил мой реализм. Вот о чем подумай.
— Это случается в любой армии.
— Ну так спроси у меня, почему я не сказал: «Хватит, достаточно»? У меня были довольно нехорошие мысли на твой счет, почему ваши не отказались командовать армией рабов. Но потом я подумал: «Кэл, старый хут'уун, а чем ты лучше ее? Ты и сам не протестовал».
— Твои солдаты обожают тебя.
Скирата прикрыл глаза и на мгновение крепко зажмурился:
— Думаешь, мне от этого легче? Вонючий стрилл любит Вау. Чудовища нередко вызывают иррациональную любовь.
Этейн подумала было, не успокоить ли его аккуратным внушением, что он не должен чувствовать себя виноватым. Но Скирата — человек независимый, с сильным интеллектом. Он догадается, что на его разум воздействуют, и просто отмахнется от ее манипуляций. А если попросить его посодействовать… нет, Скирата никогда не искал легких путей. Как ни пытайся его утешить, станет только хуже.
Это было одним из проявлений его уникальной и неотразимой отваги. Поначалу Этейн казалось, что за внешней грубостью этого человека скрывается всего лишь стыдящийся самого себя мачо. Но Скирата ничуть не стыдился своих эмоций. Он не боялся держать свое сердце на ладони. Возможно, это и помогало ему убивать еще более умело: он мог любить так же крепко, как и бить.
«Сила, хватит мне напоминать. Двойственность. Я знаю. Знаю, что света без тьмы не бывает».
Но ее духовные метания сейчас не играли никакой роли. Она носила ребенка Дармана. Очень хотелось признаться прямо сейчас, но Этейн знала, что придется подождать.
— Ты их любишь, Кэл, а любовь не может быть чем-то плохим.
— Да, люблю. — Его суровое, изрезанное морщинами лицо казалось олицетворением страстной искренности. — Люблю их всех. Изначально у меня было сто четыре подопечных, не считая моих «Нолей», а сейчас осталось девяносто коммандос. Говорят, нельзя, чтобы родители переживали своих детей. А я переживу их всех, и мне кажется, что я заслужил эту кару. Я был хреновым отцом.
— Но…
— Нет. — Он поднял руку, заставив Этейн замолчать. Скирата умел быть благожелательным, но властным. — Это не то, что ты думаешь. Я не использую этих парней, чтобы успокоить свою совесть. Они достойны большего. Я лишь использую то, чему научила меня жизнь, — ради них.
— Разве это важно? Главное, что ты их любишь.
— Да, важно. Мне надо знать, что я люблю их за то, кем они являются, иначе получится, что для меня они все-таки вещи. Мы мандалорцы. Понимаешь, мандалорец — это не только воин. Он отец, он сын, и семья — это очень важно. Эти мальчики заслуживают того, чтобы у них был отец. Они заслуживают и собственных сыновей и дочерей, но этому не суждено сбыться. Но сами они могут быть сыновьями, а отец обязан научить своих детей двум вещам: чтобы они могли позаботиться о себе и чтобы знали, что отец отдаст за них жизнь. — Скирата положил голову на локти и посмотрел в туманную бездну внизу. — И я ее отдам, Этейн. Отдам. Мне следовало иметь такую же убежденность, когда я заварил ту кашу на Камино.
— И просто уйти? Пусть делают что хотят? Потому что это не изменило бы программу клонирования ни на йоту, хотя ты и считал бы, что совершил отважный поступок.
— Вот, значит, как ты думаешь?
— Что если хлопнуть дверью и отказаться от командования, это успокоило бы твою совесть, но им бы ничуть не помогло?
Скирата на секунду положил голову на руки:
— Что ж, ты ответила на мой вопрос.
Будучи джедаем, Этейн не знала своих родителей и этим не отличалась от клонов, но в это мгновение она поняла, кого бы хотела в отцы. Она придвинулась к Скирате, приобняла его и прижалась головой к его голове. В уголке его глаза блеснула слеза, скатилась по морщинистой щеке, и Этейн вытерла ее рукавом. Скирата вымученно улыбнулся, не отрывая взгляда от далекого потока машин.
— Ты хороший человек и хороший отец, — сказала девушка. — Даже не сомневайся в этом. Твои ребята не сомневаются, и я тоже.
— Ну, я не был хорошим отцом, пока жизнь не заставила.
Но скоро ему предстояло стать и дедом; Этейн знала, что он будет счастлив. Она вернула Дарману будущее. Этейн закрыла глаза, любуясь растущей внутри новой жизнью — сильной, странной и удивительной.
«ХАТА КИББУ», БАР, 18:00, 385 ДНЕЙ ПОСЛЕ ДЖЕОНОЗИСА
Ордо нашел местечко за столиком, втиснувшись между Девятым и Боссом, и налил себе сока.
Корр показывал Запалу опасный трюк с виброножом, для которого требовались быстрые рефлексы, чтобы убрать ладонь до того, как лезвие воткнется в деревянную поверхность. Запал глядел с опаской.
— Но у тебя металлическая рука, хитрый