Когда это было? Кажется, прошел целый год.
Потом мы ходили с мамой в депо. Там хорошо знали отца и меня согласились взять учеником слесаря.
Сегодня, как все последние дни, я собрался на работу. Первый раз я пошел в депо в вечернюю смену.
Думал ли я, что буду возвращаться домой в мягком вагоне скорого поезда…
На столе лежала записка:
«Обед в холодильнике. Обязательно съешь суп. Не забудь взять костюм из чистки».
Олег вышел умыться и наткнулся на соседку Зинаиду Станиславовну. Раньше она работала методистом во дворце культуры, а теперь на пенсии.
Олег вежливо пожелал ей доброго утра и хотел пройти, но Зинаида Станиславовна заулыбалась:
— Какое же сейчас утро? По радио уже производственную гимнастику передавали. Добрые люди полдня отработали!
— А мне не к спеху, — сказал Олег. — Я сегодня в депо в вечернюю выхожу.
Кажется, у него это не плохо получилось, но на Зинаиду Станиславовну впечатления не произвело.
— Та-ак! — протянула она. — Значит, все-таки в депо? Ну что ж, хорошо, что не в дворники… Да, был бы здесь отец…
Дальше Олег не слушал. Он прошмыгнул мимо нее в уборную. Сюда уж она за ним не пойдет.
И какое ей дело до его отца? Он сам с ним объяснится, как мужчина с мужчиной.
Олег уже почти написал письмо отцу. Он так хорошо его вчера начал:
«Папа, ты, может быть, не вполне еще понимаешь, но я очень вырос за эти годы. Я теперь совсем взрослый…»
Суп Олег есть не стал, а на второе в холодильнике были его любимые картофельные котлеты с грибным соусом. Конечно, котлеты и соус надо было разогреть, но для этого пришлось бы снова выходить на кухню, а там Зинаида Станиславовна.
Олег съел котлеты и соус холодными, прямо из кастрюльки, чтобы не пачкать посуду. Атланты с укоризной смотрели на него. Все шесть.
— Ну что? — сказал им Олег. — Нечего глядеть, старики. Не всем дано родиться героями. Потом нужны обстоятельства. Вот мой папа — он в четырнадцать лет оказался в осажденном Сталинграде. Его оттуда вывозили через Волгу под бомбежкой, по горящей от нефти воде. Я бы там, может, тоже не испугался. А эта Зинаида Станиславовна страшней термоядерной войны. Кстати, папа ее тоже боится.
Олег запил котлеты компотом. Получилось совсем неплохо.
Надо было идти в химчистку. Мать выпустила рукава его старого костюма и отдала в чистку, чтобы Олег ходил в нем на работу. Но Олегу совсем не хотелось выходить сегодня на улицу в костюме, у которого рукава по локоть, а на брюках аккуратная заплата.
Вдруг он встретит ту девчонку с длинными глазами. Правда, он не знал, как покажется ей после вчерашнего вечера. Но встретить ее случайно, конечно, мог.
И потом в депо ему сказали, что сегодня выдадут спецовку. Так что он вполне мог пойти на работу в приличном виде.
Олег надел свой серый английский дакроновый костюм. Его прислал ему отец ко дню рождения в посылке вместе с нейлоновой рубашкой.
В коридоре, конечно, снова оказалась Зинаида Станиславовна.
— Куда это ты так вырядился? — прищурилась она.
— В депо, — сказал Олег. — У нас сегодня культпоход в народный театр.
— Что же вы идете смотреть? — заинтересовалась Зинаида Станиславовна.
Она страстная театралка.
— «Школу злословия», — вежливо ответил Олег и скрылся за дверью.
Спецовки ему не дали. Оказалась закрытой кладовая. Как последний стиляга болтался он среди слесарей и смазчиков в своем дакроновом костюме.
Бригадира куда-то вызвали к начальству. Все были заняты своим делом и на него только покрикивали, чтобы посторонился.
Олег вышел из депо. Постоял у ворот. Он всегда завидовал курящим. Вынул человек сигарету, сунул в рот — и вроде при деле. А тут не знаешь, куда себя девать.
Олег пробовал курить еще во втором классе, но так и не привык. Потом наслушался в доме санитарного просвещения лекций о вреде никотина: оказывается, 75 процентов людей, умерших от рака легких, — курильщики, так совсем решил никогда не курить. Но теперь, наверное, придется начать. Те, кто курит, легче знакомятся. Угостил человека папиросой — и уже приятели. Завтра же надо купить пачку «Казбека». В перекур вынет из кармана, скажет: «Пожалуйста, угощайтесь».
Торчать у депо было тоже неудобно: казалось, все обращают внимание на человека, стоящего без дела. Олег решил поискать бригадира.
Вечерело. По путям Сортировочной станции сновали маневровые тепловозы. Хриплый голос распекал по радио Сударкина, который загнал не на тот путь вагоны. Никогда не слышал Олег, чтобы по радио говорили такие слова.
Олег шагал по шпалам. Идти по ним неудобно, это все знают. Если наступать на каждую — шаги очень маленькие, а если через одну — то слишком большие. Олег стал шагать через одну.
Он шагал и думал о вчерашней девчонке. Удивительно крепко засела она у него в голове. Олег вспомнил ее взгляд, и снова стало нехорошо на душе.
А все Петька Щукин. Он виноват…
Чей-то крик заставил Олега поднять голову.
Впереди стоял человек и махал руками.
Олег не понял, что он хочет, но на всякий случай остановился. Человек замахал еще отчаянней.
Сзади послышался шум. Олег обернулся.
По рельсам на него стремительно катилась платформа. Тепловоза не было ни спереди, ни сзади. Платформа катилась сама собой, как в страшном сне.
Олег едва успел отскочить в сторону.
Платформа промчалась мимо и вдруг с разбегу остановилась, споткнувшись о подставленный башмак.
Человек у путей выпрямился и произнес в адрес Олега несколько слов. Текст, который достался Сударкину, был по сравнению с ними просто из «Родной речи» для первого класса.
Олег свернул и увидел Щукина. Он бежал через пути, придерживая на боку сумку с инструментами.
— Гуляешь? — крикнул он. — А я тебя по всему депо ищу!
Они учились вместе в пятом классе. Щукин был старше Олега. Потом он поступил в железнодорожное училище.
Теперь Олег встретил Петьку в депо. Щукин очень обрадовался, хотя в школе они не дружили. Но, наверное, так часто бывает: вот живешь рядом с человеком, разговариваешь с ним, здороваешься — и все. А оказывается, он тебе самый настоящий друг.
Петька сразу стал заботиться об Олеге. Куда-то бегал и сказал, что добился — Олега прикрепят к нему в ученики.
Олег не знал, радоваться ему или нет. Конечно, приятно с первых дней работать со знакомым, в общем со своим парнем. Но, с другой стороны, Щукин что-то не внушал ему доверия. Сам тоже первый год работает.
Правда, бригадир ничего о том, что Олег будет Петькиным учеником, и не говорил. Он сказал только: «Ладно, первое время походи, присмотрись. Потом и к делу приставим».
В депо шел срочный ремонт, не до Олега было.
Щукин оглядел приятеля.
— Ты что, снова на танцы собрался?
— Понимаешь… Опять кладовщика нет…
— Беда с тобой, Селезень… — вздохнул Петька. — Хоть за ручку води. Ну, пошли.
— Куда?
— У сто тридцать четвертого пескоструйка барахлит. Не отставай, шевели протезами.
Петька нырнул под стоящие на соседнем пути вагоны.
Олег снял пиджак, вывернул его подкладкой вверх, чтобы не испачкать — рубашка, черт с ней, отстирается, — и полез за ним.
Под заправкой стоял целый состав из тепловозов. Олег насчитал восемь, но Петька сказал, что их только четыре. Каждый тепловоз из двух одинаковых секций. Они прицеплены торцами друг к другу, и получается вроде дубля в домино. Восемь секций растянулись метров на сто с лишним.
Петька присвистнул:
— Вот это сцепочка, будь здоров!
Из первой кабины высунулся пожилой машинист.
— Зачем пожаловали?
— Помочь ветеранам труда, — сказал Петька. — Говорят, зашились, без нас не обойтись.
— Что же, в депо настоящего слесаря не нашлось? — нахмурился машинист и скрылся в кабине.
— Тяготеет над людьми груз прошлого, Олег, — громко произнес Петька. — Ведь сколько лет уже поем: «Молодым везде у нас дорога…» А вот старикам, извини, только почет…
Усатая голова машиниста снова показалась в окне кабины.
— У тебя рашпиль есть?
— Есть! — с готовностью отозвался Петька. — Дать?
— Самому сгодится… Попроси приятеля язык тебе подпилить.
Петька беззлобно рассмеялся. Что, что, а юмор он понимает, в этом Олег еще вчера убедился.
— Пойдем, Селезень, — сказал он. — Покажем, на что способно новое пополнение рабочего класса.
— Этот свистун тоже класс? — спросил машинист.
Он глядел на брюки Олега.
И что за манера судить о людях по одежде? Как будто наденет человек брюки в тридцать сантиметров шириной и сразу другим станет.
Олег хотел ответить машинисту похлестче, но не мог ничего придумать.
Хорошо, Щукин не растерялся.
— Подымай выше, батя, — сказал он, — трудовая интеллигенция! Пошли!
Нужный им тепловоз стоял последним в сцепке.
Петька полез в узкое пространство между секциями. Внизу на гладко срезанных торцевых стенках было по два бункера с песком. Около каждого из них откидные площадки, к которым шли лестницы. Одна лестница, побольше, вела на крышу локомотива.
Петька осмотрел бункеры.
— Здесь все нормально, — сказал он. — Пошли в кабину.
Ребята поднялись в кабину первой секции сто тридцать четвертого. Машинист, высунувшись из двери головного локомотива, смотрел на них.
Тепловоз мерно подрагивал. Работали двигатели. Отец брал как-то Олега на локомотив, но это было давно, и тепловоз был другой конструкции.
В кабине стояли два мягких вертящихся кресла. В большие овальные окна открывался обзор на три стороны.
На приборной доске — циферблаты и лампочки. Почти как в самолете. Рядом рукоятки, штурвалы, кнопки.
Петька возился, согнувшись в углу.
— Педаль подачи заедает… — бормотал он.
Олег покрутил одно из кресел. Оказывается, оно не только поворачивалось, но и подымалось вверх и вниз, как у зубного врача.