Он остановил такси. Сел на переднее сиденье рядом с водителем.
- Поедем в аэропорт.
Пожилой таксист окинул его привычным взглядом, тронул машину с места.
- С Антарктики?
- Оттуда.
- И в Ленинграде задержаться не хочется?
- Еще вернусь, - широко улыбнулся Васька. - Кореш у меня из связи ушел. Найду и вернусь вместе с ним.
Он вытащил из кармана шикарные сигареты, вздохнул и спросил:
- "Беломорчика" не найдется? Фабрики Урицкого. Шофер протянул пачку "Беломора".
- Возьми себе!
От Васькиных сигарет шофер отказался:
- Ты это тоже оставь. Оставь при костюме. Такой костюм требует.
- Механик Лев Клавдиевич уговорил. Ты, говорит, должен быть современным человеком, Прозрачный. Ты, говорит, на переднем фронте науки.
Васька сидел у Никодимыча.
- Писал, - сказал Никодимыч. - Писал и теперь пишет.
Он достал с книжной полки какой-то толстый научный том. Мелькнула надпись: "Никодимычу от верного ученика".
В томе были запрятаны замызганные конверты.
- От Лены прячу, - пояснил Никодимыч. - Она тут уборку по временам затевает.
- Так, - сказал Васька. - А прятать зачем?
- Он ослеп. Совершенно ослеп. Преподает географию за Полярным кругом. Он, видишь ли, убежден, что Лене лучше забыть про него.
- Понятно, - Васька налил в рюмки еще коньяка.
Они сидели по-домашнему в тесной комнате Никодимыча и толковали, положив локти на стол.
- А вы как считаете? - спросил Прозрачный.
- Я ведь уже не тренер. Ушел. Решил, что взгляды мои устарели. И потому не могу вмешаться. Может быть, если бы я раньше ушел, Сашка бы не ослеп. Хотел я красиво уйти с горнолыжного горизонта. Оставить после себя.
Васька отодвинул свою рюмку и встал:
- Вот что, я их сведу. Разлетись шестеренки, но я их сведу.
- Как? - спросил Никодимыч. - Отпуск четыре месяца. Денег хватит. Я ее в мешок посажу и...
- А надо?
- Не знаю. Я не умом. Я движением души буду действовать. Где адрес Лены? И какой к ней подход?
- Никакого, - сказал Никодимыч. - Скажи, что адрес Сашки тебе известен. Билет помоги купить.
- Я сам с ней полечу. Для присмотра за этими дурачками.
- Таких девушек нет, Вась, - сказал Никодимыч. - Или очень немного.
Васька накинул пиджак, висевший на спинке стула. Затянул распущенный галстук.
- Девятая специальность, - пошутил он. - Васька в качестве свата.
БЕРЕГ
...Море входило здесь в берег широкой бухтой. Сашка сидел на поросшем травой обрывчике. За спиной с косогора шла дорога, и по дороге пыльно катили грузовики. Солнце садилось. Сзади подошел тот самый конопатый парнишка с выбитым зубом.
- Сапрыкин? - не оглядываясь, спросил Сашка.
- Я!
- Садись рядом.
Пацан сел рядом с Сашкой.
- Вы как меня узнали?
- По дыху, - серьезно ответил Сашка. - Я, брат, любого мальчишку за сто метров узнаю по дыху. Помолчи!
Сапрыкин все так же обожающе глянул на Сашку, прихлопнул рот.
- Солнце садится?
- Садится, - ответил Сапрыкин.
- Бухта гладкая?
- Гладкая.
- Видишь зеленый луч? Смотри на бухту.
- Вижу, - искренне соврал рыжий Сапрыкин. Сашка молчал.
- А к вам дядя и тетя приехали. Кра-асивые оба! - вздохнул Сапрыкин. Это правда, что он был в Антарктиде? А тетя ваша жена? Она, значит, Нютке мамой будет? Или нет?
Сашка молчал. Он стиснул руками неизменный свой прутик так, что побелели суставы.
- Иди, Сапрыкин, домой, - глухо сказал он. - Я посижу один.
- А все равно они вас найдут, - Сапрыкин был безжалостен.
- Это ты прав, - сказал Сашка. Он поднялся. Сапрыкин шел рядом.
- А песню не будем петь? - спросил Сапрыкин.
- Какую?
- Какую всегда. "Дрожите, королевские купцы и скаредное лондонское Сити. На шумный праздник, на веселый пир мы к вам придем... при-дем?" отчаянным фальцетом завопил Сапрыкин. - А дальше забыл.
- "Мы к вам придем незванными гостями. И никогда мы не умрем, пока качаются светила над снастями".
- Незваные гости - это они?
- Они не гости, Сапрыкин. Они напоминание.
- О чем?
- Потом объясню.
- А пингвины все-таки не хохочут, Саш. Потом, когда я уж познакомился с ними, были, значит, моменты. Один момент капитальный был, - говорил Васька Прозрачный.
- Слышал по радио. В тундре был и про твои подвиги слышал.
- Ну-у, это не то говорили. Там, значит, так... - неожиданно Васька осекся. - Когда магазин закрывается?
- Зачем тебе магазин?
- Ну-у зайду, узнаю зачем. Я пошел.
Сашка стоял у окна. Лена сидела на диване у стенки. Хлопнула дверь.
- Здравствуй, Лен, - сказал Сашка.
Она молчала. По лицу ее текли слезы.
- Ты какая сейчас?
- Очень красивая. - И голос ее был голосом прежней Ленки.
- А я какой?
- Старый и безобразный.
- Ага, - согласился Сашка и неожиданно широко улыбнулся. - Теперь верю, что ты красивая.
- Не красивая, а обворожительная. А ты босяк.
- Согласен, - смиренно сказал Сашка. Васька Прозрачный, наплевав на шикарный костюм, сидел на ступеньках крыльца и был своим человеком среди своих же людей.
- Не согласен, - говорил он. - "Вихрь" - мотор капитальный. Ему надо дейвуд внизу подпилить, где выхлоп, и никакого заноса не будет. Утверждаю.
- Где подпилить-то?
- Эх! Давай завтра с утра. А потом на охоту двинем. Идет? Я, понимаешь, среди льда по траве стосковался.
Он встал, забрал со ступенек бутылки шампанского и пошел к дому.
- С ума сошел, Вась, - сказала Лена.
- А чего? Пусть постоит, попенится. Тем более что завтра я вас покидаю. Двигаю в тундру. На лодке. Уже договорился.
- Сапсегай сейчас близко со стадом. Навести старика, - попросил Сашка.
- Это дело! - горячо откликнулся Васька. - Обязан я его повидать или нет?
СМЕРТЬ ПРОЗРАЧНОГО
Сапсегай и Васька Прозрачный сидели у небольшого костра. Был конец полярного лета - время желтой травы, желтого воздуха, желтого неяркого солнца. Где-то в тундре неотрывно кричал журавль. Замолкал, и снова печальные трубные звуки плыли над тундрой.
- Слышишь? - сказал Сапсегай. - Остался один. Тоскует.
- Хорошо здесь. - Васька лег на спину. - Еще раз в Антарктиду смотаюсь и пойду в пастухи. Возьмешь?
- Приходи, - согласился Сапсегай. Прислушался. - Олени волнуются.
- Почему?
- В это время они дурные бывают. Там сзади худое место. Вот я и сижу. Побегут, много погибнет.
-А я не слышу, - сказал Васька. - До них же километра два.
- Привычка.
- Взял бы сейчас рюкзак, - размечтался Васька. - И шел бы, шел без конца. Людей бы разных встречал. Местность.
- Олени! - встревожился Сапсегай. - По руслу бегут. В худое место бегут.
- Счас! - Васька взметнулся на ноги. - Где? И что делать?
- Нет! - сказал Сапсегай. - Ты их не удержишь. Узкое русло. Сметут. Я сам.
Дробный рокот нарастал в стороне. Дробный рокот тысяч копыт по высохшему руслу тундровой речки.
- Я побегу.
- Не надо! - крикнул вслед Сапсегай, но Васька уже скинул ватник и бежал наперерез нарастающему грохоту.
Серой лавиной текли олени в припадке бессмысленного животного ужаса.
Сапсегай бессильно уселся на кочку. Сложил руки трубкой и завыл по-волчьи.
Передние олени заволновались и пробовали повернуть обратно, но сзади напирали другие, и вся масса пришла в сумбурное движение.
Васька Прозрачный скатился в русло реки.
- Эгей! - заорал он, размахивая телогрейкой. - Кончай панику, черти рогатые. - И Прозрачный кинулся им навстречу. Серая лавина поглотила его, только дважды взмахнула среди леса рогов телогрейка и взмыл над стадом огромный старый рогач...
Лена кончила заплетать Анютке косички и легонько шлепнула ее ниже спины.
- Ну-ка, отойди к стенке!
Анютка в новом тренировочном костюме застенчиво сверкала глазами.
- Красавица! - сказала Лена. - Теперь пора за уборку.
Она взяла тряпку и стала протирать книжную полку.
Отдельно стояла потрепанная книга. "Жизнь капитана Джона Росса". Лена взяла ее в руки. Глаза ее затуманились.
- Эту нельзя трогать, - предупредила Анютка.
- Почему?
- Он ее... предназначил. Дядя Саша.
- Кому?
- Сапрыкину. Который со всеми дерется, вздохнула Анютка.
Шумно вошел Сашка.
- Привет, дамы.
Анютка кинулась к нему.
Он потрогал ее голову. Нащупал косички.
- Ух ты!
В окошке возникла возбужденная девчоночья физиономия.
Девчонка отчаянно барабанила в стекло.
- Дядя Саша! Александр Васильич! Там Сапрыкин опять подрался.
- Угу! Сейчас буду.
- Я беспокоюсь, - ходила по комнате Лена
Беспокоюсь, и все
- Он полярник, успокаивал Сашка. - Полярники не пропадают.
- Он ребенок, сказала Лена. - Мальчишка, как этот Сапрыкин.
Сапсегай сидел рядом с телом Васи Прозрачного. Глаза у Прозрачного были открыты, и на лице застыло выражение изумления.
Тихие птичьи крики раздались в воздухе. Сапсегай поднял голову.
- Птичка кегали, - прошептал он. - Так и не успел он повидать птичку кегали.
Старик встал и пошел к яранге. Потом вернулся, снял с себя кухлянку и прикрыл, заботливо подоткнув со всех сторон, тело Васьки Прозрачного, Лица закрывать не стал, просто прикрыл, как будто мог озябнуть сейчас Васька Прозрачный.
За свой незаурядный век Сапсегай привык видеть смерть. И он давно уже пришел к выводу, что вероятность смерти для хорошего человека выше вероятности ее для плохого. Хорошим же человеком Сапсегай, естественно, считал того, кто рискует собой для других, либо любопытство и страсть жизни гонят к познанию неизученных мест, кто способен в минуту опасности забыть о себе. Такие люди гибли и будут гибнуть. Но мудрость природы заключалась в том, что род их не исчезает, на смену приходят, должны приходить другие. Такова была эпитафия Сапсегая, мысленно произнесенная