Ни Джусика, ни Этейн не было видно. Дальше по коридору Пятому улыбнулась удача. Атин сидел на стуле в своей комнате и чистил броню.
— Я на дежурстве, пока Скирата не вернется, — сказал он, не дожидаясь вопроса.
— Что случилось?
— Ничего.
— Ласима тебя будет ждать, я уверен.
— Ласима тут ни при чем.
— Ага, что-то все-таки случилось.
— Гляжу, ты не отступишься. — Атин всегда был замкнутым парнем, хотя и нашел свое место в новом отделении, где царила совсем другая культура, чем в его родном. Пятый постоянно узнавал что-то новое о брате, который тренировался в другой группе. — Ладно. Дело сделано, и теперь мне надо уладить один вопрос с сержантом Вау.
— Он больше не сержант.
— Я убью его все равно.
Это была просто трепотня. Мужские похвальбы. Пятый закрыл дверь и уселся на противоположной кровати.
— Я как бы на дежурстве, — сказал Атин.
— Я разговорил Седьмого насчет того, откуда у тебя рана на лице.
— Итак, ты знаешь. Вау спустил с меня шкуру за нытье, что, мол, я вернулся с Джеонозиса, а мои братья нет.
— Но дело не только в этом. Ты знаешь сам. Ты не первый коммандо, который сцепился со своим сержантом.
— Знаешь, мне нравится больше, когда ты смешной и бестолковый.
— Нам надо знать.
— Усень'е. — На мандо'а это был самый грубый способ сказать кому-нибудь, чтоб отвязался. — Это вас не касается.
— Касается, если ты задерешься с Вау и он убьет тебя, а не наоборот, нам понадобится замена.
Атин положил на пол спинную пластину, которую чистил, и потер глаза:
— Так ты хочешь знать? Серьезно? Гляди.
Он просунул пальцы под горловину нательника и дернул переднюю секцию. Зацепный шов разошелся. Пятый не увидел ничего нового по сравнению с тем, что доводилось видеть в уборных: плечи и руки Атина покрывали длинные белые полосы шрамов. Такая картина была обычным делом в ВАР. Несмотря на броню, солдаты травмировались на тренировках и в бою. Но шрамы Атина выступали особенно рельефно.
Шрамы оставались часто, особенно если быстро не обработать рану бактой.
— Это Вау тебя так отделал?
— Вау меня чуть не убил, поэтому, когда я выбрался из бакта-камеры, то сказал, что когда-нибудь убью его. Справедливо, ты не находишь?
Неудивительно, что Корр считал коммандос немного «раскрепощенными». Клону, воспитанному на холодном каминоанском экспресс-обучении и имитационных тренировках, они казались опасно непредсказуемыми.
— «Убить» — это немного перебор, — сказал Пятый. — Сломать ему нос — еще куда ни шло.
— Это уже сделал Скирата. Слушай, если Вау считал, что нам не хватает инстинкта убийцы, он его немного стимулировал. Заставлял тебя биться с братом. У нас был выбор. Мы могли драться друг с другом, пока один уже не мог стоять на ногах, или могли драться с ним самим.
Пятый подумал о Кэле Скирате — самом суровом и жестком человеке из всех, кого он знал. О Скирате, который заботился о том, чтобы его бойцы хорошо питались и регулярно отдыхали, добывал для них запрещенные лакомства, учил их, подбадривал, говорил, что гордится ими. И это давало неплохие результаты.
— И?.. — спросил Пятый.
— Я выбрал Вау. У него был настоящий клинок из мандалорской стали, а я был безоружен. Я просто кинулся на него. Никогда в жизни мне так не хотелось убивать, и он просто порезал меня. А Скирата узнал и выбил из Вау весь осик. Эти двое никогда не ладили.
— Так, значит… это дело с Седьмым. Ты сказал Скирате.
— Нет, Скирата сам как-то узнал. Я даже не уверен, что он вообще меня знал до осады космопорта. — Атин снова взял в руки пластину и принялся ее чистить. — Так что теперь ты знаешь.
Пятому подумалось, что крепкий удар в челюсть Вау поможет унять ненависть Атина. Но тут ему пришло в голову, что брат говорил на полном серьезе.
— Ат'ика, а ты не задумывался, что будет с тобой, если ты его таки убьешь?
— Я сегодня убивал людей, не соблюдая законных правил ведения боевых действий. Еще один труп роли не играет. К тому же меня все равно скоро убьют.
— Да, но есть же Ласима.
Атин помолчал, стиснув в руке клочок ткани.
— Да, есть.
— И потом, как ты вообще собираешься убить Вау?
— Ножом. — Он поднял правую перчатку и с громким лязгом выдвинул клинок. — По-мандалорски.
«Это не бравада. — Пятый заколебался, не зная, как быть. — Он реально собирается это сделать».
И он решил засесть возле выхода на посадочную платформу, дожидаясь, когда через дверь войдет Вау.
Этейн была не в силах заснуть. Она сидела на посадочной платформе вместе с Джусиком и медитировала. Несмотря на все убийства прошедшего дня, она обнаружила внутри себя центр спокойствия, которого раньше не было: внутреннюю безмятежность, которой она не могла достичь за годы трудов и тренировок.
«А всего-то нужно было — обрести иное живое существо, чтобы заботиться о нем. Вот она, истинная отрешенность, к которой мы должны стремиться: не подавлять свои эмоции, а ставить другого человека выше себя. Привязанность к самому себе — вот путь на темную сторону».
Хитросплетение серебристых нитей, которым казался в Силе ее ребенок, стало более сложным, более запутанным. Этейн чувствовала целеустремленность, ясность и азарт. Этот человек будет необыкновенной личностью. Ее уже не терпелось с ним познакомиться.
И когда наступит время, она расскажет Дарману о своих ощущениях. Она представила радость на его лице.
Этейн вышла из транса. Джусик стоял в нескольких метрах от нее, глядя за рукотворный каньон в направлении Сената.
— Бардан, у меня есть вопрос, с которым я могу обратиться только к тебе.
Он с улыбкой повернулся:
— Я отвечу, если смогу.
— Как мне сказать Дарману по-мандалорски, что я люблю его?
Этейн ожидала шока или осуждения. Джусик заморгал, уставившись в какую-то точку за пять метров.
— Не думаю, что он настолько бегло говорит на мандо'а. Но «Ноли» говорят.
— Спасибо, я не собираюсь объясняться в любви к Ордо.
— Хорошо. Попробуй сказать… «Ни кар'тайли гар дарасуум».
Этейн несколько раз повторила фразу про себя.
— Запомнила.
— Это то же слово, что «знать», «хранить в сердце», — кар'тайлир. Но ты добавляешь дарасуум, «навсегда», и это меняет весь смысл.
— Это многое говорит о взглядах мандалорцев на романтические отношения.
— Они считают, что самое главное в любви — знать о партнере все. Они не любят сюрпризов и скрытых граней. Воины так устроены.
— Прагматичный народ.
— Тогда жаль, что мы, джедаи, с ними не подружились. Нам тоже прагматизм бы не помешал.
— Ты не стал читать мне нотаций о пагубности привязанностей. Спасибо.
Джусик повернулся к ней с широкой ухмылкой, которая могла лишь означать, что сам он пребывает в полной гармонии с собой. Он обвел руками свою одежду: тускло-зеленые мандалорские доспехи, состоявшие из куртки и штанов. На полу стоял шлем того же цвета со зловещим т-образным визором.
— Ты полагаешь, — сказал Джусик, — что я вернусь в Храм джедаев вот в этом? По-твоему, это не привязанность?
Его это и впрямь забавляло. Джусик рассмеялся. Оба они были олицетворением всего, чего не одобрял Орден.
— У Зея будет истерика.
— Кеноби носит солдатскую броню.
— Генерал Кеноби не говорит по-мандалорски. — Веселость Джусика была заразительной и смешивалась с усталостью и испуганным облегчением, которые были так заметны у Пятого. — А солдаты не называют его «малышом Оби-Ваном».
Джусик снова посерьезнел.
— Наш кодекс был написан в те времена, когда мы были хранителями мира. Мы никогда не вели войн, таких как эта, и не эксплуатировали других. Это меняет все. Поэтому я просто должен сохранять привязанность — сердце говорит мне, что это правильно. Если это не совместимо с ролью джедая — что ж, я знаю, какой выбор сделаю.
— Ты уже его сделал, — сказала Этейн.
— И ты. — Он махнул рукой в сторону ее живота. — Я чувствую. Я уже слишком хорошо тебя знаю.
— Не надо.
— Из-за этого нам обоим будет нелегко, Этейн.
— Дарман еще не знает. Не говори никому. Обещай.
— Конечно не скажу. Я слишком многим обязан Дарману. Им всем, на самом деле.
— Ты надорвешься, пытаясь стать таким, как они.
— Меня это устроит, — сказал Джусик.
Он не хотел быть хранителем мира. Не проявись в нем Сила, он мог бы стать ученым, инженером. Создавать удивительные вещи. Но он хотел стать солдатом.
И Этейн пришлось тоже, хотела она того или нет, потому что она была нужна своим бойцам. Но она решила: как только война закончится, она уйдет из Ордена джедаев ради более трудной, но и более приятной дороги.
Скирата с изрядным удовлетворением посадил зеленый спидер на платформу. Он намеревался поручить Энакке перекрасить машину и удалить ее из базы номеров, но это было для нее рутинной работой. Она злилась из-за того, что была вынуждена возвращать на место множество спидеров — иногда просто брошенных за неимением иного выбора, — но горсть кредитов успокаивала ее.
Вау выбрался с сиденья пассажира, и Мирд выпрыгнул следом, счастливо урча и скуля.
— Я намерен пропустить стаканчик тихаара, — объявил Скирата. — Если стрилл хочет спать внутри, то пускай.
— Пожалуй, я присоединюсь к тебе за выпивкой. — Вау снова взял Мирда на руки. — Операция отнюдь не идеальная, но парни нанесли врагу солидный урон, и за очень короткое время.
Это было почти похоже на цивилизованный разговор. Точнее, до того момента, когда дверь открылась и они чуть не налетели на Пятого. Тот выставил руки, преграждая дорогу.
— Сержант, Атин в плохом настроении. — Пятый повернулся к Вау, который поставил Мирда на ковер и снял шлем. — Сержант Вау, я думаю, вам лучше к нему не подходить.
Вау лишь слегка опустил голову и сокрушенно вздохнул:
— Что ж, покончим с этим.