опадает в поле зрения. Рин видит, как Фроя, пишет что-то на льняной салфетке, вооружившись деревянной зубочисткой вместо карандаша. Чернилами ей служит кетчуп. Заинтригованная, Рин переключает все внимание на действия Фрои, тем более что Юхан увлеченно болтает с сидящим рядом Хенриком и совсем не смотрит в ее сторону. На таком расстоянии нечего и пытаться прочитать написанное на салфетке, к тому же Фроя старательно прикрывает салфетку рукой и время от времени окидывает быстрым вороватым взглядом сидящих поблизости людей, словно замышляет какую-то каверзу и следит, чтобы никто этого не заметил. Зато она совсем не смотрит на Рин и, похоже, напрочь позабыла о ее присутствии на этом празднике. Это и к лучшему, можно спокойно наблюдать за тем, что будет дальше.
Закончив писать, Фроя берет салфетку двумя руками и начинает обмахиваться, будто ей стало жарко, но Рин догадывается, что это нужно для того, чтобы подсушить кетчуп. Затем руки Фрои вместе с салфеткой, сложенной вчетверо, исчезают под столом. Нарочно уронив вилку, Рин ныряет вниз и видит, что на коленях Фрои лежит небольшая дамская сумочка. Судя по всему, салфетка успела перекочевать туда.
Когда Рин выныривает из-под стола, сидящая напротив нее женщина протягивает ей коробку со столовыми приборами, предлагая взять чистую вилку. Благодарно кивая, Рин берет прибор, переводит взгляд на Фрою и вздрагивает, обнаружив, что та пристально смотрит на нее. Подобно угодившей в сироп мухе Рин резко дергается и чувствует, как ее сознание все глубже увязает в гипнотическом плену Фрои. К счастью, Фроя сама отворачивается, одарив Рин милой улыбкой, но подозрительно прищуривается при этом. На ее тарелке лежит чистая салфетка. Она склоняет над ней голову, макает кончик зубочистки в соусницу с кетчупом и выводит на молочно-белом квадратике ткани кривую кроваво-красную линию.
26. Камень — не воробей
Компания Элиаса, расположившаяся на крошечном необитаемом островке вблизи Тролльхола, внезапно напоминает о себе, громко врубив музыку с раздражающими ударами басов. На этот раз басы грохочут еще мощнее, чем вчера, заглушая голоса собравшихся за столом. Люди хмурятся, начинают недовольно озираться, кто-то неодобрительно качает головой, кто-то бормочет под нос ругательства. Рин чувствует, как воздух вокруг словно тяжелеет от всеобщей нервозности, нарастающей с каждой минутой.
— Эти чужаки совсем обнаглели! — в гомоне, состоящем из шведской речи, неожиданно мелькает фраза, произнесенная по-английски.
— Точно! Так и напрашиваются на приличный пендель! — поддерживают его на том же языке.
— Могли бы хоть в праздник вести себя по-человечески!
— Да нет в них ничего человеческого. Вы их рожи видели?
— Им лишь бы напиться да покривляться.
— И чего их сюда тянет? Будто мест других нет.
— Это все Элиас! Я уже говорил ему, чтобы он не возил к нам своих друзей, но плевать он хотел на наши просьбы.
Рин, наконец, догадывается, почему шведы неожиданно перешли на английский, — скорее всего, из-за Эббы, потому что знали о том, что в таком случае она не поймет ни слова, и не хотели, чтобы она слышала, как они отзываются о ее сыне.
Но, когда произносят «Элиас», Эбба вскидывает голову, вытягивает шею и, приставив ладонь ребром к уху, коротко и резко выкрикивает:
— Э-э?!
Сидящая рядом женщина кладет руку ей на плечо и, похлопывая по нему, бормочет что-то успокаивающее. Эбба кивает и возвращается в свое обычное положение — ссутуливается и по-черепашьи втягивает голову в плечи.
Тем временем градус дискуссии продолжает накаляться:
— Не пора ли нам принять меры? — решительно выкрикивает цветочница Ингрид, злобно выпучивая большие и круглые, как у совы, глаза.
— Пора, еще как пора!
— Проучить этих щенков раз и навсегда!
— Да! Чтоб имели в другой раз уважение!
— К черту их уважение! Гнать отсюда чужаков! Гнать и не пускать больше!
— Правильно! Нечего им делать на нашей земле!
Ворчание катится вдоль стола и набирает силу. Рин кажется, что оскорбленные жители Тролльхола вот-вот отправятся воплощать только что озвученные планы.
Наконец, Хенрик встает и трижды хлопает ладонью по столу, так, что звенит посуда и подпрыгивают столовые приборы на тарелках. Присутствующие замолкают и поворачиваются к нему, ожидая какого-то заявления. У Хенрика такой воинственный вид, будто он собирается кинуть боевой клич, но он всего лишь объявляет, что наступило время танцев. Оказалось, что Хенрик и его супруга Анна — ведущие на этом празднике. Они выходят из-за стола и, включив музыку в размещенной рядом с танцполом стереосистеме, созывают гостей к «майскому дереву». Из огромных, размером с приличный холодильник, колонок вырывается фольклорная мелодия, и музыку «чужаков» больше не слышно. На лицах шведов вновь расцветают улыбки, глаза зажигаются в предвкушении предстоящего веселья. Места за столом быстро пустеют, а гости, хохоча и толкаясь, неспешно стягиваются к Хенрику, что-то выкрикивающему в микрофон.
С облегчением выдохнув, Рин мысленно благодарит Хенрика за верный ход, предотвративший назревающий конфликт. Она пытается пробиться к Юхану, который тоже идет к шесту вместе со всеми, но люди плотно окружают его, и к нему не подобраться. Вдруг Рин обращает внимание на то, что Фрои нигде не видно. Куда же она подевалась? Отправилась воплощать свои коварные замыслы? Что она писала на салфетках? Какие-то послания? Охваченная любопытством, Рин скользит взглядом по раскрасневшимся после застолья лицам и боковым зрением замечает движение далеко в стороне, у подножия скал. Ловко и легко перебирая длинными ногами, Фроя поднимается вверх по каменистому склону и вскоре ее фигура теряется в соснах, лишь мелькает среди тонких стволов край ее пышной синей юбки.
Рин в замешательстве озирается, ища Юхана. Он стоит в стороне от кружащегося хоровода, и вид у него растерянный. Наверное, исчезновение Фрои стало неожиданностью и для него. Сейчас отличный момент, чтобы поговорить с ним, но желание узнать, что задумала Фроя, все-таки перевешивает, и Рин быстрым шагом идет в ту сторону, где скрылась волшебным образом омолодившаяся домработница. Удалившись от места торжества на приличное расстояние, Рин припускает бегом и вскоре замечает ярко-синее пятно вдали, движущееся за частоколом сосновых стволов. Фроя идет по тропинке вглубь острова, дамская сумочка, висящая на ее плече, раскачивается в такт шагам. Рин выдерживает приличную дистанцию, но не выпускает ее из виду. Вскоре впереди появляется чей-то дом. По веренице глянцевых автомобилей, стоящих в ряд перед фасадом, Рин узнаёт дом Хенрка и Анны. Фроя сходит с тропы и направляется через лужайку прямиком к дому, хотя ей прекрасно известно, что хозяев там нет. Приблизившись к «саабам», она вынимает из сумочки какой-то предмет, совсем не похожий на салфетку — скорее, на стамеску: длинный и острый, с виду металлический, с рукояткой из оранжевого пластика. Пока Рин гадает, для какой цели эта штуковина понадобилась Фрое, раздается жуткий скрежет металла о металл. Кусты, служащие Рин укрытием, мешают обзору, а высовываться наружу она опасается, но ей и без того уже ясно, что происходит: Фроя портит «саабы» Хенрика! Она что, сумасшедшая?! Хочет, чтобы престарелого коллекционера хватил удар?! Она же сама говорила, что он обожает этих «красоток» больше, чем жену. Интересно, чем же так провинился перед ней бедняга Хенрик?
Спустя пару минут царапающие звуки прекращаются, и следом хлопает дверца автомобиля, за ней еще одна, и еще… Видимо, Фроя решила пройтись стамеской и в салонах машин. Какой-то безудержный вандализм! Фроя усердствует так, будто Хенрик по меньшей мере убил кого-то из ее близких!
Однако вредительница не ограничивается «саабами» Хенрика и продолжает свои изуверские деяния во дворе соседнего дома, принадлежащего цветочнице Ингрид. Прячась за кустами, Рин перемещается параллельно с Фроей и видит, как она топчет цветочные клумбы и с корнем выдирает уцелевшие стебли. Расправившись с цветником, преступница идет дальше, от дома к дому, и совершает новые преступления: разбивает садовые фигуры и фонари, ломает кресло-качалку ударом о стену, крушит ажурную беседку обнаруженной в саду лопатой, той же лопатой выворачивает из лужайки комья дерна, заодно перерубая садовые шланги, расшвыривает дерн по крыльцу и террасе, и делает еще много всего отвратительного. Так продолжается довольно долго, час или около того. От наблюдения за этой вакханалией у Рин безостановочно бегают мурашки по всему телу. Она начинает подозревать, что во Фрою вселился демон, а может, и сам дьявол, ведь местью за обиду подобное поведение трудно объяснить! Не могли же все жители острова разом насолить Фрое до такой степени, что она совершенно озверела!
И еще потрясает то, с каким хладнокровием Фроя проделывает свои разрушительные действия, будто уверена в том, что не будет застигнута врасплох. Наверное, нарочно выбрала день празднования Мидсоммар, зная, что все жители соберутся на берегу, вдали от своих домов. И как долго она собирается пакостничать? Как еще не выдохлась за столько времени?
Выдохлась Фроя лишь после того, как обошла с десяток домов и всюду оставила безобразные отметины. Рин едва успевает отпрянуть в сторону, завидев, что Фроя возвращается к дороге и направляется к лесу, двигаясь прямо на нее. Продираясь сквозь заросли, разрушительница проходит рядом с Рин, не заметив ту лишь чудом. На лице Фрои застыло странное выражение, смесь фанатизма и отчаяния. Она идет, высоко вскинув голову, при этом глаза ее подозрительно блестят, словно их заволокла пелена слез, готовых вот-вот выплеснуться. Похоже, Рин можно не опасаться быть обнаруженной, несмотря на ее яркий наряд: алое платье и белая шляпка — это, мягко говоря, не самая подходящая одежда для слежки. Шляпку давно пришлось снять, Рин сунула ее под мышку, потому что та все время слетала, цепляясь за ветки.
Фроя прет напролом, не глядя по сторонам. Чтобы поспевать за ней, Рин пренебрегает конспирацией и выбирается из зарослей кустарника на открытое место, а затем перебежками лавирует между сосен. Вначале Рин кажется, что Фроя держит курс к себе домой. Насколько Рин помнит с момента их с Фроей совместной прогулки по острову, владения домработницы находятся как раз в той стороне. Действительно, вскоре лес расступается, и взгляду открываются хозяйственные постройки, а затем и