— Как жаль, как жаль, что я не достучалась до тебя раньше! — говорит она, когда Рин замолкает. — После того, как мне удалось забраться в твой телефон, и мы немного пообщались, ты куда-то исчезла, и я, как ни пыталась, так и не смогла пробиться к тебе.
— Наверное, все потому, что я перестала принимать эликсир, которым Фроя хотела отравить меня. — Рин неуверенно пожимает плечами. — Думаю, тебе удалось установить со мной связь, потому что я стояла одной ногой в могиле. Вот, как сейчас, например. Я ведь еще живая, раз этот мост зазвенел, как ты говоришь, но мы с тобой видим и слышим друг друга, и это может означать, что жить мне осталось недолго.
Лилли морщит лоб в раздумье:
— Да, наверное, ты права. Но что, если тебе попробовать очнуться? И тогда ты вернешься в свое тело, в реальный мир.
— Если бы это от меня зависело! — У Рин вырывается горестная усмешка. — Вряд ли я оказалась бы здесь, если б с моим телом было все в порядке.
— Ты должна попробовать! — Лилли кладет руки на плечи Рин. — Какая ты теплая… — В ее голосе звучат завистливые нотки. — Мне бы тоже хотелось отсюда сбежать. Хоть разочек еще увидеть Ларса. И Юхана. И Элиаса тоже, милого моего братишку. И мамочку… бедная мамочка… — Губы Лилли дрожат, а нос сморщивается, но глаза остаются сухими, в них нет слез, только боль.
— Элиас сейчас как раз на острове, приехал на Мидсоммар с друзьями. — Рин замолкает в нерешительности, раздумывая, рассказать Лилли о коварстве Фрои или умолчать, и ее собеседница тотчас замечает это.
— Что ты недоговариваешь?
Рин выкладывает ей всю правду: и о сговоре Фрои с богиней, и о мертвом отце Фрои, лежащем в ее доме до сих пор, и о стычке Элиаса с жителями Тролльхола, которую подстроила Фроя, чтобы заплатить богине за полученный дар «павшими воинами».
— Мы должны ее остановить! Нужно призвать Имира! — Лилли встряхивает Рин за плечи, и обе они соскальзывают с ветвей железного дерева на стылую землю.
Поблизости раздается рычание, а воздух мгновенно наполняется зловонием.
— Это Гарм, страж Железного леса! Он растерзает нас! — Зажмурившись в ужасе, Лилли обнимает Рин, пытаясь прикрыть ее собой.
Огромное и страшное нечто выныривает из тумана и летит на них, хрипя от ярости. А в следующий миг все исчезает — жуткое нечто, Лилли, Железный лес. Туман расступается в стороны, открывая взгляду пустынное горное ущелье, и Рин понимает, что пришла в себя.
32. Имир
Она лежит на окоченевшем трупе Яттэ, смотрит на звезды, отражающиеся в мертвых глазах лося, и прислушивается к ощущениям своего тела. Нижняя половина лица перетянута кухонным полотенцем, руки и ноги связаны бельевой веревкой. Выходит, ей почудилось, что она вставала и ходила по дну ущелья, как почудилось и все то, что случилось потом: сплав по бурной реке, появление дворцов Нибльхейма, звенящий золотой мост, беседа с Лилли…
Почудилась ли ей Лилли?
Рин пытается повернуть голову, и хоть с трудом, но это ей удается. Полотенце сползает с лица на подбородок. Видимо, от переохлаждения все мышцы, включая лицевые, сжались, и натяжение ткани немного ослабело. Шевельнув руками, Рин замечает, что веревки тоже обхватывают запястья не так туго, как раньше. Она подносит руки к лицу и, развязав узлы зубами, освобождается от пут. Размяв затекшие пальцы, она избавляется от веревок на ногах и садится, подтянув колени к груди. Тело постепенно обретает чувствительность, и Рин начинает трясти от холода, зато у нее не остается сомнений в том, что она жива и все-таки вернулась с того света. Вряд ли Нибльхейм и встреча с Лилли просто пригрезились ей во сне, скорее всего, Рин побывала в скандинавском подобии ада, но каким-то чудом ей удалось выбраться оттуда и очнуться в своем теле. Смогла ли выбраться Лилли? Рин произносит ее имя вслух, вначале неуверенно и тихо, затем повторяет громче:
— Лилли! Лилли!
По склону ущелья скатывается мелкий камешек и подлетает к ногам Рин. Может быть, это ничего и не значит, но у нее ёкает сердце.
— Лилли?.. Ты здесь?..
Еще один камешек падает сверху и, отскочив, ударяется о ее бедро. Это очень похоже на то, что Лилли подает ей знак, и, чтобы убедиться в этом, Рин обращается к незримому призраку:
— Лилли, если это ты, брось камень еще раз.
Со скалы срывается крупный каменный валун и с грохотом обрушивается на дно ущелья в десятке метров от Рин, заставляя ее вздрогнуть.
— Поняла, поняла, — кивает она с улыбкой. — Рада, что мы обе оставили Гарма с носом. Но ума не приложу, что же делать дальше.
Стук упавшего камешка, прозвучавший неподалеку, привлекает внимание Рин. Ее губы складываются в грустную усмешку:
— Хорошо, что ты рядом, Лилли. Спасибо, что не бросаешь меня.
Очередной камешек скачет по земле, за ним еще один и еще. Рин непонимающе смотрит в ту сторону, где слышится стук, и вдруг ее осеняет догадка, что таким образом Лилли пытается указать ей, куда идти. С трудом поднявшись на ноги, Рин оборачивается к Яттэ, прощальным взглядом окидывает распростертое на камнях тело животного, посеребренное лунным светом, и идет на звук падающих камней.
Каждый шаг отзывается ноющей болью в животе, — похоже, что-то там серьезно пострадало при падении. Длинный подол платья затрудняет ходьбу, и без того дающуюся нелегко, но камешки продолжают постукивать по дну ущелья, и Рин идет вперед, надеясь, что Лилли выведет ее отсюда. Однако вскоре девушка-призрак прекращает подавать знаки, и Рин останавливается, озираясь в недоумении. На первый взгляд среди скал не видно никакого намека на сквозной проход или пологий склон, по которому можно было бы выбраться наверх, но вдруг Рин замечает небольшое углубление, похожее на вход в пещеру. «Троллья нора», — мелькает у нее в голове, а перед мысленным взором всплывает картина, увиденная в день приезда, в первый момент после высадки на берег: дом Юхана на фоне скал, испещренных круглыми отверстиями, похожими на гигантские червоточины, так напугавшими ее своим видом. Неужели Лилли намекает на то, что ей нужно забраться туда? Едва эта мысль формируется в голове Рин, как из «норы», словно в подтверждение, выкатывается крупный камень. Она едва успевает отскочить, чтобы тяжелый валун не отдавил ей ноги, и в этот момент слышит отчетливый внутренний голос:
— Поторопись.
В горле возникает колючий ком. Рин зачерпывает ладонью воду из ручья, делает глоток в надежде прочистить горло, но оно сжимается от холода, вызывая кашель, да такой, что выступают слезы. Они продолжают течь и после того, как кашель утихает. Рин не в силах заставить себя лезть в «нору». В памяти еще свежо жуткое ощущение от прикосновения пальцев гримтурсена к ее лодыжке, несмотря на то, что это произошло не наяву.
— Поторопись! — повторяет внутренний голос, неизвестно чей, — не то это Лилли удалось забраться в ее голову, не то так проявляется ее второе «я», вознамерившееся спорить с голосом разума, удерживающим Рин на месте.
— Лучше я посижу здесь, подожду, когда меня найдут, — просящим тоном говорит она, обращаясь к пустому месту, где, как ей кажется, может находиться Лилли. Яркой вспышкой в мозгу вспоминается фраза Лилли, сказанная за миг до падения с железного дерева:
— Мы должны остановить ее! Нужно призвать Имира!
— Какого Имира? — спрашивает Рин вслух, но вместо ответа или хоть какой-нибудь подсказки вновь слышит внутри себя неумолимое: «Поторопись!».
Пожалуй, выбора у нее нет. Рин делает над собой неимоверное усилие и, подобрав повыше подол платья, карабкается по горному склону по направлению к «норе», темнеющей на нем рваной дырой.
— Нечего бояться, — бормочет она себе под нос. — Гримтурсены меня не почуют, ведь Фроя думает, что я мертва, и ненавидеть меня больше некому.
Однако едва проникнув внутрь «норы», Рин начинает задыхаться от приступа клаустрофобии, хотя никогда не подозревала, что страдает таким психическим расстройством. Вместе с тем ее прошибает холодный пот при виде кромешной темноты впереди, а сердце заходится в бешеном ритме. Кажется, что она сгинет в подземелье навеки, как Лилли и Ларс, и никто никогда не найдет ее, да и, скорее всего, даже искать не будет, ведь Юхан околдован Фроей, а больше никому здесь не нужна никчемная чужестранка. Все они смотрели на нее, как на комок грязи, прилипший к дорогим туфлям. Да и дома, в России… Разве что Кира о ней потоскует какое-то время, но как только подруга выйдет замуж за своего именитого художника и обзаведется детьми, так и грустить ей станет некогда. Никто больше не вспомнит о Рин, безвестной малевальщице, и однажды Кира вывезет ее картины на свалку, чтобы зря место не занимали.
Охваченная гнетущими чувствами, Рин медленно продвигается вперед, вытянув руки перед собой. С каждым шагом, отдаляющим ее от входа, мысли становятся все мрачнее. В «норе», уходящей вглубь горы, довольно просторно, — Рин разводит руки в стороны и при этом не касается стен. «Ну, еще бы, гримтурсены ведь намного крупнее человека», — обреченно думает она. Мысль о том, что ледяные великаны могли ходить этим путем, кажется ей одновременно правдоподобной и невероятной. Очень странное ощущение. Как бы не сойти с ума от всех этих переживаний.
Откуда-то веет полярной стужей. Рин замирает и съеживается, прислушиваясь и всматриваясь во мрак, но, конечно же, не слышно и не видно абсолютно ничего.
— Лилли… — Она едва шепчет, опасаясь привлечь монстров, и возможно поэтому незримая спутница никак не реагирует на зов. Остается надеяться на то, что она где-то рядом, ведь находиться в таком месте в одиночестве совсем уж невыносимо.
Каменный коридор, по которому движется Рин, неожиданно поворачивает вправо, но в темноте она не сразу это понимает: вначале ее руки упираются в стену, и внутри все обмирает от мысли, что это тупик. Она ощупывает стену и, уже почти отчаявшись продолжить дальнейший путь, обнаруживает боковой проем. А там ее поджидает обнадеживающий сюрприз: тьму вдалеке прорезают несколько узких лучей света. Они очень тусклые и серые, поэтому Рин не сразу их замечает, а заметив, впадает в ступор, заподозрив, что так могут светиться глаза гримтурсенов, притаившихся там. Справи