— Старшему? Ты говорил, что вы близнецы.
— Да, но он родился первым. На десять минут раньше меня. Право наследования Валькнута принадлежало ему. Теперь никто из жителей Тролльхола не сможет после смерти воссоединиться с душами своих родных, и это огромная трагедия для нас. Вместе с тем, мы остались без средств к существованию, и молодежь уезжает в большие города, чтобы обеспечить свое будущее и помочь родителям, оставшимся на острове.
— Куда же подевались ваши средства?
— Вместе с талисманом Ларс унаследовал карту, на которой обозначено расположение потайной бухты, где покоятся древние корабли, трюмы которых набиты сокровищами викингов. Отец приносил оттуда золотые слитки и другие ценности, сбывал их скупщикам, умеющим держать язык за зубами, а вырученные средства делил между жителями острова. Он никогда не брал много, таково было условие предков: пользоваться сокровищем викингов можно было в разумных пределах, для поддержания благополучия живущих на этой земле, но не для обогащения. Тем, кто уезжал навсегда, довольствие не полагалось.
— И что же, карта тоже пропала?
— Нет, просто без Валькнута найти бухту невозможно, хотя она и находится в мире живых.
— Чего же хочет Фроя? Попасть в обитель предков после смерти или добраться до сокровищ?
— Вот этого я не знаю.
24. Богиня Фрейя
Рин укладывается в постель, не зажигая света. Если бы Юхан не сказал ей, что Фроя здесь, она бы и не заметила: в тишине слышится лишь тиканье часов и слабый шелест морских волн за окном. Штора слегка колышется от ветра. Значит, окно закрыто неплотно. Следуя предостережению Яна, Рин поднимается, наглухо закрывает оконную раму и поворачивает задвижку. Задергивает шторы, прислушивается. Фроя прерывисто вздыхает во сне и начинает дышать глубже. Не разбудить бы. На цыпочках Рин возвращается и забирается под одеяло, стараясь не шуршать. Закрывает глаза. По щеке тонкой змейкой скользит ветерок. Не может быть! Рин смотрит на окно и видит, как край шторы вздымается над полом, а обе оконные рамы раскачиваются взад-вперед. Что за наваждение? Она пытается встать, но тело вдруг наливается свинцовой тяжестью, и возникает догадка, что ее сознание уже окутано липкой паутиной сна, но почему-то продолжает воспринимать сновидение как реальность.
Рин расслабляется и устремляет взор к звездному небу за окном. Движущаяся темная точка привлекает ее внимание. Через мгновение становится ясно, что это птица. Она быстро приближается, снижаясь, подлетает к дому и садится на подоконник. Вертит головой, как любопытная сорока, да и внешне она похожа на нее, только гораздо крупнее. Затем начинает дробно постукивать клювом в стекло, словно склевывает невидимых букашек. «Фроя! Фроя! Выходи! Я тебя вижу! — говорит она. — Фроя, просыпайся! Богиня уже идет!» Рин в недоумении. Мало того, что птица оказалась говорящей, так она еще и свободно изъясняется на русском языке! Подобное даже для сновидения чересчур! Хотя… С чего Рин взяла, что птичья речь звучит по-русски? Птица просто щебечет, как любая обычная птица, а ее щебет обретает словесную форму уже в голове Рин.
В глубине комнаты раздается скрип. К окну приближается Фроя. На ней только нижнее белье, не скрывающее недостатков фигуры. Несмотря на то, что в последние дни Фроя заметно помолодела, рыхлое тело выдает ее совсем не юный возраст. Сколько же все-таки лет этой загадочной женщине? И куда зовет ее говорящая птица?
— Пора! Пора! — вновь доносится щебет из-за окна.
Распахнув створки, Фроя садится на подоконник и бросает настороженный взгляд на Рин, вовремя успевшую сомкнуть веки. Она не замечает, что веки сомкнуты не до конца, и отворачивается. Сквозь частокол ресниц Рин наблюдает, как Фроя поднимает и подтягивает к себе длинные крепкие ноги, переносит их по ту сторону окна и сползает вниз. Птица взлетает, кружит над ее головой, а затем камнем падает на землю, и вместо нее с земли встает старуха в плаще и меховой шапке. Вильма! Фроя берет ее за руку, и вместе они идут к морю, над которым разгорается золотое сияние.
Дождавшись, когда женщины отойдут подальше, Рин бросается к окну и замирает, очарованная открывшимся зрелищем.
По небу катится колесница, запряженная двумя огромными белыми кошками, управляет которыми ослепительно красивая женщина с царственным выражением лица. Золотистые волосы развеваются ореолом вокруг ее головы, излучая сияние, подобное солнечному. Иссиня-черное, чернее ночного неба, платье без рукавов трепещет, облепляя ее сильное мускулистое тело. Одно плечо женщины прикрыто круглым золотым щитом, из-за другого торчит рукоять меча, сверкающая россыпью драгоценных камней.
Вильма и Фроя склоняются в почтительном приветствии. Колесница достигает земли, беззвучно катится по каменистому берегу и останавливается рядом с ними. Золотоволосая женщина встает во весь рост, который с виду как минимум вдвое больше человеческого, и величественно сходит на берег. Фроя падает на колени, подползает к ее ногам, обутым в высокие кожаные сапоги, и пытается поцеловать носки этих сапог. Присмотревшись, Рин брезгливо фыркает: Фроя не целует, а по-собачьи облизывает обувь прекрасной великанши!
— Вижу, идет тебе на пользу божественная пыль! — произносит небесная дева. — В последний раз омолодишься, и будет довольно! — Ее голос мелодичный и нежный, а речь, хоть и звучит необычно, но смысл сказанного так же понятен Рин, как и смысл щебета превратившейся в Вильму птицы.
— Благодарю тебя, богиня Фрейя! Юной красавицей ты меня сделала! — отвечает Фроя, поднимая голову. На щеках ее сверкает золотой румянец, а в глазах горит фанатичный блеск.
— Ни к чему мне пустые слова! Павших воинов жду в благодарность! Будущей ночью отправлю валькирий. Принесут мне валькирии воинов — и будем с тобой мы в расчете. А вернутся ни с чем — сама валькирией станешь, чтобы вечно служить мне за это!
— Согласна, моя богиня! Все сделаю, как обещала! Получишь ты павших воинов, молодых, крепких и смелых!
Тем временем Вильма приближается к колеснице. Гигантские кошки выгибают спины и шипят, в розовых пастях сверкают белые клыки.
Богиня Фрейя оборачивается и недовольно сдвигает золотистые брови:
— Зачем ты тревожишь моих быстроногих любимиц, старая вёльва? Гляди, когти у них хорошо отточены!
— Усмири своих кошек, великая Фрейя! Расчешу я их белую шерстку, а то, что вычешу, сгодится мне на шапку и перчатки! Они давно истёрлись, совсем уж не греют. Да и плащ полинял изрядно. Не дашь ли ты мне такой же красивой ткани, из которой сшито твое роскошное платье?
Фрейя запрокидывает голову и смеется, томно помахивая рукой в сторону Вильмы:
— Вот же хитрая колдовка! Что за магией ты владеешь? Отказать тебе язык не поворачивается, хоть я и великая богиня! Что ж, начеши себе шерсти на шапку и перчатки, и новый плащ я тебе подарю, так и быть! — Сказав это, Фрейя устремляет взгляд в небо, вскидывает руки над головой и шевелит тонкими пальцами, унизанными перстнями и кольцами. Спустя мгновение налетает порыв ветра и приносит с собой невесть откуда взявшийся кусок ткани, словно сорванный с ночного небосвода. Ткань накрывает плечи Вильмы и окутывает тело подобно плащу, сшитому в точности по ее размеру. Вильма ощупывает обновку, бережно разглаживает складки, и лицо ее при этом тоже словно бы разглаживается, добрея. В ее руке появляется костяной гребень, она проводит им по кошачьим спинам, и кошки начинают довольно мурлыкать. Время от времени Вильма снимает с зубьев гребня застрявшие клочья белой шерсти и складывает куда-то себе за пазуху.
Внезапно одна из кошек поворачивает морду в сторону дома, ощеривается и издает угрожающее шипение, словно почуяла Рин, стоящую за окном. Вслед за ней начинает шипеть и вторая кошка. Богиня Фрейя удивленно поднимает одну бровь.
— Что это с вами, мои милые?
Испугавшись, что ее вот-вот обнаружат, Рин стремглав бросается в кровать и накрывается одеялом с головой. Сердце норовит выскочить из груди, а кровь стучит в висках так, что заглушает все внешние звуки, и Рин не слышит больше ни голосов женщин, ни шипения кошек, только чувствует, что стремительно проваливается в забытье — не то в сон, не то в обморок.
Проснувшись на рассвете, Рин обнаруживает, что Фрои в комнате нет. Разложенное на ночь кресло собрано. Окно закрыто, задвижки на рамах опущены вниз. Но несмотря на это в дом проникают звуки с улицы: людской гомон, смех, музыка — на этот раз без басов, точно не рок. И еще слышится стук молотка. Неужели кому-то взбрело в голову заколачивать гвозди спозаранку? И почему так близко от дома? Что происходит?
И тут Рин, окончательно очнувшись от сна, вспоминает: сегодня же Мидсоммар! Любопытствуя, она выглядывает в окно. На берегу народу — не протолкнуться! Похоже, все жители собрались здесь и дружно готовятся к торжеству: сколачивают настил из досок, собирают шатры, расставляют столы и лавки. При этом все они болтают друг с другом, то и дело взрываясь от хохота.
В массе людей мелькают знакомые лица. Вот Эбба в своей нестираной кофте, подает молоток рыжебородому Хуго, а чуть поодаль сухопарый и подтянутый, но очень пожилой мужчина, разворачивает на земле брезентовый тент, — это Хенрик, коллекционер «саабов». Рин хорошо его запомнила, хотя и видела всего один раз. Он еще предлагал им с Фроей зайти выпить чаю с пончиками, хотя по его лицу было видно, что произносить это приглашение ему нелегко. Кстати, женщина, которая нависает над ним и, судя по взгляду, контролирует каждое его действие, вероятно, и есть его супруга Анна, которая любит печь пончики. Рядом с Хенриком возится совсем уж древний старик, похожий на того, что прикрывался газетой, не желая здороваться, когда Рин с Фроей шли мимо его дома. Цветочница Ингрид тоже пришла. Рин ее вообще не видела, не считая силуэта в окне, но по огромной охапке цветов в руках догадалась, что это она. Наверное, Ингрид принесла цветы, чтобы украсить праздник букетами, но пока столы еще не собраны, она так и ходит с этой охапкой, поторапливая мужчин, прикручивающих ножки к столешницам.